Пианистка (СИ)
Ножки девочки окрепли, и она отправилась вместе с новой подругой в страну фей. А по улице шел Бетховен, — улыбаюсь, глядя на удивленного композитора. Он отпивает из стоящего на столике стакана глоток морса.
— Прошу, продолжайте. Мне… интересно!
— Он шел и думал: «какая же ужасная жара! Нужно дождаться вечера. Тогда я отправлюсь в гости к этой мадам… как ее? Ах, не важно! Там в саду, в беседке есть прекрасный рояль. Ноги у него как у льва, голос как у тысячи ангелов! О, вот тогда я и сыграю эту мелодию, которая вертится у меня в голове!».
Вечером, когда все собрались в гостях у той самой мадам, Бетховен сел за долгожданный рояль, и заиграл. Мелодия была великолепна, все слушатели были очарованы. А на ветках дерева, что росло в саду, сидели две феи. Одну из них звали Элиза. Она уже достигла того возраста, когда феи, больше не стареют. Рядом с нею сидела ее подруга. Ее звали Шарлота. Та самая, рыжеволосая фея хохотушка!
— Как забавно, — протянул Людвиг, глядя на меня. А я задумалась, вспоминая продолжение. — Что же было дальше? Они познакомились?
Качаю головой. — Слушайте, месье Бетховен.
Шарлота сказала подруге, что сможет покорить композитора. Элиза лишь грустно улыбнулась, отвечая ей: «у тебя ничего не выйдет, подруга. Он другой. Не такой, как все».
Фея решила рискнуть. Превратившись в прелестную барышню, она приблизилась к роялю. Кокетливо постучав по нему веером, она спросила Бетховена: «ну, а для меня Вы что-нибудь сыграете, господин Бетховен?».
Очарованный прекрасной незнакомкой, композитор и, правда, начал играть. О, какая-то была мелодия! На этом моменте мама всегда начинала наигрывать на фортепьяно ту самую мелодию, — грустно улыбаюсь.
— А Вы похожи на нее, Розмари, — хмыкнул Бетховен, глядя на меня. — Продолжайте! Это же не конец?
— Нет-нет, что Вы! А, да! Закончив, композитор отдышался и взглянул на фею в человеческом обличии.
«Ну, как-то так», — сказал он, виновато улыбаясь.
Гордая фея повернулась к дереву, глядя на притаившуюся в ветвях подругу. «Вот видишь, он такой же, как остальные. Он все забудет, ради меня».
«Так нельзя, Шарлота! Это же талант! Нельзя с этим играть!», — возмущалась в ответ Элиза.
«Да брось ты!», — смеялась Шарлота. Но вдруг, Бетховен словно очнулся. Вновь виновато взглянув на девушку, он продолжил.
«Знаете, я играл, конечно, для Вас. Но у меня перед глазами все время была другая девушка. Она была похожа… на фею. У нее были такие светлые волосы и…», — и Бетховен в точности описал внешность Элизы. К концу его монолога рыжеволосой незнакомки рядом уже не было.
Злая Шарлота сидела на ветви дерева, около подруги.
«Это неслыханная дерзость!», — кричала она. «Играть для одной, и думать при этом о совершенно другой!».
Она взглянула на подругу. Та лишь улыбалась. Вы знаете, как улыбаются феи? И никто не знает. «Ты смеешься?!», — вспылила тогда раздосадованная Шарлота.
«Так получи же! Отныне, твой жалкий музыкантишка не услышит ничего! Он не услышит более ни пения птиц, ни шелеста травы, ни звона ручья! Это говорю я, Шарлота деМирано! Да будет так!», — и она взмахнула своей волшебной палочкой.
Слово феи закон. И его ни в силах отменить, ни другая фея, ни даже та, которая это слово произнесла. Шарлота тотчас же была сослана на пустынную планету. У фей строги законы, и строги наказания для тех, кто осмелился эти законы нарушить.
Среди гостей раздался крик. Это кричал Бетховен, пораженный внезапной глухотой…
— Это поистине волшебная сказка, но, как же Бетховен… — было смешно слушать, как композитор говорил о себе в третьем лице — … познакомился с Элизой?
— Об этом рассказывается далее. Но я, к сожалению, не помню всей истории, — горько вздыхаю. Даже самой захотелось вновь прочитать ее. — Помню лишь то, что она, оставаясь невидимой, помогла ему вновь начать писать музыку. А затем, он полюбил ее.
— Чем же заканчивается эта сказка? — не унимался Бетховен, придвинувшись ко мне.
