Встречи господина де Брео

Выражение лица г-на Ле Варлона де Вериньи очень забавляло г-на де Брео. На нем можно было прочитать и любопытство, желание испробовать диковинное средство, и боязнь решиться на это. Эта борьба отражалась на чертах г-на Ле Варлона де Вериньи сменой разнообразных и забавных выражений. Наконец он решил спросить у г-на де Брео, как фамилия этого проповедника навыворот. Г-н де Брео назвал г-на Флоро де Беркайэ.
— Не судите по внешности, сударь, — ответил г-н де Брео, когда г-н Ле Варлон де Вериньи указал ему на положение, занимаемое в свете г-ном Флоро де Беркайэ, — и вспомните, что язычники были просвещены людьми из простого народа. Ноги, обутые в грубые сандалии, разнесли по вселенной то, что долгое время называлось истиной. Позвольте же мне послать вам этого апостола, забрызганного грязью, который за бесценок наскажет вам удивительных вещей, и они успокоят ваши мысли.
После того как г-н Ле Варлон де Вериньи, полушутя-полусерьезно условившись с г-ном де Брео насчет дня, когда г-н Флоро де Беркайэ нанесет ему апостольский визит, снова сел в экипаж, г-н де Брео снова стал наблюдать прохожих. В тот день было много гуляющих и царило большое оживление: встречи, приветствия. Г-н де Брео заметил много важных личностей, которых он знал в лицо. В дверцах кареты показалась морщинистая физиономия старого маршала де Серпьера. Князь Тюин проезжал в своем экипаже. Г-н де Брео обратил внимание на его черты, смелые и резкие, которым улыбка придавала острую и едкую прелесть. И г-н де Брео не мог отогнать мысли, что все это общество, гуляющее взад и вперед, отлично себя чувствует, пребывая в том же греховном состоянии, которое так мучит бедного г-на Ле Варлона де Вериньи. И правда, разве телесное наслаждение не общее всем нам занятие? Разве не для того, чтобы взаимно побуждать друг друга к ним, мужчины и женщины наряжаются, раскланиваются, толкаются, приближаются, льстят один другому? Какой другой грех так откровенно признается, как плотской? Не всякий сознается, что он груб, завистлив, скуп, но открыто выдает себя за повесу, шалуна, развратника; более щепетильные прикрывают свое сластолюбие любовью, но кого же обманет этот маскарад? Самые деликатные и самые грубые — все сходятся на одном. Так что он находил, что г-н Ле Варлон де Вериньи слишком много церемоний уделяет вещи, столь общераспространенной и приятной, которая ему, Арману де Брео, казалась совершенно естественной, раз сама природа приказывает нам ее и снабдила средствами к осуществлению. Г-н де Брео не раз испытал на себе эти требования природы и, в частности, вспомнил недавнее желание, загоревшееся в нем на вердюронском празднике при виде прекрасной г-жи де Блион, танцевавшей в балете сильванов среди зелени и освещения, одетой в серебристое платье, делавшее ее подобной самой нимфе источников. Еще и теперь он почувствовал сладостную дрожь, мысленно себе представив ее обнаженной и струящейся под своим прозрачным убранством.
С той ночи г-н де Брео часто думал о г-же де Блион, так что он не покинул Кур-ла-Рен, пока не удостоверился, что ее кареты там нет. После вердюронского вечера он встретил ее только раз, и то с бархатной маской на лице, что не помешало ему узнать ее по походке и манере держать себя.
С такими мыслями г-н де Брео отправился домой, не забыв, однако, что обещал г-ну Ле Варлону де Вериньи послать к нему как можно скорее г-на Флоро де Беркайэ. Но предвкушение занятной беседы, где г-н Флоро де Беркайэ пустит в ход лучшие доводы; чтобы обратить г-на Ле Варлона де Вериньи, не смогло рассеять его любовную меланхолию, и, зайдя к лютнику за струнами для своей лютни, он выбирал без обычной тщательности и почти не глядя взял кишечную струну, которую с поклоном и с улыбкой предложила ему хорошенькая Маргарита Жеро, продавщица в «Серебряной лире».
