Бездна (Миф о Юрии Андропове)
Сейчас, испытав внезапную острую нужду оказаться именно в таком месте, Владимир Александрович думал: «А ведь абсолютно точно кто-то определил: по состоянию общественных туалетов можно и следует судить о стране, об ее экономике, культуре, нравственном состоянии общества, о…»
— Володя! Я здесь! — прервал его странные рассуждения радостный голос Пауля Шварцмана.
Предмет любви товарища Копыленко уже бежал ему навстречу — высокий, стройный, с открытой головой, густые черные волосы разметались по плечам.
Они обнялись, Пауль пах дорогими сигаретами и крепкими дамскими духами (эта смесь всегда кружила голову Владимиру Александровичу, сводя его с ума…).
— Наконец-то!…— шептал Пауль.
— Наконец-то! — откликнулся товарищ Копыленко.— Только, Паша (так в моменты интимности называл Владимир Александрович своего избранника), мне срочно надо…
— Здесь, за углом,— сразу все поняв, просиял улыбкой Пауль Шварцман, увлекая московского гостя за угол мраморной стены.— Иди, а я подожду тебя вот в этом баре, закажу по чашечке кофе, и мы все обсудим.
«Что все?» — хотел спросить Владимир Александрович, но малая нужда погнала его за перегородку, облицованную синеватым камнем, с изображением мужской шляпы и трости.
Через несколько минут, насладившись туалетом международного австрийского аэропорта Швехат, Владимир Александрович Копыленко уже сидел в баре, уютном, слабо освещенном, за круглым столиком на двоих, перед ним исходила ароматным парком фарфоровая чашечка с густым черным кофе. («Заварка по-венски»,— сказал Пауль.)
Затягивалось сладостное молчание.
— Мы идем к тебе? — не выдержал он первым.
— Нет,— прошептал Шварцман.
— Не понимаю…
— То есть, Володя, мы, естественно, можем поехать сразу ко мне… Но есть сегодня еще одна возможность…
«Сюрприз!» — осенило Владимира Александровича. Сердце скакнуло и бешено заколотилось, мгновенно вспотели ладони («Отвратительное свойство организма»,— самокритично подумал заведующий отделом советского Внешторга).
— Какая возможность? — тоже шепотом спросил Владимир Александрович.
— Ты мне не однажды говорил, что хочешь попасть в один из привилегированных клубов Вены… Ну… В наш клуб. Ты еще сказал: «Хотя бы разок взглянуть».
Пауль Шварцман замолкал, ожидая реакции.
— Я слушаю, Паша. Я тебя слушаю.— Голос товарища Копыленко неожиданно сел.
— Так вот… такая возможность появилась.
— Что за возможность? — встрепенулся Владимир Александрович, и некий внутренний голос сказал ему: «Осторожно!»
— У меня появился новый знакомый,— таинственно улыбнувшись, продолжал Пауль.— Он член клуба «Георг III». Слышал о таком?
— Естественно, слышал! — воскликнул товарищ Копыленко, и внутренний предостерегающий голос стал абсолютно неслышным.
Клуб «Георг III»! Он тайно собирал о нем сведения, оказываясь в Австрии, выискивал публикации в «их» специальной литературе. Публикации, надо сказать, были чаще всего скучные, невнятные, естественно, без персоналий, а лишь с подробностями антуража. Публикации, скорее, интригующие.
— Кто этот твой новый знакомый? — И Владимир Александрович ощутил первый укол ревности.
— Станислав Ратовский.— Это имя Пауль произнес медленно, со старанием, как прилежный ученик, хорошо выучивший заданное стихотворение.— Он, кстати, эмигрант из России…
— Как эмигрант? — перебил товарищ Копыленко, и внутренний голос, хотя и с трудом начавший выбираться из темных дебрей, произнес: «Берегись, берегись…»
— То есть он не эмигрант, а его родители, отец, кажется… Этот Станислав оказался в Австрии сразу после той страшной войны совсем маленьким мальчиком, здесь вырос, получил образование, знает несколько языков, занимается переводами. Кстати, ты можешь говорить с ним по-русски…
— Где ты с ним познакомился? — перебил Владимир Александрович, успокоившись. И темная ревность снова завладела им.
