Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Из выступления тов. Андропова Ю. В. (25.01.50):
— Я признаю, что не проявил бдительность, партийную принципиальность, не сигнализируя вовремя в вышестоящие инстанции о недопустимом, в ряде случаев, поведении товарища Куприянова. Да, между Геннадием Николаевичем и Министерством лесной и бумажной промышленности Союза создались совершенно ненормальные отношения, которые он пытался перенести на других членов бюро, в том числе и на меня. (Реплика из зала Куприянова: «Юрий Владимирович, опомнитесь!…») Куприянов единолично решал важные хозяйственные вопросы республики, ни с кем не советуясь и не считаясь ни с чьим мнением. Теперь я понимаю: вести борьбу с недостатками в нашей республике — это значит вести борьбу с Куприяновым. Такой борьбы я не вел в течение длительного времени. Я с умилением смотрел в рот товарища Куприянова и считал многие вещи совершенно правильными и допустимыми, а возражал только по мелким вопросам, например, в области расстановки кадров. На самом деле это была самая настоящая беспринципная линия соглашательства. Это я понял на Оргбюро ЦК, слушая критику членов бюро и секретарей ЦК не только в адрес Куприянова, но и в свой. Считаю, что Куприянов неправильно вел себя с членами бюро, не признавая никакой критики. Вот и вчерашнее выступление его на нашем Пленуме — та же картина! Я не согласен с этим выступлением товарища Куприянова, считаю его неправильным и ненормальным. (В своем выступлении на Пленуме Г. Н. Куприянов не признал за собой тех ошибок, которые навязывал ему Андропов и послушный хор остальных выступающих, кроме одной: «Я недостаточно мобилизовывал коммунистов на решение хозяйственных задач республики».— И. М.) Кроме того, товарищ Куприянов не чист на руку в финансовых вопросах: во время проведения денежной реформы сорок седьмого года он незаконно, из партийных денег, положил на свой счет в сберкассе две тысячи рублей. Я признаю себя виновным в том, что не заметил ошибок Куприянова, как и другие наши секретари ЦК. Но я второй секретарь, и, значит, с меня больше спроса…
Из постановления Пленума ЦК КП(б) Карело-Финской ССР 24 — 25 января 1950 года:
…Пункт 19 (всего тридцать пунктов):
Одобрить постановление ЦК КП(б) об освобождении от обязанностей первого секретаря и вывести из состава Бюро ЦК КП(б) тов. Куприянова Г. Н.
Стенограмма Пленума подписана Ю. В. Андроповым.
Куприянов Геннадий Николаевич. Родился 21 ноября 1905 года в деревне Рыло Солигаличского района Костромской области в семье крестьянина-бедняка. 1920 год — вступление в комсомол. 1921 — 1924 годы — боец отряда ЧОН (части особого назначения). Из автобиографии: «Создавал колхозы, руководил выселением кулачества из пределов р-на». С 1926 года — членство в ВКП(б). 1932 — 1935 годы — слушатель Всесоюзного коммунистического университета им. Сталина; в дипломе профессия — пропагандист. 1935 — 1938 годы — на партийной работе в Ленинграде.
Девятнадцатого июля 1938 года избран первым секретарем Карельского обкома ВКП(б).
Во время Великой Отечественной войны Куприянов — организатор партизанского движения в Карело-Финской республике, член Военного Совета Карельского фронта; в конце войны военное звание — генерал-майор.
(Из архива. Телеграмма: «Приказом наркома обороны Сталина второго августа вам присвоено воинское звание Бригадный комиссар. Мехлис».)
Награды Г. Н. Куприянова:два ордена Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Отечественной войны 2-й степени.
После январского Пленума ЦК КП(б) Карело-Финской ССР и его решения об «освобождении от обязанностей первого секретаря и вывода из состава Бюро ЦК КП(б) Карелии» Куприянов был арестован 17 марта 1950 года и отправлен в Москву, в Лефортовскую тюрьму. «Следствие» продолжалось до ноября 1951 года — 4 тома «дела». Допросы вел следователь Мотовкин, по воспоминаниям Куприянова, не без гордости говоривший, что его первый учитель и наставник — Рюмин. Любимый метод ведения допроса — «игра в футбол»: в четыре угла камеры встают «игроки» — Мотовкин и его помощники, а «мяч» — допрашиваемый, который ударами кулаков и ног посылается из угла в угол.
