Моя война, Чеченский дневник окопного генерала
Это похоже на армейскую сплетню, и можно было бы пропустить мимо ушей. Но после всего, содеянного Лебедем в 1996 году, я верю в афганскую историю. Допускаю, что нечто подобное могло быть: просто вписывается в характер Александра Ивановича.
Ныне не только мне, но и абсолютному большинству армейских офицеров стыдно, что этот генерал - наш бывший сослуживец. Никто не нанес Российской армии большего вреда, чем Лебедь. Остается одна лишь надежда, что он понимает это и в конце концов публично раскается. Я считаю добрым знаком уже то, что он молчит, не комментирует события, последовавшие за Хасавюртскими соглашениями...
Константин Пуликовский. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Направляясь в Чечню, Борис Березовский (в тот момент официальный представитель федерального центра) сначала поехал к Масхадову, а только потом прилетел в Ханкалу, в штаб ОГВ.
Выслушав обличенного высокой властью Березовского, Пуликовский побледнел, но тут же, собравшись, начал чеканить слова:
- Я, как командующий группировкой, не согласен с такой позицией и считаю, что вы должны были прежде всего встретиться с руководством Объединенной группировки войск. Мы здесь давно собрались и ждем вас. Нам есть что сказать. Неужели перед встречей с Масхадовым вас не интересовало наше мнение, наша оценка ситуации?
- Ты, генерал, можешь считать все, что угодно, - сверкнул глазами столичный визитер. - Твоя задача: молчать, слушать и выполнять то, что тебе мы с Лебедем говорим. Понял?
- Вы говорите, не думая о тех людях, которые сейчас в Грозном в полном окружении кровью харкают, - "закипал" Пуликовский. - Они ждут моей помощи. Я обещал...
- Я тебя, генерал, вместе с твоими людьми, вместе со всей вашей дохлой группировкой сейчас куплю и перепродам! Понял, чего стоят твои обещания и ультиматумы?..
Офицеры, невольные свидетели разговора, опустили головы. Пуликовский с трудом сдержал себя. Стиснул кулаки, круто развернулся и пошел прочь, чувствуя спиной "расстрельный" взгляд Бориса Абрамовича...
В тот же день в Москву, Верховному, было доложено, что жесткая позиция командующего объясняется не военной необходимостью, а личными мотивами: дескать, в Чечне у генерала погиб сын-офицер, и теперь им движет жажда мести, что ради удовлетворения амбиций он готов весь город стереть с лица земли. По коридорам власти в Москве поползли слухи о генерале, заразившемся чеченской "бациллой кровной мести". Пуликовского, мягко говоря, отодвинули от руководства группировкой войск. Все это происходило за несколько дней до подписания в Хасавюрте соглашения "об окончании войны".
После случившегося Константин Борисович продержался в армии чуть больше полугода. Последний раз в военной форме я его видел в марте 97-го на своем 50-летии. А в апреле, будучи уже заместителем командующего войсками СКВО по чрезвычайным ситуациям, он написал рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил. Его непосредственный начальник генерал-полковник А. Квашнин дал свое согласие. Константин Борисович стал гражданским человеком и уехал в Краснодар, но дома не сиделось. Пошел работать в администрацию края. С военным руководством практически не поддерживал никаких контактов. Однако со мной иногда созванивался, мы даже встречались семьями, но о Чечне старался не говорить.
"Сломали мужика", - сочувственно отмечали в штабах при упоминании его имени. Злые языки даже утверждали, что отставной генерал стал пить. Я знал, что это неправда...
Мы познакомились еще зимой 85-го в Москве, на курсах усовершенствования командного состава при Академии бронетанковых войск. Стажировались в должностях командира и начальника штаба дивизии. За короткий срок успели подружиться. Даже разъехавшись, старались поддерживать связь, изредка созванивались.
Вновь судьба свела нас в феврале 95-го, после взятия Грозного. Пуликовский командовал Восточной группировкой, я - "Югом". Вместе с Квашниным мы приехали в Ханкалу, чтобы на месте посмотреть базу под штаб ОГВ, состояние аэродрома - насколько пригоден для использования нашей авиацией. Там и свиделись с Костей. Крепко обнялись, расцеловались. Кругом непролазная грязища, пронизывающий ветер. Мы сами - чумазые, продрогшие, а на душе тепло, радостно, как бывает при встрече с родным человеком.
