Шалость
Г-н де Шазо, видя, что ее ничем нельзя вывести из этого состояния, принял его как должное.
Пожав плечами, он дал шпоры лошади и присоединился к голове отряда, разглядывая серебряное лицо луны, которое пряталось порою под скользящей маской черного облака.
II
Не принадлежа ни к очень древнему, ни к знаменитому роду, господа де Морамбер и де Шомюзи были все же весьма благородного происхождения. Со времени Пересмотра Геральдических Актов, предпринятого в 1666 году по приказанию короля с целью очистить дворянское сословие от самозванцев, Жан Ла Эрод, г-н Вердло и г-н де Шомюзи были признаны имеющими право на дворянство г-ном де Премартэном, губернатором провинции, которому было поручено королем сокращение списка знатных фамилий королевства и составление Гербовника, после того как будет проверена достоверность титулов, предложенных соискателями. Многим пришлось пострадать от строгости г-на губернатора, на которого не действовали никакие просьбы о восстановлении в прежних правах. Одни были отвергнуты по причине лишения дворянского достоинства, другие вследствие недостатка доказательств. Некоторые, представившие поддельные или апокрифические акты, были присуждены к штрафу. Жан Ла Эрод оказался одним из тех, которые могли подтвердить свое звание, не встречая никаких возражений. Законными, хорошо сохранившимися документами было установлено, что он происходит от Луи Ла Эрода, капитана полусотни вооруженных людей в отряде маршала де Куржево, и в 1573 году был возведен в дворянство за военные заслуги. С того времени и даже раньше, как утверждали это листы дворянских привилегий, род Ла Эрод всегда вел образ жизни, приличествующий его званию. Один из его представителей приобрел путем женитьбы маркизат де Морамбер, и с тех пор старший сын в семье ввел в свой титул название этого поместья, в то время как младшему досталось имение де Вердло, что было связано с возведением в баронское достоинство. Что касается третьего сына в семье. Ла Эрод, то он удовольствовался наименованием г-на де Шомюзи.
Итак, в 1739 году под этим тройным наименованием следовало разуметь трех братьев Ла Эрод: Жана Этьена, маркиза де Морамбера; Шарля Жозефа, барона де Вердло, и Люка Франсуа де Шомюзи. Жан Этьен, маркиз де Морамбер, родился в 1679 году, занимался военной службой, если и без блеска, то во всяком случае не без чести. Выражение «без блеска», впрочем, не совсем точно; он был довольно тяжело ранен разрывом гранаты при атаке укрепленных подступов во время осады Доллингена, что не могло внушить ему крайнего интереса к боевым обязанностям, которые он, впрочем, всегда выполнял С достоинством порядочного дворянина. Воспользовавшись легким прихрамыванием, оставшимся у него после этого случая, г-н де Морамбер покинул ремесло, в котором достигаешь успеха только стоя одной ногой в могиле, в ожидании того, когда поставишь туда и другую. Если г-н Морамбер любил военное искусство весьма умеренно, то к жизни относился он с гораздо более пылким чувством и умел ценить все ее удовольствия. Условия походной жизни недостаточно хороши для того, чтобы стоило к ним стремиться. Они распоряжаются нами и налагают на нас ряд обязанностей, которых мы не стали бы добиваться по своей воле. Г-н де Морамбер полагал, что он достаточно принял в них участие, и считал вполне справедливым предоставить другим подвергаться в свою очередь всем случайностям военного счастья.
Эти соображения не мешали г-ну де Морамберу придерживаться честного образа мыслей и быть до конца преданным королю и государству. Он: желал видеть их преуспевающими и уважаемыми во всем мире. Достигать этого уважения следовало развитием торговли и, по мере надобности, силою оружия. Г-н де Морамбер был убежден в том, что следует прибегать к этому последнему средству именно потому, что сам принял решение стоять от него в стороне. Он очень любил рассуждать по поводу завоевательных планов короля и показывал себя весьма несговорчивым относительно всего, что считал заблуждением со стороны его величества. Если бы прислушивались к его мнению, наши армии не переставали бы постоянно находиться в походе. Г-н де Морамбер не только желал славы и увеличения королевства, он еще и находил, что управление страной не всегда на высоте порядка и авторитета. Народ создан для того, чтобы повиноваться, а между тем с него не умеют взыскивать налогов. Он должен платить не только своей кровью, но и деньгами, и не протестовать против податей, которые на него налагают. Подвергая критике и финансы и политику, г-н де Морамбер был особенно изобретателен в проектах реформ. Он охотно излагал свои взгляды и меры к их осуществлению, многословно о них спорил, подкреплял их доказательствами и цифрами, подводил под них веские основания, заводил их очень далеко, заботясь о том, чтобы не встретить возражений и обвинений в мечтательности.
