Шалость

С того момента, как г-жа де Грамадэк вошла в приемную, где ее ожидал со своею маленькой спутницей г-н де Шомюзи, она, по ее собственным словам, уже не имела никаких сомнений относительно причин того интереса, который он проявлял к этому ребенку. Правда, между нею и им не было никакого внешнего сходства, но что-то неуловимое убеждало с первого же взгляда, что Анна-Клод была дочерью г-на де Шомюзи. Г-жа де Грамадэк описала мне ее, какой она была в то время: небольшой рост, пропорциональное, достаточно крепкое сложение, тонкие черты, лицо слегка отмечено веснушками. В ее естественности было что-то деревенское. Она казалась боязливой и сдержанной, но в глазах иногда зажигался живой огонек. Одета она была скромно, но очень чисто. В общем — вид совершенной невинности. Такой, какой она была, девочка понравилась г-же де Грамадэк, и после того, как г-н де Шомюзи с родительской нежностью обнял крошку, она велела отвести ее к кастелянше, чтобы там ее снабдили всем необходимым.
Оставшись наедине с г-жой де Грамадэк, г-н де Шомюзи сердечно ее поблагодарил, как человек, освобожденный от большой заботы. Затем, переговорив о всех необходимых условиях, он скрылся. Его больше не видели. Он регулярно вносил плату по третям года до самого последнего времени, когда задержки в выплате замешали меня в это дело и привели к тому, о чем Вы уже знаете.
Получив эти разъяснения, я продолжала расспрашивать г-жу де Грамадэк об Анне-Клод де Фреваль, которую следует называть именно так, чтобы не прибегать к другому имени, и вот что я о ней узнала. С самой первой минуты своего пребывания в монастыре она послушно покорилась всему, что от нее требовали. Она оказалась очень исполнительной, воспитанной, и подруги быстро ее полюбили. У нее был прекрасный характер, который казался откровенным, не будучи нескромным, твердым, но не упрямым, гордым, но не надменным, живым, но не вспыльчивым. В ней было много спокойствия в соединении с внезапными вспышками нетерпения и порывами гнева, которые она умела быстро в себе подавлять. Прекрасно владея собой, она простирала эту способность до крайней сдержанности, так что ни ее подруги, ни монахини, ни даже г-жа де. Грамадэк, которая относилась к ней с любовью, не могли ничего узнать у нее о том, как она жила до Вандмона, как будто этого периода ее жизни вовсе не существовало. За исключением этого вопроса она не была ни скрытной, ни необщительной. Училась охотно, но скорее повинуясь доводам разума, чем природному влечению. Превосходно исполняла то, что ей приказывали, но не вносила ничего от себя. В общем, ею были довольны. У нее было больше понимания религии, чем религиозного чувства и благочестия. Она казалась серьезной, но любила игры и вкладывала в них истинную страстность. Это сказывалось также в ее симпатиях и антипатиях. В тринадцать лет она выдержала большой спор со «старшей», подвергая ее самой бешеной атаке. Именно к этому времени относится единственный большой проступок, в котором ее можно было бы упрекнуть. Однажды между ученицами начала ходить книга, повествующая о подвигах знаменитого разбойника Водона, колесованного на Гревской площади. Эта книга была обнаружена у Анны-Клод де Фреваль. Чтобы наказать виновную, ее заперли в ризницу. Она бежала оттуда, неведомо как, переоделась в платье садовника и была задержана в этом виде в ту минуту, когда пыталась перелезть через монастырскую стену. Этот порыв своеволия и мятежа больше не повторялся. Со слезами Анна де Фреваль выпросила себе прощение у г-жи де Грамадэк, которая позволила себя убедить. С этого момента она перестала быть ребенком и превратилась в юную девушку. Теперь она находится в старшем классе и служит там образцом примерного поведения.
