Моя война, Чеченский дневник окопного генерала

ВЕДЬ ЭТО НАШИ ГОРЫ?.. 
К апрелю боевики были вытеснены к предгорьям Главного Кавказского хребта. Их основные базы располагались в Шатойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах. Несмотря на понесенные потери и отсутствие сплошного фронта обороны, дудаевцы сумели выставить минно-взрывные заграждения, укрепить опорные пункты (расположив их в том числе и в жилых домах) и передислоцировали технику и артиллерию. Судя по этим деталям, они готовились к войне в горах, готовились и федералы. В конце марта, когда еще шли бои в Шали, было решено создать объединенную группировку войск Министерства обороны. Я еще не знал об этом, находясь на высоте Гойтенкорт. Неожиданно меня вызвал к себе А. Квашнин, который, хотя и принял командование войсками округа, тем не менее большую часть времени по-прежнему проводил в Ханкале, оказывая помощь генералу А. Куликову в руководстве операцией "по наведению конституционного порядка в Чечне"... Причина вызова была мне непонятна, и всю дорогу я строил предположения, думал: что за срочность? Падение Шали - вопрос нескольких дней; размышлял: неужто Дудаев решил капитулировать и вызов объясняется именно этим? Но причина оказалась намного прозаичнее: А. Квашнин мне предложил возглавить группировку войск Минобороны. "Добьешь Шали, а затем принимай под свое начало всех армейцев", - как дело решенное сообщил мне Анатолий Васильевич. Оставалось только одно - дать согласие. 
После разговора Квашнин представил меня уже в новом качестве генералу А. Куликову. Он уже месяц как командовал всеми "силовиками" в Чечне. Завязалась любопытная беседа. После того как Квашнин рассказал ему обо мне (это обычная практика при назначениях), Анатолий Сергеевич спросил: 
- Геннадий Николаевич, я знаю, что ты родом из этих мест. Не боишься ли, что твоим родным и близким начнут мстить? 
- Вы же не боитесь, товарищ генерал, - ответил я ему. - И я не боюсь... Я пришел сюда не для того, чтобы чеченский народ уничтожать, который хорошо знаю, а чтобы спасти его от бандитов. Надеюсь, чеченцы поймут, что я им не враг. Это во-первых. А во-вторых, если вы с Квашниным мне доверяете, постараюсь не подвести... 
Видимо, мой ответ понравился Куликову, потому что в дальнейшем у меня с ним установились добрые и во многом доверительные отношения. 
В апреле войска армейской группировки, которыми я стал командовать, были готовы к действиям в горах. Однако передышка тоже была необходима. За несколько месяцев почти непрерывных боевых действий накопились неотложные проблемы, в частности, необходимо было восстановить поврежденную технику, провести техобслуживание, пополнить материальные запасы. Устали и люди. Мы хорошо понимали, что предстоящие действия в горах потребуют огромных дополнительных усилий, тщательной подготовки. К тому же по замыслу всей чеченской кампании на разных этапах боевых действий предусматривались и меры политического характера, переговоры и иные мероприятия. Другое дело, что с какой-то дурной закономерностью повторялась одна и та же картина: все объявленные моратории (а их было за время первой чеченской войны несколько) наша сторона всегда строго соблюдала, а противник постоянно их нарушал. 
Так или иначе, но весной 95-го мы все же надеялись, что дудаевцев можно склонить к сдаче оружия и прекращению сопротивления. В переговорном процессе довелось участвовать и мне, я первым из командования группировки встретился с Масхадовым. Об этом событии я уже упоминал, теперь же хочется рассказать чуть более подробно. 
Масхадов дал согласие на встречу со мной, но где? "Давайте на нейтральной полосе", - настаивал Аслан. Но о какой нейтральной полосе тогда можно было говорить? Наши войска стояли почти везде на равнине и в предгорьях, а в горах, куда еще не успели добраться, соответственно, располагались дудаевские отряды. Масхадов добивался, чтобы встреча состоялась в Новых Атагах, на "его" территории. Пришлось уступить, хотя в этом был риск. 