— Ты можешь догадаться — где.— Улыбка скользнула по лицу Пауля Шварцмана,— Естественно, в нашем скверике, у памятника музыканту… Все забываю…
— Постой, постой! — перебил Владимир Александрович, холодея,— У тебя с ним…
— Володя! Володя! — замахал руками Пауль,— Это у тебя с ним может что-то быть. Если захочешь.
Владимир Александрович мгновенно успокоился, с облегчением вздохнув.
— Какую чушь ты несешь, Паша,— сказал он, отпив кофе.— Божественно! И привкус миндаля, что ли?
— Меня Станислав просто заинтересовал…— продолжал Пауль Шварцман.— Заинтересовал, как персонаж нашей корпоративной драмы в этом не лучшем из миров. Он — личность, интереснейший собеседник. А когда он сказал о том, что является членом клуба «Георг III»…
— Подожди! — перебил товарищ Копыленко.— Ты ему открыл меня?
— В самых общих чертах. Когда он спросил… Ты догадываешься о чем. Я не мог не сказать о тебе. Узнав о твоем желании попасть в престижный клуб, он сам предложил…
— И где же этот Ратовский сейчас? — снова перебил своего «друга» Владимир Александрович.
— Станислав тут, на площади, ждет нас в своей машине, чтобы сразу ехать…
Через несколько минут они, взявшись за руки, выходили на площадь перед огромным зданием аэропорта Швехат, запруженной множеством легковых машин и пестрыми автобусами туристических фирм.
Шел дождь с мокрым снегом.
Было без двадцати пяти два.
Ночная жизнь австрийской столицы только набирала силу.
— Серебристый «мерседес»,— сказал Пауль Шварцман.— Вон там, у полицейской будки.
У новой машины с включенными подфарниками («Номера австрийские»,— отметил про себя товарищ Копыленко, в котором проснулась советская бдительность, да и внутренний голос начал нашептывать что-то предостерегающее) стоял высокий сутулый человек в плаще и фетровой шляпе с широкими полями, закрывающими лицо.
— А вот и мы! — с нотками смущения в голосе громко сказал Пауль Шварцман.
Станислав Ратовский сделал несколько шагов навстречу, приподнял шляпу — у него оказалось длинное, выразительное лицо. Тонкие, слегка подкрашенные розовой помадой губы растянулись в улыбке.
— Я уже заждался,— сказал он по-немецки.— Здравствуйте!
«Что-то в нем есть… непонятное»,— начал лихорадочно соображать Владимир Александрович.
— Разрешите представить стороны,— заспешил Пауль Шварцман.— Господин Копыленко, господин Ратовский.
Они обменялись рукопожатиями, и московский гость австрийской столицы сначала почувствовал, а потом увидел на ладони нового знакомца длинный белый шрам.
. — Я Станислав,— приветливо сказал Ратовский по-русски без всякого акцента.— Если по правилам вашей страны — Станислав Янович. А вы господин Копыленко?…
— Владимир Александрович. Вот что, давайте говорить по-немецки. Чтобы мы все трое понимали друг друга. И я — Владимир,— перешел он на немецкий язык.
— Отлично! Просто отлично! — просиял Станислав Ратовский.— Вы, Владимир, как мне известно, в Вене в командировке, наверняка во времени ограничены.— Возникла короткая пауза, и в ней образовалось биополе, полное черной, взрывоопасной энергии,— Мне Пауль сказал… о вашем интересе. Предлагаю: сейчас, немедленно! Собственно, я все подготовил, договорился. «Георг III» ждет вас.
«Откажись!…» — завопил внутренний голос, оказавшийся почему-то в левой пятке Владимира Александровича.
Но дверца серебристого «мерседеса» была уже распахнута, Пауль, страстно сжимая локоть Владимира Александровича, легонько подтолкнул его вперед, и оба они очутились в салоне машины, на заднем сиденье.
Станислав Ратовский уже был за рулем и, захлопывая дверцу, сказал:
— Что же, господа, вперед!
Машина, плавно и бесшумно сдвинувшись с места, тут же набрала скорость, и показалось Владимиру Александровичу, уже через мгновение мчалась по загородному шоссе, навстречу сонму огней, которые стремительно приближались. На смотровом стекле работали дворники, счищая липнущий мокрый снег.
«Сказать, чтобы заехали в «Империал»? — пронеслось в сознании товарища Копыленко.— Оставлю документы в номере…»