Из дневников и рабочих тетрадей

Все немного помогают. Вечером две девочки поливали помидоры. Они вполголоса ссорились по-русски. Одного мальчика зовут Толя, самого младшего, пятилетнего – Дурды-Кули.
Аннамурад получал все время 60 рублей в месяц, с первого января этого года – 100 рублей. У него две коровы, куры. Коров он держит под горой, возле речки Фирюзинки. Без коров он пропал бы, – нечем кормить такую opaвy. Было очень тяжело, коров у всех отбирали. Приезжали на грузовике четыре милиционера, два рабочих и увозили коров. Платили – 70 рублей. Как жить? «Никогда, ни при царе, ни при ханах так не делали… руки свяжут и отбирают корову. Наши милиционеры предупреждали нас: завтра будем отбирать коров. Делайте, что хотите, угоняйте, убивайте. Мы угоняли в ущелье и несколько месяцев скрывали там. Но потом все же отняли. Я получал 60 рублей, жена 37 рублей. И девять человек детей. Жить невозможно с такой семьей. Я хотел уйти, но приехал ревизор из Москвы, старичок – уговорил подождать до осени.
Юрий Валентинович очень любил Туркмению, много знал о ее истории, обычаях. На участке, на даче в Подмосковье, он, не будучи хорошим «хозяином на земле» – слова Твардовского, – посадил две туи и очень заботился о них, говорил, что они напоминают ему Туркмению.
Сейчас середина мая. Вся земля усыпана цветами акаций, они липнут к башмакам. Плодов в этом году будет мало, потому что – нашествие тли. Маленькие черные мошки облепили ветви, стволы дома – особенно беленные известью стены. Наши белые рубашки тоже становятся все в точках, а станешь их сбивать руками – остаются следы. Говорят, была слишком мягкая зима, без снега, и вся эта дрянь не вымерзла.
 
Фирюза когда-то принадлежала персам.
 
После занятия Геок-Тепе русскими (1870 год) Скобелев хитростью, подослав каких-то женщин, уговорил местного хана продать Фирюзу русским. От персов ничего не осталось, кроме двух маленьких глинобитных домиков.
 
После персов здесь жили курды. В 1937 году их всех поголовно выселили в Сибирь… Те, что выжили, вернулись и живут в районе Байрам-Али. Сюда никто не вернулся. Дома заняты, да и не разрешают, наверно. Из курдов никого в Фирюзе не осталось.
 
Аннамурад считает, что их выселили за дело – они имели сношения с Ираном.
 
Арестованных курдов держали в подвале ресторана. Отсюда их увозили в Сибирь. Ресторан этот «Фирюза» был построен в 1928 году, тогда это был лучший ресторан, пожалуй, и в Ашхабаде. Он принадлежал и его строили ОГПУ – в то время погранвойска. Каменщики – два армянина «Эрмена» и разные рабочие. Стройка велась бесплатно, разумеется. Сейчас этот ресторан работает только в летний сезон.
 
15-го мая было открытие. Приехал Сапар Метлиевич, начальник республиканского треста ресторанов. Огромный туркмен родом из Каахка (племя алляйл). Лысый, коричневый, с огромным животом и руками-лопатами. Таким могло быть Идолище Поганое. Но оказался очень милым веселым человеком.
 
Его сопровождает свита: директор нового ресторана, замдиректора, завзама. Угощают: коньяк, кролики, икра, сардины. Все тосты – о честности, о русских, во славу русских. Сидящий рядом со мной русский офицер (он муж официантки) говорит вполголоса:
 
– А сами говорят часто: вы, русские, уходите отсюда и не указывайте нам…
 
В Москве, на Аэропортовской улице, в доме, где жили писатели, жизнь текла по другим законам.
Ю. В. приехал в Москву, чтобы узнать о судьбе своего сценария.
 
22 января 1957 года
 
Был у Габриловича по поводу сценария. Пришла и Беляева, редактор. Оба настроены ко мне благожелательно. Сценарий, кажется, их разочаровал. Конфузливо объясняли, что и как следует доделать и переделать. Интрига слабая, вялая. Драматургически, а не повествовательно. Нужен острый центральный конфликт. Соус великолепный, а зайца нет. Все это, в общем, правильно. Но когда заходит разговор о том, какой именно острый конфликт можно использовать, – и Габрилович, и Беляева малодушно разводят руками. Нет, это нельзя… Это тоже не стоит… Сейчас не время… и т. д. При этом прекрасно понимают, что так ничего настоящего создать нельзя. Всё понимают. Все всё прекрасно понимают.
 