Семнадцатого января 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР подследственному Куприянову Г. Н. выносит приговор: «По ст. 58 (п. 1,7,10, ч. II) и ст. 53 (п.11) — 25 лет лишения свободы в ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь) с поражением в правах на 5 лет после освобождения и конфискацией всего имущества».
1956 год — Куприянов вышел из заключения на свободу.
1957 год — Геннадий Николаевич полностью реабилитирован и восстановлен в партии.
(Свидетельство Павла Васильевича Селеякова, бывшего главы Петрозаводска в шестидесятые — семидесятые годы:
«В 1957 году, если память мне не изменяет, это было летом в июле или в июне — я оказался в Москве, в кабинете первого секретаря Представительства Карелии в столице СССР Лубенникова. Мы обсуждали какие-то насущные проблемы республики. В приемной послышался шум, громкие голоса, кого-то не пускала секретарша. Без стука открылась дверь, и в кабинет вошел… Геннадий Николаевич Куприянов. Это был он и не он: изможденный, худой, в серой залатанной робе и в грубых армейских ботинках, лицо в глубоких морщинах, только глаза были прежними — умными, зоркими, полными силы и воли.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал он беззубым ртом, слегка шамкая, но в голосе была насмешка.— Трудитесь в поте лица? Не покладая рук?
Мы молчали. Мы были потрясены…
— Здравствуйте, Геннадий Николаевич,— наконец сказал Лубенников, протягивая ему руку.— Наконец-то…
— Не надо! — перебил Куприянов, не замечая протянутой руки.— Этой темы касаться не будем. У меня к вам единственная просьба: я хочу встретиться с Юрием Владимировичем Андроповым. Ведь он сейчас, вернувшись из Венгрии, работает в ЦК? Возглавляет там какой-то отдел?
— Да, это так,— сказал Лубенников.
— Соедините меня с ним.— И в голосе Геннадия Николаевича прозвучала знакомая неумолимая нота приказа.
Поколебавшись, Лубенников набрал номер. Связь была селекторная, и мы стали невольными слушателями двух состоявшихся разговоров. Вернее — одного разговора…
— Слушаю. Андропов,— прозвучал в кабинете знакомый голос.
— Говорит Куприянов. Я хочу, Юрий Владимирович, встретиться с вами,— Ответа не было,— Я настаиваю…
На Старой площади в своем кабинете Андропов положил трубку.
— Наберите его номер еще раз,— потребовал Куприянов.
Лубенников вращал телефонный диск дважды — Юрий Владимирович не поднимал трубку.
— Ладно! — махнул рукой Куприянов. И ненадолго задумался.— Вот что… Позвоните-ка Никите Сергеевичу. Звоните, звоните.
Лубенников набрал номер телефона главы государства.
— Хрущев слушает.
— Здравствуйте, Никита Сергеевич. Куприянов.
Возникла пауза. Было слышно, как участилось дыхание Хрущева.
— Какой Куприянов?
— Куприянов Геннадий Николаевич, из Карелии.
— Ах, это вы! Рад вас слышать. Рад, что вы…
— Да, да, Никита Сергеевич,— перебил Куприянов,— на свободе, вашими хлопотами.
— Кажется, вы, Геннадий Николаевич, чем-то недовольны? Не понимаю! Ведь вы помилованы!
И тут Куприянов взорвался:
— Мне не нужно от вас помилования! Я отказываюсь от помилования! Я ни в чем не виноват!
— Но ведь вы сами признались… Подписали…
— Подписал! — яростно перебил Куприянов, и из его беззубого рта летела слюна.— Хотел бы я, Никита Сергеевич, видеть тебя на своем месте! Помнится, однажды, на охоте, мы перешли на «ты». Так что, не обессудь. Подписал… Когда тебе на допросах выбивают зубы, ломают ребра… Подпишешь…
— Но и в лагере…— Голос Хрущева был растерянный и виноватый,— Вы… ты создал там какую-то вторую коммунистическую партию, мне докладывали…
— Не партию, Никита Сергеевич, а группу своих единомышленников, таких же убежденных коммунистов, как я… Вот что… По телефону всего не скажешь, не объяснишь. Прими меня, Никита Сергеевич, для принципиального партийного разговора.