После такого исторического обзора г-жа де Грамадэк предложила мне позвать Анну-Клод в приземную. Но я отклонила ее предложение. Я не хотела встретиться лицом к лицу с этой молодой особой прежде, чем не приму определенного решения на ее счет. За отсутствием г-на де Морамбера мне хотелось бы посоветоваться с г-ном президентом де Рувилем. Он был в состоянии дать хороший совет. Если г-н лейтенант полиции сможет разыскать мать этой девушки, мы ей охотно возвратим ее, потому что г-жа де Грамадэк лишена возможности держать ее дольше в монастыре. Устав Вандмона противится этому, потому что Анна-Клод достигла выпускного возраста. Тем более г-жа де Грамадэк не могла оставить ее у себя послушницей. Это значило бы подвергнуться риску сделать из нее плохую монахиню. Г-жа де Грамадэк, почувствовав, что в настоящую минуту я не хочу ничего говорить об этой внезапной племяннице, предложила мне показать, ее так, чтобы я оставалась незамеченной. Для этой цели она повела меня через коридоры к окну, которое выходило в сад. Он был очень красив, этот сад, со своими длинными аллеями, ведущими к маленьким молитвенным алтарям, и удлиненной площадкой для игр. Был, действительно, час отдыха, и ученицы рассыпались по всему саду. Одни играли, другие разговаривали, третьи прогуливались — по трое, потому что было запрещено составлять дружеские пары. Весь этот маленький мирок представлял чрезвычайно приятное зрелище. Было там и несколько монахинь, тесно окруженных детьми. Мадам де Грамадэк некоторое время искала Анну-Клод де Фреваль. Наконец она показала мне ее в центральной аллее. Анна-Клод шла между двумя своими подругами, обняв их за талию. Это были девица де Виллабон и девица де Керик, обе безупречного поведения и весьма уважаемых фамилий. Дойдя до конца аллеи, они повернулись, и, так как шли теперь прямо на нас, я имела возможность не торопясь рассмотреть эту неожиданную племянницу, которою нас наградил г-н де Шомюзи. У нее действительно была тонкая талия и очень приятное лицо. В ее манере держаться сквозило то достоинство, о котором упоминала г-жа де Грамадэк. Глаза казались прекрасными, а волосы великолепными. Если бы переменить ее форменную одежду на модное платье, эта крошка всюду бы имела успех. Она действительно производила очень милое впечатление и располагала в свою пользу. Но что прячется под этой внешностью и что может обнаружиться за всеми этими видимостями? У женщин так много обманчивого. У девушек тоже. Сердце человеческое полно стольких неожиданностей. Правда, Анна-Клод де Фреваль нежна, терпелива, покорна, очень неглупа, но что мы знаем о ее сердце, о ее душе? Я не могла не вздрогнуть при мысли, что в жилах этой девушки течет слишком горячая кровь г-на де Шомюзи, то есть распутника и гуляки, который всю свою жизнь занимался только любовью, самой низменной и таящей в себе самую позорную страсть Кто может поручиться, что она не унаследовала этого гибельного темперамента и что она, наконец, взяла его только от своего отца? Если половиной того, что у нее есть, девушка обязана г-ну де Шомюзи, то кому она обязана другой половиной? Не примешала ли она к этой опасной крови какую-нибудь другую, более опасную кровь, берущую свое начало из самых нечистых источников? Не было ли это дитя зачато в самых низких плотских наслаждениях? Что несет она в себе из такого мрачного наследства? Таковы были мысли, мой дорогой Вердло, которым я предавалась, покинув монастырь Вандмон, и Вы согласитесь, что они не были неуместными по отношению к тому прекрасному подарку, которым нас наградили. Я знаю, что во многих семьях бывают подобные затруднения, и вопросы, связанные с этой маленькой Фреваль, так же трудно разрешимы, как и те, которые предлагает бедной г-же Грамадэк ее двоюродный брат, о котором она мне говорила и к которому, кончая беседу, она отнеслась с осуждением. По ее речам я могла заметить, что этот молодой человек находится на дороге виселицы и колеса. Будьте же здоровы и не сомневайтесь в том, что я уже счастлива тем, что имею честь пребывать Вашей преданной сестрой
маркизой де Морамбер.
Париж, 9 января 1739 г.
После моего последнего письма я непрестанно размышляла, дорогой брат, на занимающую нас тему, и по поводу нее у меня сложились некоторые соображения, которые, я не сомневаюсь в этом, Вы одобрите вместе со мной, как только я Вам их изложу. Как я уже писала, эта маленькая де Фреваль лишена возможности оставаться дольше в монастыре Вандмон; совершенно необходимо найти место, куда бы мы могли ее поместить. Я прекрасно знаю, что она для нас ничто и что мы вправе совершенно ею не интересоваться. Так я и подумала в первую минуту, потому что, в самом деле, мы ведь совершенно не ответственны за судьбу этого ребенка, рожденного в грехе. Но, поразмыслив немного, я пришла к обратному выводу. Эта девушка только предположительно считается дочерью г-на де Шомюзи, а между тем со временем она может воспользоваться этим обстоятельством во вред нашему роду. Кроме того, все достойные уважения фамилии имеют обыкновение устраивать судьбу своих дочерей, даже незаконных. Действовать другим образом было бы слишком буржуазно и низко, что недостойно дворянских традиций. Как бы ни ронял себя во мнении света г-н де Шомюзи, ведя порочную и беспутную жизнь, все же он принадлежит к нашей семье. Следовало бы даже, в силу такого контраста между ним и нами, подчеркнуть в своем отношении к подобному делу достоинство нашего рода, которому путешествие г-на де Морамбера в свите великого герцога придает еще новый блеск. Последнее соображение должно нам диктовать наши поступки.