У Габриловича огромная черная овчарка Ингул. Гости боятся ее, и Габрилович всегда загораживает собаку своим телом, когда гости раздеваются в прихожей или одеваются. Он сам ее, кажется, боится. Говорит, что собаку, в свое время, учили очень серьезно и сложно. Например, сторожить какую-нибудь вещь. И эта выучка осталась, теперь она сама дает себе приказ и по собственной инициативе иногда принимается сторожить какую-либо вещь – стул, пакет, галоши… Хозяева, ничего не подозревая, пытаются взять, например, лежащий на столе пакет. Внезапно Ингул рычит, вскакивает, шерсть его становится дыбом. И, видимо, ему стоит большого труда не броситься на хозяина.
 
Вспыхивающие по временам рецидивы «школьных» занятий. Милая собачка!
 
 
23 января
 
Когда говорят о прозе «эта чистая, светлая повесть» или о драме: «чистая, светлая пьеса» – я всегда настораживаюсь. Значит, что-то фальшивое, ненастоящее.
 
О великих творениях нельзя сказать: чистая, светлая… «Чистый, светлый роман Толстого «Анна Каренина»… Чистый, светлый Чехов? Маяковский? Горький? Бальзак? Хэмингуэй? Никто! «Чистое и светлое», как основные качества, это не достоинства, а пороки. Признак дефективности, примитива.
 
Чистым и светлым может быть только язык, стиль. Например – язык Мериме.
 
Запись в книге отзывов на выставке Врубеля:
 
«Я побывал на выставках Васнецова, Врубеля. Хочется от души поблагодарить талантливых художников и пожелать им еще новых творческих успехов во славу…»
 
«Невежда! Врубель умер 46 лет назад!» «Ложь! Врубель не умер, он будет жить вечно!»
 
«Нам не нужны художники заумные вроде Врубеля. Нам нужны Репин и Суриков, А. Герасимов, С. Герасимов, Решетников, Соколов-Скаля…»
 
Следующий автор зачеркивает всех, кроме Репина и Сурикова, и записывает: «Дурак! Кому это «нам»?»
 
 
24 января
 
Весь месяц было необыкновенно тепло. Днями температура достигала 3–5 градусов тепла. Сегодня 0 градусов. Солнечная, совершенно весенняя погода – и, тем не менее, все почему-то простужены, кашляют, чихают… Жалуются, что погода «гнилая». По-видимому, все хорошо в свое время. Даже такая великолепная вещь, как весна.
 
 
25 января
 
Сегодня в «Красной звезде» опубликована статья подполковника Рейпольского С. Н. «От Красной Гвардии к Красной Армии» – новые материалы, поступившие в Центральный Музей Советской Армии.
 
Это – обширная информация об архивных материалах, которые мать сдала в музей. Впервые за много-много лет в советской печати упомянуто о том, что Трифонов В. А. был членом главного штаба Красной Гвардии, членом Всероссийской коллегии по созданию Красной Армии. Рейпольский говорит, что ему вчера же, в день опубликования звонило несколько человек, – в том числе генерал, какой-то сотрудник Института истории и т. д.
 
Мне страшно хочется написать что-нибудь, – пусть не книгу, рассказ, очерк – о днях революции, об отце. Почему-то боюсь браться за эту тему.
 
 
26 февраля
 
Прошел месяц. С 9-го февраля я не курю. Бросил, потому что очень скверно стал себя чувствовать: сердцебиение, одышка. Чорт знает, разваливаюсь как старый чемодан… С тех пор не нахожу себе места. Работать – не работается. Настроение поганейшее. Надо переделывать сценарий и – глаза на него не глядят…
 
В Москве 24-го началось первенство мира по хоккею (правда, без США и Канады) – но даже это спортивное событие меня как-то не…
 
 
27 февраля
 
Становлюсь озлобленным и желчным.
 
Мелкими сухими крупицами падал снег. Он был похож на гомеопатические пилюльки.
 
Гомеопатический снег.