Бездна (Миф о Юрии Андропове)
— Пожалуй, вы правы,— сказал Жозеф Рафт.
Эти слова Василий Александрович воспринял как острые шпоры ретивый конь, его обуяло вдохновение, предчувствие удачи, и образ Юрия Владимировича Андропова был дорисован пылко, поэтически, преданно: глубокий государственный ум, гуманизм, но и, когда надо, решительность в поступках, аскетическая скромность в быту («Как у Владимира Ильича Ленина»,— обмолвился знаменитый советский поэт), понимание западной культуры и вообще явная склонность к западному пути развития («Включая экономические приоритеты»).
— Одно знание английского языка чего стоит! — восторгался Василий Александрович, быстро шагая по веранде из угла в угол и вея острым мужским потом из-под подмышек,— Опять и здесь Юрий Владимирович первый среди кремлевских вождей после Ленина!
— Я слышал,— включился в панегирик Ник Воеводин,— Юрий Владимирович и французским языком владеет.
— Вот! — возликовал поэт Воскресеньев.— Так что, дорогой Жозеф, как говорят у нас в России, вашими устами и мед бы пить!
— Не совсем понял,— смутился американский журналист.
— Я был бы счастлив,— засмеялся Василий Александрович,— если бы ваше предположение о руководителе нашей страны после Брежнева стало реальностью,— Поэт наконец сел на свой стул.— Да что же это я? Соловья баснями… День жаркий. Вот прошу! Русский квасок, абрикосики, печеньице.
Квас американскому гостю очень понравился.
— А может быть, останетесь обедать? Водочки хряпнем. Или коньячку?
«Журналист» Воеводин оживился, однако Жозеф Рафт сказал вежливо, но жестко:
— Нет, спасибо. Много работы. Я вам, господин Воскресеньев, очень благодарен…
— Кстати! — бесцеремонно перебил Василий Александрович, подумав, переполненный восторгом: «Все! В Штаты еду!» — Когда вы возвращаетесь домой?
— Через две недели.
— Какое совпадение! Через две, максимум через три, недели я буду в Нью-Йорке, там мое первое выступление, а потом гастрольная поездка еще по шести городам вашей замечательной страны. Так что, мой новый американский друг, приглашаю вас на одну из своих встреч с читателями.
— Я непременно приду,— искренне обрадовавшись, сказал Жозеф Рафт.
— Как мне вас там найти?
Американский журналист из кармашка кожаной сумки достал свою визитную карточку и протянул ее хозяину дачи:
— Прошу!
Василий Александрович вручил американскому журналисту свою визитку. Расстались друзьями. Обиженная супруга поэта провожать визитера к машине не вышла.
…Забегая вперед, следует сказать, что через три недели Василий Александрович Воскресеньев беспрепятственно, без всяких эксцессов в ОВИРе и других инстанциях, выехал в Соединенные Штаты Америки. Его выступления в семи городах этой страны, на которых собиралась главным образом эмигрантская публика из Советского Союза, прошли с большим успехом. На первой же встрече с «читателями» присутствовал Жозеф Рафт. Потом они вместе поужинали в ресторанчике в Бруклине, изъясняясь между собой смесью русских и английских слов.
…Поздно вечером в квартире Попкова, в его кабинете, раздался телефонный звонок. Все домашние были на даче, и в огромной квартире начальник «Пятки» находился один. Его клонило в сон, но он, перебирая бумаги на столе — докладные, доносы, разработки,— мужественно боролся с одолевающей его дремотой, ожидая этого звонка.
— Я слушаю! — проворно подняв трубку, бодрым голосом сказал он.
— Добрый вечер, Фрол Дмитриевич. Простите, что так поздно.
— Да что вы, Юрий Владимирович! Разве это поздно? Добрый вечер!
— Ну… Расскажите в двух словах, как там наш американец?
— Тьфу, тьфу, пока все идет как надо. Сегодня состоялась первая встреча с поэтом Воскресеньевым…
— Где? — перебил Андропов.— В клубе писателей?
