Полуночная свадьба

Клад шуанов оставался незримым. Удрученный Вильрейль объявил, что он возвращается в Грецию, где оставил жену и ребенка. Г-н де Клере проводил его до конца аллеи, вернулся в замок, бросил свою сигару и сел в одно из ковровых кресел гостиной. Теперь у него не оставалось ни пяди земли, которая окружала Ла Фрэ. Леса, луга, все, что он имел, утекло за четыре года. Замок торчал среди проданного поместья в изувеченном саду возле болотистого пруда. Де Клере отнесся к своему положению с величайшим благодушием. Он посмотрел на висевшую на стене копию портрета Гектора, своего предка-стекольщика, в брыжжах, с оперенной шляпой и надутыми щеками. Теперь надлежало поступить так, как сделал он; подобно тому как он выдувал из кончика своей длинной стеклянной трубки тонкие хрустальные вещицы, хрупкие и драгоценные, так теперь и ему, Александру, следовало в свою очередь изобрести какой-нибудь чудесный способ, который бы вывел его из затруднения. Он не сомневался в том, что преуспеет, стоит ему лишь оказаться в Париже.
Г-н де Клере перебрался туда весной 1880 года вместе с женой и дочерью Франсуазой. Маркиз де Курсвиль зашел их проведать. Он все время твердо верил в клад шуанов. Впрочем, на что можно рассчитывать в наше время? Дело с возвращением короля продвигалось вперед медленно. Маркиз подумывал о том, как бы ему устроиться. За отсутствием королевских советов ему показались достаточно привлекательными правления деловых обществ. Его неопытность не могла не оказаться там полезной. Одно из страховых обществ через посредство его молодого друга, г-на Бриньяна, предложило ему должность председателя.
Г-н Бриньян слыл видным лицом в Палате и считался безупречным депутатом, проявляя себя человеком деятельным, трудолюбивым и умеющим ладить. Он отказался от роли на трибуне, которая не ведет ни к чему, ради кулуарной политики, которая открывает путь ко всему. Любя женщин, он решил иметь хоть одну, которая бы ему нравилась, поэтому женился на девице Клеманс де Палеструа. Увлечение ею сберегало его время и помогло наживать деньги. Бриньяны жили в элегантном маленьком особняке на авеню Монтень. Там и навестил их г-н де Клере, когда поселился в Париже. Его планы были просты и широки; они состояли в том, чтобы делать дела, он сам не знал какие, но во всяком случае доходные. Итак, он вошел в связь с г-ном Бриньяном. Депутат принял его в кабинете, заваленном бумагами, любезно предложил ему свои услуги и дал понять, что в Париже наживают деньги только с помощью денег.
Г-н де Клере уразумел. Через два месяца у него в руках оказалось около пятисот тысяч франков, из которых тысяч пятьдесят составили сбережения г-на де Палеструа, который никому бы не доверил и единого су. Однако, не колеблясь, пересыпал содержимое своего чулка в сапожок г-на де Клере. Его сапожок должен стать без сомнения семимильным и привести их всех к обогащению. Остальная часть суммы, которой располагал де Клере, исходила из разных других кошельков. Генерал барон ле Ардуа, с которым он познакомился во времена Империи на ужинах с веселыми девицами и под начальством которого он служил на войне, тоже внес крупную лепту. Что же касается богатой графини Роспильери, то при первом слове г-на де Клере она вынула из маленькой шкатулочки толстую пачку билетов. Разве она могла отказать Клере, у отца которого доила коров! Едва наполнив свои карманы деньгами, г-н де Клере ни минуты не задумался над тем, что ему с ними делать. Он стал на них играть.