Г-н де Брео жил в доме на улице Пти-Мюск, где он снимал помещение. С фасада дом был узкий, высокий и довольно обвалившийся, но возможность пользоваться садиком во дворе делала для него более переносимыми разных соседей, самыми неприятными из которых были господа по фамилии Курбуан, жившие этажом выше его. Г-н Курбуан с женою занимались продажей всевозможных вещей, главным образом старого и перелицованного платья. У них можно было очень дешево обмундироваться и всегда был выбор довольно хорошего платья, так как то, что для одних уже негодно к употреблению, для других как раз годится. Г-н Курбуан, по-видимому, был очень опытным человеком в составлении полной экипировки. Это был гаденький человечек, сгорбленный и подслеповатый, а жена его — дородная кумушка, крикливая и себе на уме. По делам торговли в дом ходили всякого рода подозрительные личности, так что г-н де Брео никогда не оставлял, когда выходил, ключа ни от дверей, ни от сундуков, где у него хранилось платье, белье и несколько лютен, из которых одной, с деревянной инкрустацией, он весьма дорожил.
Ее-то г-н де Брео и вынул из футляра, чтобы натянуть струну, принесенную от лютника, и попробовать ее в садике. Г-н де Брео; любил там посидеть в сумерках, хотя место было довольно унылым, стесненным высокими стенами, с несколькими чахлыми деревьями, листья которых начали осыпаться на мокрые дорожки. Был конец сентября. Уже больше месяца прошло со времени вердюронского праздника. Г-н де Брео провел по струнам, которые печально зазвучали. Образ г-жи де Блион вновь предстал перед ним, очаровательный, серебристый и обнаженный. Он опустил глаза и вместо блистательного виденья увидел девчурку, которая на него смотрела. Это была дочь тех самых Курбуанов. Ей могло быть, самое большее, лет пятнадцать. Она была худа, с бледным и тщедушным лицом, одета в слишком широкое и длинное по ее небольшому росту и хилому телу платье, так как Курбуаны выбирали из своего старья ей костюмы. Звали ее Аннетой, и она часто приходила слушать, как г-н де Брео играет на лютне. Она стояла около него спокойно и внимательно.
Г-н Флоро де Беркайэ, покупавший иногда у Курбуанов белье или тряпки какие-нибудь, когда маркиз де Преньелэ слишком затягивал обновление его туалета, застал раз его в этом обществе. Девочка при его появлении убежала. Г-н де Беркайэ поздравил г-на де Брео с подобной ученицей, сделав хитрый, понимающий вид.
Г-н де Брео пожал плечами, но г-н Флоро де Беркайэ ответил со смехом, что он знает немало людей, которые не отказались бы от этой плоскогрудой худышки, что это не по нем, но кому-нибудь может подойти, и, что-то бормоча, удалился.
Г-н Флоро де Беркайэ без особого восторга встретил предложение со стороны г-на де Брео сделаться наставником г-ну Ле Варлону де Вериньи в деле переработки самого себя. Г-н де Беркайэ, в своем логовище среди горшков и склянок, был не в духе. Г-н и г-жа де Преньелэ не избежали его желчи. Он обвинял их в массе неприятностей, которые его постигли после вердюронского праздника. Прежде всего, служаночка, с которой в постели застал его г-н де Брео, под свежей кожей скрывала болезнь, леченье которой стоит недешево. Кошелек, полученный им от г-на и г-жи де Преньелэ в награду за его балет сильванов, оказался довольно легковесным. Очевидно, важные баре становятся скупыми. Г-н де Беркайэ от души проклинал свое ремесло, которое не дает пропитания и средств на лечение. Он заявил, что все ему опротивело до тошноты.
— Ах, баре, баре! — воскликнул он, с гримасой проглатывая настой из горьких трав. — Они почти не чувствуют благодарности за то, что для них делаешь. Я не знаю этого Ле Варлона де Вериньи, о котором вы мне говорите и который, по вашим словам, нуждается во мне, чтобы я его наставил жить сообразно природе. Но уверены ли вы, что в случае, если я сумею освободить его от хлама, загромождающего ему мозги, он сохранит какое-либо воспоминание об оказанной ему услуге? Может быть, он отсчитает звонкой монетной условленную плату, но будет ли он помнить об учителе, который преподал ему свободные мысли? Нет, когда из святоши я сделаю его свободомыслящим, он будет хвастаться, что сам дошел до этого, и припишет себе всю заслугу. В конце концов, подобная неблагодарность не печалит меня, и не думайте, что я способен потом пожалеть, что сообщил ему убеждения, от которых хочу избавиться в его пользу. Профессия безбожника больше ничего не стоит, и пришло время, когда следует веровать в Бога, так что весьма возможно, что вы будете свидетелем в один прекрасный день, как я перейду на эту сторону, причем, надеюсь, сударь, раз я вмешаюсь в это дело, выйти с честью из этого положения, как и из всякого другого.