Хумор

Руководитель в панике. Хватается за сердце и валидол, а секретарша пишет под его диктовку телеграмму в тамошнее УВД такого содержания: «ПРОСИМ ЗАДЕРЖАТЬ АДВОКАТА ЗАХЕР ТЧК ДОВЕРЕННОСТЬ ВАШ АДРЕС ВЫСЫЛАЕМ ТЧК». Число, подпись, все как положено.
Телеграмма уходит, доверенность срочно высылается. А на другой день из того УВД приходит телеграмма со следующим текстом:
«ЗА ЧТО ЗАДЕРЖАТЬ АДВОКАТА ЗПТ МЫ БЕЗ ВАС ЗНАЕМ ТЧК СКАЖИТЕ ТОЛЬКО КАКОГО ТЧК» 
А какова мораль? Не надо было скупиться на развернутый текст, только себе дороже вышло. И обиднее. И, главное, не ясно, всерьез так ответили, или это образчик милицейского юмора.
 
СТРОИТЕЛЯМ ПИРАМИД ПОСВЯЩАЕТСЯ
ИЛИ ОФИЦЕРСКАЯ КОСТОЧКА.
Кто рассказал мне эту историю, я уже не помню. Сколько ни пытался напрячь память, никак не получается. Даже мысленно поблагодарить некого. Ну да, думаю, рассказчик отыщется. А пока, кто бы он ни был, спасибо.
Дело, кажется, было в годы правления Андропова. Тогда проводилась широкомасштабная кампания по борьбе с валютчиками и спекулянтами, которых сажали просто пачками, давая неслабые сроки за то, чем сейчас занимаются вполне легально на каждом углу.
В поле зрения органов попал некий гражданин Фридман, против которого были серьезные подозрения, что он занимается валютными махинациями. За ним уж и следили, и окружение его шерстили, и телефон прослушивали, но все без толку. Не то такой хитрый гад оказался, не то нет за ним ничего. Такое тоже бывало. Скажем, стуканул какой-нибудь завистник на корешка, чтобы засунули его в кутузку хоть ненадолго. По тем временам даже кратковременное пребывание в каземате, даже без вины, ложилось несмываемым пятном на биографию. Хорошей работы можно было лишиться запросто, а уж о карьерном росте и говорить нечего. Ну а о поездках за границу и говорить не приходится. «У нас без причины не сажают!»
Словом, нужны были факты. Ведь разработку фигуранта можно продолжать даже очень долго, но только когда есть уверенность, что это не пустышка, а настоящий «карась». На него ж много сил потратили и времени тоже, а толку – ноль.
Начальство оперативников дрючит, заставляет работать лучше, ругается непотребно, но умом-то понимает, что настоящих фактов нет, и все очень похоже на то, что этот Фридман самая настоящая пустышка. Что делать? Взять и просто закрыть тему? А вдруг через пару лет выяснится, что он и в самом деле спекулянт, только очень осторожный, а расколол его другой, а не ты. Что же тогда получается? Два года этот гад безнаказанно воровал, наносил вред советскому народу и государству, а кто за это ответит? Ведь еще два года назад было ясно, что он человек не наш, не советский. Почему не доработал, не додавил? И не видать тогда начальству не то что заветных генеральских погон, но и тех звезд, которые уже есть, можно лишиться. Такие промахи не забываются.
А если наоборот? Если ничего этого нет, и ты напрасно тратил время на слежку за честным человеком и прекрасным работником, передовиком производства, награжденным почетными грамотами и бесплатной путевкой в Туапсе. Что ты занимаешься пустяками вместо того, чтобы бороться с настоящими преступниками? Или они у нас что, все перевелись? Что, других дел нету?
Дилемма. Да и надоел уже этот Фридман до чертиков, как будто и в самом деле других дел нет.
И было принято полуофициальное решение провести на квартире проклятущего Фридмана негласный обыск. То есть без санкции прокурора, что, если по закону, является серьезным нарушением социалистической законности. Но уж больно надоел.
Принять приняли, но дело осложнялось тем, что его квартира практически никогда не пустовала. Вечерами и ночами в ней почти всегда бывал сам хозяин, частенько с гостями, а днем там торчала его любовница, оформленная как домработница. Но иногда любовница квартиру все же покидала – в магазин там сходить, в прачечную или парикмахерскую. Впечатление складывалось такое, что квартира намеренно находится под круглосуточным присмотром, что не могло не вызывать подозрения.