Сглотнув, я смогла воскресить в памяти обрывки сказки. Обычно, к ее концу, я уже засыпала и не могла полностью запомнить происходящее.
— «Покажись мне, Элиза», — попросил Бетховен, стоя под высоким деревом в парке. Они стояли рядом, и смотрели на звезды.
«Нельзя», — грустно отозвалась фея.
«Но ведь та рыжеволосая девушка могла! Она же тоже фея?», — не
унимался великий композитор.
«Она строго наказана. Ее отправили на другую планету», — вздохнула Элиза.
«А что это за планета, куда отправляют провинившихся фей? Это Луна?», — интересовался Бетховен. «Зачем жить, если я не могу увидеть тебя, Элиза?!»
Девушке стало больно. Она была готова расплакаться. Будь что будет, подумывала она.
«Смотри же, вот она я», — улыбнулась фея, появляясь перед композитором.
И они обнялись, ожидая такой жестокой и такой неизбежной участи. И они стояли, а в воздухе витала их мелодия.
А на дереве над ними сидела черноволосая фея.
«Здесь вершится любовь», — сказала она, улыбаясь. — «Оставим их».
Обернувшись, я взглянула на великого композитора. На его щеке блестела дорожка от слезы.
— Волшебная сказка. Могу я дополнить ее?
— Конечно-конечно! — я вскакиваю, и поднимаю голову вверх, чтобы навернувшиеся на глаза слезы предательски не выдали мою грусть.
— Я писал эту мелодию с болью в сердце. Чувствуя каждую ноту, осознавая то, что нам никогда не суждено быть вместе, — вздохнул Бетховен. — Сыграйте ее для меня, прошу. Я не могу прикоснуться к клавишам.
Повинуясь желанию композитора, ставлю ноты на пюпитр. Набрав в грудь побольше воздуха, начинаю играть. Точно следуя нотам, идеально. Искоса глядя на композитора, замечаю горечь в его взгляде. Ему не нравится.
Вспоминаю сказку. Пытаюсь представить, что он чувствовал. Элиза…
Элиза. Элиза, почему? Почему она не была с ним? Почему столь гениальная личность должна была страдать?!
На глаза наворачиваются слезы. Забывая перелистнуть нотный лист, я продолжаю играть. Но как?! Я ведь даже и не касаюсь толком клавиш, просто пальцы сами по себе бегают по ним. Вновь гляжу на композитора. Он… плачет. Плачет?!
— Ты смогла прочувствовать эту мелодию, пустить ее в свое сердце и свою душу, — улыбается он, стоит мне закончить. Поднимаясь с места, он приближается ко мне и целует мою руку. — Спасибо, Розмари. Теперь, моя душа спокойна. Теперь я смогу встретить ее. Мою Элизу…
— Так идите же! Чего Вы стоите?! — впервые за сон, прикрикиваю на композитора. Тот несколько секунд удивленно смотрит на меня, а затем, улыбаясь — исчезает.
И все вокруг исчезает, словно кто-то растворителем брызнул на полотно…
========== 3.05 ==========
Проснуться в гостиной было, конечно, неожиданно и удивительно. Но при этом обнаружить свою голову на коленях Зелмана, который тоже преспокойно спал сидя на диване — стало верхом неожиданностей за прошедшую неделю. Розмари мгновенно постаралась встать, да так, чтобы не потревожить аристократа. Однако она запуталась в пледе, которым ее кто-то заботливо укрыл ночью. Видимо, вернувшийся Рей обнаружил их уже спящими, и решил не будить.
Чертыхнувшись, Розмари таки свалилась с дивана, подняв такой грохот, что мирно дремавший аристократ мгновенно проснулся. Окинув придирчивым взглядом раскинувшуюся «звездочкой» на полу Розу, он рассмеялся, чем привлек внимание девушки.
— Больше с тобой в одной комнате не ночую, — сквозь смех выдавил он из себя. — То ты под бок ко мне приходишь, то будишь с криком. Мне срочно нужен новый барабан для перепонок, я оглох.
— Сам виноват, — буркнула девушка, выпутываясь из пледа.
— Нормально? — хохотнул Зелман. — Она сама улеглась, сама попросила почитать, сама заснула и я еще и виноват!
— Я девушка, мне можно, — хмыкнула Розмари, вставая и укладывая плед на диван. — Который час? — она кивнула на часы на руке аристократа.
Покосившись на них, Зелман констатировал: — Без трех минут четы.…Сколько?! Надеюсь, четыре ночи.