Псоглавцы

– Этот Шестаков часто здесь бывает?
– Иногда приезжает с корешами и блядями. А так тут его вертухай за порядком следит. Он и вызванивает баб, кому когда на работу надо.
– Но ведь деревне польза, – заметил Валерий. – Заработок.
– Польза, – нехотя кивнул Лёха. – Без Шестакова кончилась бы деревня. Осталось бы три двора, их бы отселили. Заповедник же, сука.
Валерий вздохнул:
– Да, вопрос с жильём везде самый острый…
– Эта хаза подойдёт? – Лёха указал направо за борт.
Автобус ехал мимо дома, одна половина которого была целая, а другая сгорела и вытянула, как чёрные пальцы, обугленные брёвна.
– Чего-нибудь получше бы, – ответил Гугер.
– Тогда сворачивай туда.
Гугер повернул в проулок.
– А есть у вас какие-нибудь легенды, предания? – спросил Кирилл.
– Сказки, что ли? – не оборачиваясь, скривился Лёха. – Нам тут, бля, не до сказок. Ничего тут нету. Мы не сказки сочиняем, а пашем тут на вас, москвичей херовых. Всю Россию, бля, обожрали.
Гугер молча ухмыльнулся. Кирилл подумал, как же тут Лёха пашет на Москву, в краденых-то сланцах? Рыбу травленную продаёт?
– Лизка! – вдруг заорал на улицу Лёха. – Ты куда это ходила?
Кирилл снова отклонился и увидел на обочине Лизу, которую они подвезли по дороге. Остаток пути до деревни Лиза прошла пешком. Пропуская автобус, она стояла в бурьяне в том же платочке и с рюкзаком за спиной. Автобус, который её напугал, в сочетании с Лёхой, похоже, напугал её ещё больше. На Лизе просто лица не было.
– А что, у вас в лесах собаки дикие бегают? – спросил Кирилл.
Лёха впервые обернулся назад и внимательно осмотрел Кирилла.
– У нас ваще собак нет, – веско произнёс он. – Нигде. Ни в лесу, ни в деревне. Дохнут, нахер.
– Почему? – холодно спросил Кирилл, не отводя взгляда.
– Я доктор, что ли, чтобы знать?
– А этот дом? – перебил Гугер.
Он притормозил возле длинного одноэтажного здания с большими одинаковыми окнами. Здание стояло посреди просторного заросшего двора. В чертополохе торчал ряд вкопанных автопокрышек, некогда окрашенных в синий цвет. Забор вокруг двора был вполне крепким. Из-за угла здания высовывался какой-то сарай с железной кровлей.
– Это школа, – пояснил Лёха. – Я в неё угланом ходил. Четыре года назад её закрыли.
– А если мы в ней поселимся?
Лёха подумал.
– Да так-то она ничья.
Гугер решительно завернул во двор и остановил автобус.
– Я посмотрю, – сказал он и выбрался из кабины.
– Вход назади там! – крикнул Гугеру Лёха.
Сначала Гугер заглянул в пыльное окно, потом ушёл за угол.
– Я тут сам недалеко живу, – сказал Лёха, оборачиваясь на Валерия и Кирилла. – Могу баню истопить, по сотне с рыла. Чё надо – дак спрашивайте. Годовалов я. Самогонка там, рыба, молоко, всё есть. Баб только нету. Но если чего не то начнёте, отмудохаю, пацаны.
– Проблем не будет, – вежливо сказал Валерий.
Возле автобуса появился Гугер.
– Жить можно, – сообщил он.
Валерий и Кирилл полезли из салона «мерса» на улицу. Потом из кабины выбрался Лёха и хлопнул дверцей.
– Хороший бэтээр у вас, пацаны, – похвалил он и пошлёпал автобус по капоту. – Давайте полтинник.
Валерий протянул Лёхе бумажку в пятьдесят рублей. Лёха сунул её в карман камуфляжных штанов и пошагал к воротам.
– Дегенерат, – вслед ему тихо сказал Гугер. – Аж курить хочется.
– Полный деграданс, – согласился Валерий. Гугер полез в кабину за сигаретами и с досадой присвистнул:
– Очки солнечные украл, сволочь.
– Догони, забери, – посоветовал Кирилл.
– «Труссарди», палёнка. За такое не стоит связываться.
 