Опера, следившие за фигурантом, успели изучить характер ее отлучек, которые всегда носили непредсказуемый характер. Она могла практически неделями не выходить из дома, разве что на полчаса, благо магазин рядом. Такая нелюдимая до странности девушка.
Были и другие основания для подозрений, но косвенные, весьма косвенные. Например, люди, с которыми общался подозреваемый. Многие из них очень непростые. Торговые работники, партийные функционеры, спортсмены, выезжающие за рубеж. Словом, тот контингент, который потенциально мог быть питательной средой для спекуляций. Плюс замки немецкие на дверях, которыми рядовые и даже не очень рядовые сограждане не были обеспечены. Дорогие замки. Надежные.
Два оперативника, Петров и Грач, нацелились на проникновение в заветную квартиру, для чего целыми днями торчали поблизости от подъезда, готовые использовать любую возможность. Им это тоже до смерти надоело, тем более бдить бессменно. Дело в том, что такое дело всякому не поручишь, для столь деликатной операции люди должны быть проверены, чтобы не подставить начальство. Машина, в которой они несли свой сыщицкий крест, за неделю потихоньку превратилась во что-то вроде сторожевой будки со всеми ее атрибутами, потому что в ней ели, курили, кемарили в очередь, разок даже выпили. То есть почти дом родной, для которого они время от времени делали набеги в магазин – пирожков там купить, молока или чего другого для поддержания работоспособности молодых организмов.
В один из дней Грач, твердо зная, что раньше десяти любовница Фридмана не имеет привычки покидать квартиру, отправился в магазин за покупками для дома, так сказать. За то время, что они торчали неподалеку от подъезда, она еще ни разу не покинула логово больше, чем на сорок пять минут кряду, что для качественного обыска, согласитесь, маловато. Нужны были хотя бы пара часов.
Грач, помимо других покупок, приобрел килограмм чернослива, потому что на днях один из сослуживцев сказал ему, что это прекрасное средство для профилактики язвы и гастрита, которыми болеют многие оперативники по причине нервной работы и плохого питания. Вернувшись на пост, он начал со смаком поедать продукт, оказавшийся не просто черносливом, а импортом, завезенным из Греции, то есть куда более вкусным, чем отечественный. Особую прелесть составляло то, что это именно импорт.
Часа два он наслаждался продуктом, когда по радиотелефону им сообщили из службы технического контроля, что только что любовница договорилась с парикмахершей, и сеанс состоится через час. Наружка была вмиг подключена и вскоре оба опера имели удовольствие видеть, как дамочка выплыла из подъезда, а за ней потянулся «хвост», призванный оповестить оперов, когда объект закончит общение с цирюльницей. Из опыта следовало, что меньше двух часов визит в парикмахерский салон не продлится.
Все, дорога открыта.
Хитрые чужие замки Петров вскрыл меньше, чем за минуту, после чего приступили к обыску. Работали споро и профессионально, ведь нужно было не только отыскать хоть что-то, но и не оставить при этом следов, иначе Фридман мог закатить жуткий скандал; его связи сделать это позволяли, а уж амбиции тем более.
Безуспешный обыск подходил к концу, когда Грач испытал непреодолимое желание посетить туалет. По большому сходить. Чернослив, зараза импортная, непререкаемо просился наружу. Просто самым категоричным и нахальным образом, как истый иностранец, будь они неладны.
Грач, недолго думая – а чего тут думать? – горным орлом водрузился на салатового цвета изумительный финский унитаз и со всем жаром молодого организма изверг из прямой кишки всю эту импортную заразу, испытывая при этом двойное удовольствие – от самого физиологического процесса, который, согласно Фрейду, входит в число семи удовольствий человека, и от того, что гадит в таком классном сортире.
Закончив процесс, он потянулся к рукоятке спуска воды, нажал на нее и – ничего. Нет в бачке воды. Он к крану – пусто. Как позже выяснилось, в этот день воду в доме отключили из-за ремонта. И в этот момент по рации сообщают, что дамочка вышла из салона и садится в такси, так что ходу ей до квартиры считанные минуты. Хуже того – и Фридман обозначился на горизонте. То есть рвать надо из поганой хаты самым спешным образом, что опера и сделали, успев поставить пару «жучков» для внутреннего контроля.