Де Клере играл, как некогда играл его отец, сидевший в своей глухой провинции и делавший подсчеты карандашом на старой скамейке: он играл на риск, с невероятной уверенностью и счастьем. Такая удача продолжалась семь лет, без единой задержки или промаха. И за все время де Клере хотя бы один раз подумал о том, чтобы возвратить деньги своим заимодавцам! Г-н Бриньян начал им восхищаться и находить его ловким человеком. Старый Курсвиль решил, что его зять просто-напросто раскопал клад шуанов. Г-н де Клере на их слова улыбался в окладистую русую бороду. Он вел роскошную жизнь. Изумрудный перстень сверкал на его пальце, когда он стряхивал концом ногтя пепел своей сигары. Иногда он заходил выкурить сигару к Роспильери. Она жила все более и более замкнуто, воображая себя жертвой чьих-то таинственных происков и мнимого преследования, и выходила только по вечерам из маленьких антресолей на Вандомской площади. Она ему рассказывала, кроме тех интриг, которые, как ей казалось, окружали ее, о других, настоящих, в которых она некогда участвовала, о людях, которых она знавала, и о том, как наиболее знаменитые из них выглядели в постели. Она и сама, сохранив еще свою красоту, имела бы в ней неплохой вид, но г-н де Клере обращался с ней только по-дружески. Подобно Роспильери генерал барон ле Ардуа ценил г-на де Клере. В клубе, где они встречались, генерал жаловался ему на своего сына Филиппа, который в двадцать пять лет желал самостоятельности. Генерал вспоминал пощечины, которые он получал еще в такие годы, будучи лейтенантом кавалерии, от своей матери, сохранившей в силу паралича лишь свободу рук. Г-н де Клере передавал Филиппу ле Ардуа огорчения его отца. Они вместе посмеивались над ним. Филиппа ле Ардуа особенно восхищала в г-не де Клере его опытность по части сигар, и он смеялся, когда маленькая Франсуаза, которой исполнилось тогда одиннадцать лет, с косичкой за спиной, зажигала толстую отцовскую гаванну и делала первую затяжку. Однажды Филипп ле Ардуа застал г-жу де Клере рыдающей, маленькую Франсуазу в слезах, а г-на де Клере прохаживающимся вдоль и поперек гостиной с запущенными в прекрасную русую бороду пальцами и жующим кончик погасшей сигары. Г-н де Клере разорился.
Его не особенно взволновало данное обстоятельство. Он просто заключил, что везенью пришел конец и что теперь нужно прибегнуть к изобретательности. Ему думалось, что он лучше сумеет применить ее за границей, чем в Париже, где его крах наделал шуму. Итак, он покинул Францию, забрав с собой жену и дочь. Бриньяны предлагали ему оставить у них маленькую Франсуазу. Де Клере отказался. Путешествия развивают молодежь. К тому же Франсуаза вскоре достигнет возраста невесты. Де Клере уже видел своим зятем германского принца, английского лорда или какого-нибудь американского миллионера.
Г-н де Клере с семьей побывал по очереди в Англии, в Германии и в Америке. Он иногда наезжал в Париж, затем быстро исчезал опять туда, куда его призывали дела. Никто не знал в точности, в чем они состояли. Истина заключалась в том, что, хотя они и не приносили ему тех миллионов, которые он ожидал, он все же извлекал из них средства к существованию, позволявшие ему время от времени посылать из страны, где он находился, ящик сигар семейству ле Ардуа, письмо г-ну де Палеструа и какую-нибудь изящную безделушку Роспильери.
В 1889 году он известил Бриньянов о своем переезде в Америку, где пробыл четыре года, в течение которых о нем никто ничего не слышал. Зимой 1893 года он вновь появился в Париже, когда у г-жи Бриньян уже заканчивался траур по мужу. Г-н Бриньян умер при выходе с одного бурного заседания Палаты, где сильно горячился. Накануне он узнал, что должен получить пост министра.
И вдруг — неожиданная смерть! Маркиз де Курсвиль зашел навестить своего зятя и дочь. Он пробыл у них недолго. Заседания правлений делали его очень занятым человеком. Узнав, что Клере уезжают опять в Германию, он равнодушно пожал плечами. Г-н де Клере, до сих пор убежденный в успехе, ни в малейшей степени не утратил своей самоуверенности, но года брали свое — он начал стареть. В его красивой русой бороде появилась седина. Ему уже исполнилось пятьдесят два года. Г-жа Бриньян, провожая своего кузена, видела, как грузили тяжелые сундуки на железнодорожный омнибус. Г-жа де Клере и Франсуаза сели. Г-н де Клере весело с ней простился. Им не суждено было более встретиться.
Он пережил много тяжелого в течение своего пребывания в Германии. Немец недоверчив и груб, и г-н де Клере попал в Гамбурге в безвыходное положение. Г-н де Курсвиль отказал в ссуде, и только Роспильери послала де Клере небольшую сумму, достаточную, чтобы удовлетворить самые неотложные нужды и добраться до Кельна. Семья Клере переехала в июне 1894 года. Они жили широко. Удача, казалось, вновь к ним вернулась. Отельный швейцар в галунах почтительно кланялся французскому дворянину. Г-жа де Клере ходила каждое утро к мессе в собор. Франсуаза любила глядеть, как Рейн катит свои широкие зеленоватые воды. По вечерам она смотрела, как отец предается своему любимому занятию. Г-н де Клере прятал на дне одного из своих сундуков большую папку, полную листов бумаги, испещренных планами, наивными и вместе с тем тщеславными. Они показывали, в каком виде нужно перестроить замок Ла Фрэ, когда г-н де Клере возвратится туда с набитыми карманами. В часы хорошего настроения, когда судьба, казалось, начинала благоволить к нему, г-н де Клере вытаскивал свой архитектурный альбом. Глядя на чертежи, он довольно улыбался.