Чуть позже я стал командующим 58-й армией, а он - командиром 67-го армейского корпуса. У каждого свои заботы и проблемы, своя сфера ответственности... Виделись редко.
Спустя время я узнал, что у Кости погиб сын: офицер, капитан, заместитель командира батальона. Служил в Московском военном округе и по замене приехал в Чечню. Всего неделю пробыл в своем полку, только-только должность принял. В апреле 1996 года под Ярышмарды Хаттаб со своими головорезами расстрелял нашу колонну, погибло почти сто человек. В колонне шел и его сын. Страшное известие потрясло генерала.
Ему не составляло больших хлопот избавить сына от командировки в Чечню. Я знаю людей (их, к сожалению, немало), которые с готовностью шли на все, лишь бы "отмазать" своих детей, племянников, братьев от службы в "горячей точке". Генерал Пуликовский был другого склада: сам служил Родине честно, никогда не искал "теплых мест", того же требовал и от других, включая родного сына.
Из той же когорты, кстати, - генерал Г. Шпак (командующий ВДВ) и генерал А. Сергеев (командующий войсками Приволжского военного округа), также потерявшие сыновей на чеченской войне. Воевали дети погибших генералов А. Отраковского и А. Рогова. Через Чечню прошли дети (слава богу, остались живы) генералов А. Куликова, М. Лабунца и многих других.
Когда порой матери погибших на войне ребят упрекают военачальников в бессердечии, а то и жестокости по отношению к подчиненным, я понимаю их эмоциональное состояние и не осуждаю за это. Прошу только помнить, что дети многих генералов не прятались за широкие спины своих отцов, наоборот - честь фамилии обязывала первым идти в атаку. Очень жаль, что наше общество ничего не знает об этом. А ведь обязано знать. Иначе люди будут верить березовским больше, чем пуликовским...
Тяжелая утрата подкосила генерала, но не сразила. Добило то, что так спешно замирились с сепаратистами, похерив его план уничтожения боевиков в Грозном - тщательно продуманный, грамотный с военной точки зрения. Многое из им задуманного было реализовано в январско-февральской операции 2000 года. Тогда город удалось полностью заблокировать - мышь не проскочит. Предусматривался "коридор" для выхода населения, задержания тех бандитов, кто замарал себя кровью ни в чем не повинных людей. По отказавшимся капитулировать - огонь из всех средств. Операция подтверждала бы решимость и последовательность федеральных властей в борьбе с бандитизмом и терроризмом. Я уверен, если бы ультиматум Пуликовского был осуществлен, не распоясались бы басаевы и хаттабы, не было бы ни криминального беспредела в Чечне, ни тер-актов в Буйнакске, Москве, Волгодонске, Владикавказе, ни агрессии в Дагестане, ни вообще второй войны на Кавказе.
Кто-то из великих сказал: "Восток любит суд скорый. Пусть даже неправый, но скорый". Что-то тут есть...
Почувствовав, что федеральный центр "буксует", бандиты обнаглели: бесконечные "переговоры" воспринимали не как стремление Москвы к миру, а как слабость государства. И в чем-то, видимо, были правы. Один из показателей этого - сознательно сформированное ложное общественное мнение. Возьмем тот же сбор подписей (весной 96-го) в Нижнем Новгороде и области "против войны в Чечне". Не хочу обвинять его инициатора Бориса Немцова, а тем более людей, ставивших свои автографы на подписных листах, однако смею с уверенностью предположить, что если бы даже намного популярнее Немцова политики надумали организовать подобные акции на Кубани или Ставрополье - им бы в первой же станице дали от ворот поворот. На Юге России люди, как говорится, на своей шкуре испытали, что такое криминальная Чечня. Им не надо было глядеть в телеэкран или в газеты, выясняя те или иные нюансы конфликта на Кавказе. Их твердая позиция выстрадана жизнью. А на Средней Волге многие верили ангажированной (иногда и искренне заблуждавшейся) прессе, откликались на сомнительные призывы политиков, далеких от проблем Чечни.