Попутчицы любви
— После уроков пойдем домой вместе, хорошо? — шептала Лиза. — Ты мне столько всего должна рассказать!
— Ты знаешь, я живу далеко, на другом конце Москвы, и поэтому папа присылает за мной свою машину, — признавалась Надя, неизвестно почему чувствуя себя виноватой.
— Ты ездишь из школы на собственной машине с шофером?! — взвизгивала новенькая. — Здорово! Везет вам, богатым! А мне вот каждый день только на метро дают, да еще тоже надо попросить! У меня мама — уборщица, а отец на стройке кирпичи таскает.
— А как же ты тогда попала в нашу школу? — не сдержалась Надя и тут же прикусила язычок: вопрос прозвучал до крайности невежливо. Девушка вовсе не хотела обидеть подружку, слова удивления у нее вырвались сами собой. Ведь всем понятно, что в их лицее учатся дети только очень состоятельных родителей.
— Ишь ты, какая! — зло прищурилась новенькая. — Что же, по-твоему, если родители по вашим парижам не ездят и в ГУМе не одеваются, так они и не могут мне нормального образования дать, да? Да знаешь, кто ты после этого? Самая настоящая воображала, вот кто! И ничего в тебе нет такого особенного! Я, если хочешь знать, в сто раз красивее, умнее и находчивее всех вас, которые здесь учатся, понятно? И докажу это рано или поздно! Вот увидишь — докажу!
— Прости меня, пожалуйста, я ничего не хотела сказать плохого. У меня просто так вырвалось, нечаянно. Прости.
— «Нечаянно»! — передразнила Лиза, продолжая сверкать глазами. — Нечаянность — осознанная закономерность. Ничего, мы еще посмотрим…
Надя (надо признаться, не без облегчения) подумала было, что тут-то и пришел конец этой непрошенной дружбе. Но ошиблась. В следующую минуту искаженные черты Лизиного лица разгладились. Она снова стала оживленной, смешливой, болтливой и, казалось, при всей своей навязчивости, абсолютно беззлобной.
— Можно, я сегодня после школы поеду с тобой? К тебе домой? На вашей машине? — спросила она после того, как прозвенел звонок, возвестивший окончание занятий.
— Зачем? — растерялась Надя.
— В гости. Посмотреть, как ты живешь. Мне домой неохота. Папка там наверняка опять пьяный, а мамка злая. Они будут весь вечер грызться, как собаки, мне заниматься спокойно не дадут, а у тебя я хоть основные уроки сделаю. Так поедем?
— Ну… пожалуйста, поедем.
Вот так получилось, что в первый же день знакомства с Надей Лиза оказалась у нее дома. На маму дочкина одноклассница не произвела большого впечатления: ничего общего со спокойной, улыбчивой Надюшей у этой девочки не было. И потом, Марию Николаевну покоробила манера Лизы, не спрашивая разрешения, заглядывать во все комнаты, совать нос в шкафы и ниши, рассматривать содержимое и громко выражать свое восхищение.
— Шикарно живете! — в конце концов присудила она. По мнению Надиной мамы, это было просто вульгарно.
Потом девочки закрылись в комнате. Лиза потребовала, чтобы Надя показала ей весь свой гардероб, бижутерию и косметику.
— Отпад! Какие шмотки! Куча денег у родителей на тебя уходит, сразу видно, ничего не жалеют! — говорила она после того, как пересмотрела все плечики с одеждой и перерыла Надины шкатулочки-футлярчики. — А у меня, знаешь, как? За последний год только один свитер и вот эту юбку родители и купили, все остальное я за старшей сестрой донашиваю.
В голосе ее послышались нотки такого страдания, что Надя постаралась поскорее понять намек:
— Хочешь, возьми что-нибудь? Мама разрешит. Выбери сама, что тебе нравится, ты же видишь, как у меня всего много, я все равно половину не ношу…
И осеклась, натолкнувшись на злобно сверкнувший взгляд:
— Спасибо. Я не нищая. И ничего у тебя не просила. Ишь ты, добренькая…
Было очень неприятно. Надя смутилась до такой степени, что у нее выступили слезы, и пришлось поспешно отвернуться.
Положение спасла мама:
— Девочки, обедать! — постучала она в дверь.