3
 
Церковь стояла на вершине плоского бугра, наглухо заросшего бурьяном. Она была пятиглавой, но от малых глав сохранились лишь кубические тумбы на углах основного здания, а от большой главы на чёрном дырявом куполе торчал пустой барабан с узкими прозорами. Шатровая колокольня казалась обглоданной. Похоже, храм пытались как-то сохранить: окна и вход аккуратно заколотили досками. Вокруг храма, прижимаясь к стенам, разлапились огромные липы.
За излучиной Керженца дымился торфяной закат. Неестественный и воспалённый свет окрасил листву лип и лохмы бурьяна синевой, словно они были пришельцами с Венеры. Церковь, некогда белёная, а сейчас облупленная, выглядела багровой, как шмат мяса.
– Ближе-то не подъехать? – вертел головой Гугер.
– Уж сто метров можно пешком пройти, – укорил Валерий.
– Мне кабель тянуть, а не гулять.
Они выбрались из автобуса и через бурьян пошагали ко входу в храм, спотыкаясь о какие-то обломки, невидимые в зарослях.
В дощатом щите, что перекрывал портал, была прорезана дверь. Сейчас её запирал висячий замок в ржавых петлях.
– И где взять ключ? – обескураженно спросил Валерий.
– Щас принесу, – сердито буркнул Гугер и ушёл обратно.
– Лурия говорил, что здание не подлежит ремонту, – Валерий оглядывал колокольню, уходившую в ядовито-сиреневое небо, как баллистическая ракета. – Фундамент просел, стены треснули… Жаль.
– А чего жаль? – пожал плечами Кирилл.
– Ну, просто могли бы восстановить храм – и деревня бы ожила.
– Как?
Гугер вернулся с молотком и гвоздодёром. Он без колебаний подцепил одну из петель замка и со скрипом выдернул её.
– Взлом, – сказал Кирилл.
– Уже вертушка со спецназом летит, – проворчал Гугер.
Он распахнул дверь и перешагнул порог.
– Понимаешь, начались бы службы, люди бы вспомнили божьи заповеди, – назидательно продолжил Валерий, не двигаясь с места. – А там и себя просто в порядок бы привели, хозяйство бы наладили.
Кирилл оглянулся на перелесок с кладбищем, за которым скрывалась деревня Калитино. Ага. Колосятся золотые нивы, тучные стада пасутся на лугах, над которыми плывёт нежный колокольный перезвон. А вечерами в храм идут усталые жнецы и румяные босоногие селянки, что уже напоили бурёнушек медовыми росами.
– А ты бы в это время играл на рынке «Форекс» и смотрел 3D-блокбастеры, – сказал Кирилл Валерию. – Каждому по способностям.
Валерий молча пошёл за Гугером. Кирилл – за Валерием.
В церкви было темно, просторно и мусорно. На полу громоздились груды кирпичей, досок и арматуры. Потолка не было, вместо него где-то высоко сияла дырами ветхая кровля. От стены к стене над головами протянулись грубо врезанные швеллеры. Из щелей заколоченных окон бил красный закатный свет и прозрачными плоскостями резал объём помещения на ломти. В этих плоскостях, как в стёклах, заклубилась пыль, поднятая Гугером.
– Вот она, икона, – Гугер глядел на простенок между окнами.
Валерий и Кирилл подошли.
Псоглавец был изображён в полный рост. Он стоял на голубом фоне в синем одеянии и в чёрных сапогах, по голенищам которых были повязаны какие-то платки. Грудь и живот Псоглавца закрывал панцирь. В правой руке, слегка опущенной, Псоглавец держал хрупкий на вид крест с тремя перекладинами – маленькой, большой и косой. В левой руке, поднятой, у Псоглавца было тонкое и длинное копьё. С плеч Псоглавца складками свисал алый плащ, застёгнутый на горле.
Хотя главное, конечно, – голова. Тёмно-рыжая, шерстяная, с острыми звериными ушами. Впрочем, Кирилл не назвал бы эту голову собачьей. Тут была какая-то помесь муравьеда со щукой – наивная, нелепая и потому особенно правдоподобная. Думалось: художнику не сложно ведь нарисовать собаку, но если здесь – что-то другое, значит, автор не механически поставил пёсью башку на человеческие плечи, а срисовал это чудище с натуры. Выходит, оно существует в реальности. И золотой нимб казался каким-то воротником-жабо у средневекового барона оборотней.
– Оборотень, – убеждённо сказал Кирилл.
– Анубис, – снисходительно поправил Валерий.
– Гнолл, – хмыкнул Гугер.
Псоглавец опустил длинную, хищную, острую морду и со стены тихо смотрел на людей. Кириллу почудилось, что маленький глаз Псоглавца хранит в себе багровую искорку заката.