Тупапау, или Сказка о злой жене
Оба почему-то посмотрели на горловину бухты. Там ходили белые, как закипающее молоко, буруны.
- Эх, не послушал я Федора, дурак, - с сожалением молвил Лева. - Он же предлагал: идем на яхте... Нет, надо было мне влезть в твою жестянку! Был бы уже в городе... протокол бы составляли...
- Как дам сейчас в торец! - озлился Толик. - Без протокола.
- Ребята...
...И так неожиданно, так умиротворенно прозвучало это "ребята", что они с сумасшедшей надеждой повернулись к Валентину. Все-таки физик... теоретик...
Теоретик стоял возле сверкающей медной спирали и с живым интересом оглядывал пейзаж.
- Ребята, я все-таки с вашего позволения возьму одну "опалину"?..
И, получив в ответ обалделый кивок, направился к берегу, мурлыча что-то из классики.
- Что это с ним? - тихо спросил Лева.
Толик неопределенно повел плечом.
Валентин уже возвращался, с наслаждением попыхивая сигаретой.
- Ребята, а знаете, здесь неплохо, - сообщил он. - Вообще не понимаю, чем вы недовольны... Могли попасть в жерло вулкана, в открытый космос куда угодно! А здесь, смотрите, солнце, море, пальмы...
Видно, никотин с отвычки крепко ударил ему в голову.
- Я, конечно, постараюсь разобраться в том, что произошло, - небрежно заверил он, - но вернуться мы, сами понимаете, уже не сможем. Ну и давайте исходить из того, что есть...
- Т-ты... ты оглянись вокруг! - Лева вновь обнаружил тенденцию к заиканию.
- Да отстань ты от него, - хмуро сказал Толик. - От Натальи человек избавился - неужели не понимаешь?
4
Завтрак протекал в сложном молчании - каждый молчал по-своему. Валентин улыбался каким-то приятным мыслям и вообще вел себя раскованно. Лева с остановившимся взглядом уничтожал кильку в томате. Толик что-то прикидывал и обмозговывал. Грохотали отдаленные буруны, и кричали чайки.
- Слушайте! - побледнев, сказал Лева. - Кажется, мотор стучит.
Они перестали жевать.
- Ага... Жди! - проворчал наконец Толик.
Лева расстроенно отшвырнул пустую консервную банку.
- И чайки какие-то ненормальные... - пожаловался он ни с того ни с сего. - Почему у них хвосты раздвоены? Не ласточки, не чайки - так... черт знает что... В гробу я видел такую робинзонаду!
- А ну принеси обратно банку! - взвился вдруг Толик. - Я тебе побросаю! И целлофан тоже не выбрасывать. Вообще ничего не выбрасывать. Все пригодится...
Лева смотрел на него вытаращенными глазами.
- Мотор! - ахнул он. - Ей-богу, мотор!
Толик и Лева оглянулись на бухту и вскочили. "Пенелопа" уже миновала буруны и, тарахтя, шла к берегу. В горловине ей досталось крепко - в белоснежном борту повыше ватерлинии зияла пробоина, уничтожившая последнюю букву надписи, отчего название судна перешло в мужской род: "Пенелоп..."
Лева забежал по колено в воду. Он размахивал майкой, прыгал и ликующе орал: "Сюда! Сюда!" А на носу яхты скакала Галка и пронзительно визжала: "Мы здесь! Мы здесь!", хотя их уже разделяло не более десятка метров.
Глубокий киль не позволил яхте причалить прямо к берегу, и ее пришвартовали к корме дюральки.
И вот на горячий песок доисторического пляжа ступила точеная нога цивилизованной женщины. Первым делом Наталья направилась к мужу. Заплаканные глаза ее стремительно просыхали, и в них уже проскакивали знакомые сухие молнии. Что до Валентина, то он окостенел в той самой позе, в какой его застало появление "Пенелопа". Пальцы его правой руки были сложены так, словно еще держали сигарету, которую у него вовремя сообразил выхватить Толик.
- Как это на тебя похоже! - с невыносимым презрением выговорила Наталья.
Валентин съежился. Он даже не спросил, что именно на него похоже. Собственно, это было несущественно.
Второй переправили Галку. Вела она себя так, словно перекупалась до озноба: дрожа, села на песок и обхватила колени. Глаза у нее были очень круглые.
И наконец на берег сбежал сам Федор Сидоров. Задрав бороденку, он ошалело оглядел окрестности, после чего во всеуслышание объявил:
- Мужики! Это Гоген!
- О-о-о (у-у-у), Гоген!.. - встрепенулась было Наталья - и осеклась.
- Нет, но какие вы молодцы, - приговаривал Лева со слезами на глазах. - Какие вы молодцы, что приплыли! Вот молодцы!
Как будто у них был выбор!
- А эт-то еще что такое? - послышался ясный, изумленно-угрожающий голос Натальи. Ее изящно вырезанные ноздри трепетали. Валентин перестал дышать, но было поздно.
- Наркоман! - на неожиданных низах произнесла она.
Лицо Толика приняло странное выражение. Казалось, он сейчас не выдержит и скажет: "Да дай ты ей в лоб наконец! Ну нельзя же до такой степени бабу распускать!"
Ничего не сказал, вздохнул и, вытащив из дюральки охотничий топорик, направился к зарослям.
Впрочем, Наталью в чем-то можно было понять. В конце концов ведь и сам Толик в первые минуты пребывания на острове с ненужным усердием хлопотал вокруг дюральки, боясь поднять глаза на окружающую действительность. Видно, такова уж защитная реакция человека на невероятное: сосредоточиться на чем-то привычном и хотя бы временно не замечать остального.
Поэтому выволочка была долгой и обстоятельной, с надрывом и со слезой. Валентину влетело за курение в трагический момент, за друга-слесаря, за нечуткость и черствость и наконец за то, что с Натальей не стряслось бы такого несчастья, выйди она замуж за другого.
Наталью тупо слушали и, не решаясь отойти от лодок, с завистью следили за мелькающим вдалеке Федором Сидоровым. Как очумелый, он бегал по берегу, прищуривался, отшатывался и закрывал ладонью отдельные фрагменты пейзажа. Потом и вовсе исчез.
Наталья вот-вот должна была остановиться, пластинка явно доскрипывала последние обороты, но тут, как нарочно, начала оживать Галка.
- Ну что? - высоким дрожащим голосом спросила она. - С кем в бадминтон?
После этих слов с Натальей приключилась истерика, и вдвоем с Левой они наговорили Галке такого, что хватило бы на трех Галок. Но провокаторше только этого было и надо: поогрызавшись с минуту, она перестала дрожать и ожила окончательно.
- Один, понимаешь, на Гогене шизанулся, - шипел и злобствовал Лева, этой - бадминтон!.. А вот, полюбуйтесь, еще один сидит! Ему здесь, видите ли, неплохо! А? Неплохо ему!..