Тогда я уже знал, что у него с Дудаевым натянутые отношения (Аслан в этом позже лично мне признался). После чувствительных поражений на равнине Масхадов, выступая по местному телевидению, потребовал от ичкерийского лидера отказаться от выдвигаемых им условий на встречу только с Президентом России и призвал его вести переговоры с министром обороны Российской Федерации П. Грачевым. В противном случае Дудаев должен "закончить политические игры и лично встать с оружием в ряды бойцов". В общем, разногласия дошли до публичных ультиматумов... 
...В Новые Атаги выдвинулись мы на двух бэтээрах. На одном - я, на втором - охрана. Когда въезжали в село, глазам своим не поверил, как чеченцы радовались нашему приезду. Приветливо махали руками, некоторые по-военному отдавали честь. 
Встреча должна была состояться в доме Резвана - директора цементного завода. 
Когда мы вошли во двор, полный народу, сразу прекратилось всякое движение и суета. Масхадова еще нет. Я подумал: может, и не будет встречи?.. Ожидание было зловеще-томительным: вокруг вооруженные чеченцы, смотрят на нас зло, с нескрываемой ненавистью, того и гляди, постреляют, как куропаток... 
Минут через пятнадцать - оживление. К дому подъезжает несколько автомобилей "Нива". На головной машине - флаг Ичкерии с изображением волка. Во двор входит Масхадов со своей вооруженной свитой. Здороваемся. С ним приехали Имаев (генпрокурор Чечни) и полевой командир Руслан Гелаев. 
Переговоры состоялись в самой большой комнате дома. 
Меня уполномочили предъявить следующие требования: 
1. Незамедлительное прекращение боевых действий. 
2. Обмен всеми убитыми и пленными. 
3. Сдача оружия. 
4. Вывод войск с территории Чечни на административную границу. 
Во время переговоров Масхадов все время смотрел вниз, на свои руки. Было заметно, что они слегка тряслись. Скажет два-три слова и опускает голову. Нервничал. 
Я сразу довел до сведения "переговорщиков", с какой целью прибыл. Масхадов по первому вопросу ответил утвердительно. Мол, прямо сейчас дадим команду: остановить боевые действия. И тут же спросил: "А ты в состоянии дать команду на прекращение огня?" Я ответил: "Да, в состоянии. У меня такие полномочия есть". 
По второму вопросу договорились без проблем. 
Что касается третьего пункта, то Масхадов был категорически не согласен. Требовал: вначале вы выведите войска, а потом мы, мол, сами организуем сдачу оружия... Так и не смогли мы тогда обойти этот камень преткновения. 
Через несколько дней вновь встретились. Теперь, кроме Масхадова, присутствовали Ширвани Басаев (брат Шамиля) и Мовлади Удугов. Мы друг друга проинформировали об обмене убитыми и ранеными. 
Затем Масхадов мне говорит: "Геннадий, мы с тобой военные люди, мы можем договориться не стрелять друг в друга, обменяться пленными и ранеными. Но вывести войска и сдать оружие - нет, не наш с тобой уровень..." 
Последняя встреча с Масхадовым проходила в начале апреля. Сначала обменялись мнениями официально за столом переговоров, затем уединились и часа два беседовали с глазу на глаз. 
- Я советский офицер, - говорил Масхадов. - Воспитывался в советских традициях... Но как вы могли в мирное время прийти в Чечню и убивать народ? 
- Нет, Аслан, я пришел не лично с тобой бороться, не с народом, и даже не с Дудаевым, а с теми бандитами, которые взялись за оружие. Где ты видел, чтобы в мирной стране вооруженные люди собирались в банды и безнаказанно грабили и убивали других?.. 
Мы долго спорили, потом разговор зашел о семьях. Аслан рассказал о своей жене, детях... 
- А как отреагировал Дудаев на наши с тобой переговоры? поинтересовался я. 
- А никак. Он даже не спросил, о чем мы с тобой говорили... Думаю, ни ему, ни Ельцину не нужен мир... 
26 апреля 1995 года Президент Б. Ельцин подписал Указ "О дополнительных мерах по нормализации обстановки в Чеченской Республике". Мы понимали, что объявление моратория носило чисто политический характер - страна готовилась к празднованию 50-летия Великой Победы, в Москву прибывали многочисленные зарубежные делегации. Причем соответствующие приказы на сей счет стали поступать в войска уже за неделю до опубликования Указа.