После обеда делали уроки, причем оказалось, что Лиза и в самом деле очень сообразительная девочка: она в два счета растолковала Надюше решение задачи, над которой она в другое время билась бы добрых два часа. Отчасти поэтому, отчасти и из-за того, что задано в этот день было действительно немного, с уроками покончили быстро.
— А теперь что? Пойдем погуляем? — спросила Лиза. Прозвучало так, будто то, что они не расстанутся до вечера, само собой разумеется.
И Надя снова, в который раз за день, смутилась: у нее назначено свидание с Владиком. Они договаривались пойти в кино.
— Ты знаешь… — начала она и замолчала, снова наткнувшись, словно на нож, на выражение Лизиного лица.
Предчувствуя, что ей сейчас дадут от ворот поворот, Лиза набычилась и вот-вот готова была снова прищурить глаза. От этого прищура Наде становилось просто не по себе, и, предвидя очередное неприятное объяснение, она торопилась согласиться с любым предложением подруги.
Вот почему на свидание они пошли вдвоем, и вдвоем встретили Владика, и в кино сидели вместе — и все это время Лиза, словно не замечала, что влюбленные тяготятся ее присутствием. Она как будто искренне наслаждалась и фильмом, и хорошими местами в зале, и попкорном, и тем, что так удачно села — между Владиком и Надей, что давало ей возможность наклоняться то к одному, то к другому, и громким шепотом вставлять свои замечания.
— Видала, какая грудь у этой кинодивы? А губы? Как у бегемота, правда? Наверное, ведро силикона туда перед съемками закачали! — шептала она Наде.
— Слушай, я правда похожа на эту актрису? Мне все так говорят. Один человек два часа со мной проспорил, все доказывал, что у меня ноги даже длиннее, чем у нее! — наклонялась Лиза к Владику.
После фильма долго гуляли по Москве, ели мороженое и обсуждали прохожих — вернее, обсуждала только Лиза, не стыдясь высказывать вслух свои замечания о том, как одеты, накрашены и держат себя встреченные ими девушки и молодые женщины. И всегда получалось так, что у нее, у Лизы, и вкус лучше, и фигура точенее, и умение подать себя тоже выше всяких похвал.
— А тебе, Надька, надо худеть, — вдруг сказала она, обернувшись к подруге. — Для своих лет ты килограмм десять лишних точно на себе носишь. Если ничего не сделать, то к двадцати годам, знаешь, как тебя разнесет? Как квашню.
Надя вспыхнула и испуганно подняла глаза на Владика. Он улыбнулся и слегка сжал ее ладонь.
— Не говори ерунды, Лиза. Надя — самая красивая и самая женственная девушка из всех, каких я только знаю. Я вообще не люблю женщин, похожих на тощих селедок. Мне нравятся настоящие русские красавицы.
— А мне…
— А тебе пора домой, если ты хочешь успеть до того, как окончательно стемнеет, — твердо, даже жестко перебил ее Владик. — Мы проводим до метро.
Лиза закусила губу и отвернулась. Они проводили ее, а потом пошли пешком до Надиного дома, и всю дорогу Владик нежно перебирал пальцы любимой в своей руке.
* * *На другой день, да и во все последующие, Лиза Шарова ни на шаг не отходила от Нади. Одноклассники и учителя только диву давались, как получилось, что у известной молчальницы и тихони вдруг появилась подружка, да какая! Шаровой понадобилось немного времени, чтобы выйти на одно из первых мест в классе сразу по нескольким позициям. Она лучше всех соображала в точных дисциплинах, быстрее всех бегала и прыгала на уроке физкультуры и проще, чем другие, находила контакт с мальчиками. За неделю Лиза обросла ухажерами до такой степени, что ее можно было встряхивать, как ветку, отягощенную плодами. Рослая девушка со спортивной фигурой и живыми черными глазами, которыми так и стреляла из-под челки во все стороны, притягивала мальчиков, как магнит. Это внимание, конечно, льстило Лизе, но она предпочитала не обольщаться:
— Знаю я этих маменькиных сынков, — говорила Наде, презрительно оттопырив нижнюю губу. — В штанах еще ничего не выросло, а все лишь бы в койку затащить. Воспользуются тобою, а потом, когда до дела дойдет, — ищи-свищи этих сосунков. Как же! Я же девушка «не из нашего круга»!