Это снискало ему вполне справедливую репутацию умного человека. У него в кабинете было собрано немало мемуаров, свидетельствовавших о славе и благосостоянии государства. Здесь он обдумывал планы войн и походов, следил по картам за движениями армий и составлял обширные комментарии по поводу Учреждений и Законов. Эти труды и полные значительности замыслы вполне согласовывались с мужественным видом г-на де Морамбера, лицо которого было отмечено печатью важности и размышления. Несмотря на свое прихрамывание, г-н де Морамбер казался человеком привлекательным, с полным и правильным овалом лица и внушающей уважение манерой держаться. Одевался он всегда со скромностью и изяществом. Дом его был поставлен весьма хорошо, на военную ногу. Состояние г-на де Морамбера не было значительным и в то же самое время не являлось ничтожным. Он получил его по женской линии, от матери, дочери ростовщика Нодэна, которому г-н де Морамбер, без сомнения, обязан своими способностями к ведению финансовых дел. Будучи старшим в семье и получив самую значительную часть материнского наследства, он решил не довольствоваться этим, а увеличить свою долю приданым достойной дамы, которая согласилась бы разделить с ним постель и блестящую будущность, по его мнению, ему предназначенную. Все это и было выполнено по отношению к Жюстине Филомене де Воберси и притом на условиях, удовлетворяющих все желания. Чтобы достигнуть этой цели, г-н де Морамбер не щадил, впрочем, усилий и завершил дело своей женитьбы в счастливом соответствии и вкусов сердца и расчетов ума.
Первым условием, которому удовлетворяла девица де Воберси, было то, что она приносила в дом довольно значительное приданое. Г-да де Воберси, у которых она была единственной дочерью, сочли нужным внушить ей, что она должна рассматриваться мужем не как некоторая ноша его жизни, но как ее опора. По счастливому обстоятельству, которое делало ее приятной партией, девица де Воберси не внесла в брак досадного впечатления физической неприглядности. Не отличаясь красотой, она все же могла нравиться тому, кто не требует от женщины ослепительной внешности. Это была высокая девушка, здоровая на вид, хорошо сложенная, с недурным личиком. Отличаясь некоторой суховатостью и негибкостью в манере держать себя, в походке она была полна чувства такта и достоинства. У нее были прекрасные глаза и достаточно хороший цвет лица, черты которого, впрочем, казались несколько резкими. Она говорила слегка хрипловатым голосом, но выражалась весьма изящно, несколько самоуверенным тоном, в котором чувствовался, впрочем, правильно воспитанный ум, широта и вместительность которого обнаруживались по малейшему поводу. Девица де Воберси получила хорошее образование, которое, не придавая ее беседе характера педантичности, вносило в нее разнообразие. Она много читала и обладала запасом знаний по истории, географии и даже математике, не свойственных девицам ее возраста и положения. К этому необходимо добавить ее поверхностные познания в области естественных наук и дилетантизм в искусствах. Все это обещало в ней нескучную подругу жизни, способную управлять как домашним хозяйством так и принимать гостей. Г-н де Морамбер рассчитывал хорошо воспитать в ней эти качества. Не будучи влюбленным без памяти в девицу де Воберси, он все же видел в ней нечто привлекательное. Мысль иметь ее рядом в своей постели не возносила его на седьмое небо, но он считал себя способным оказать честь ее супружеским притязаниям и даже получить от этого вполне достойное удовольствие, к которому присоединятся и другие, уже иного свойства — вроде тесного и искреннего взаимопонимания.