— Нет, Юрий Владимирович. Ресторан в ЦДЛ, как место встречи, пришлось переиграть на дачу нашего поэта в Переделкино.
— Что так?
— Здесь у нас маленький прокол. Посадить Рафта на короткий алкогольный поводок не удалось и, как я понимаю, не удастся. Не пьет, вернее, не имеет пристрастия к спиртному. Так что алкогольная зависимость отпадает.
— Да, Фрол Дмитриевич, это наша постоянная ошибка. Всегда надо помнить: западный журналист — не советский, не русский. Но зависимости Рафта от нас надо добиваться. Ведь есть еще один вариант…
— Уже им занимаются, Юрий Владимирович.
— Так…— Последовала пауза,— И как же встреча с Воскресеньевым?
— Вся запись вам будем представлена завтра утром. Василий Александрович отработал свое превосходно. Не буду пересказывать, ничего нет лучше первоисточника. Так что, Юрий Владимирович, ваша рекомендация — создать некоторое торможение в его поездке в Штаты — оказалась весьма продуктивной. Думаю, нашего поэта надо выпустить — заслужил.
— Завтра, во второй половине дня, мы с вами этот вопрос решим. Что дальше у американца?
— Встреча с Робертом Николаевичем Ведеевым. Это завтра. Послезавтра — с Аратовым…
— Вы уж очень-то встречами его не перегружайте,— перебил Андропов.— Как говорится, не гоните лошадей. Пусть и отдыхает, развлекается.
— По культурной программе был сегодня вечером Большой театр. «Лебединое озеро». Представьте, после первого акта сбежал! Хорошо, у нас в театре тройное наблюдение, не только в зале, но и на выходе из театра. Отправился наш Жозеф на прогулку: Красная площадь, набережная Москвы-реки, Александровский сад. Много фотографировал, долго бродил вокруг «серого дома», рассматривал мемориальные доски, что-то записывал. Вообще, Юрий Владимирович, хотя у нас этот шустрый Рафт впервые, но в Москве ориентируется отлично, во всяком случае, в центре. И, судя по всему, весьма осведомлен в нашей советской истории.
— Что же, очень хорошо.— Голос Юрия Владимировича в трубке звучал бесстрастно.— Такой нам и нужен.— И опять возникла пауза. Странным образом Попков почти физически ощущал напряженное размышление Главного Идеолога страны и куратора КГБ: даже стало покалывать в висках и возникла тупая головная боль.— Значит, Фрол Дмитриевич, таким образом… До моего отъезда в Крым держите меня постоянно в курсе. Будем связываться по телефону, как сегодня, вечерами. Возможно, перед Форосом я вас приглашу к себе на дачу. Там все обсудим детально, и дальше материалы по операции «Золотое перо» с курьером будете доставлять мне в Крым. Скажем, раз в три дня.
— Хорошо, Юрий Владимирович.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Фрол Дмитриевич откинулся на спинку кресла. Голова раскалывалась от боли.
27 — 31 июля 1982 года
Двадцать седьмого июля Жозеф Рафт проснулся в своем роскошном номере гостиницы «Националь» рано, было начало восьмого, но почувствовал себя выспавшимся, бодрым. И после короткой зарядки, контрастного душа, облачившись в летний спортивный костюм, первое, чем он занялся,— это, расположившись за письменным столом в кабинете, сделал короткие записи о происшедшем вчера: потом при работе над очерками, при расшифровке диктофонных записей, пригодится.
Жозеф был доволен вчерашним днем: и встречей с поэтом Воскресеньевым («Он искренен, импульсивен, пожалуй, чересчур нервен, но его характеристика моего героя интересна, может быть, только слишком восторженна. Она для меня просто находка в разработке темы «Андропов и творческая интеллигенция»), и экскурсией по историческим местам Москвы, которую ему устроили любезные Ник Воеводин и Валерий Яворский, и самим собой («Ловко я их обвел вокруг пальца, когда удрал с этого занудного балета! А Красная площадь, Мавзолей произвели на меня какое-то гнетущее впечатление, даже не знаю почему. Надо разобраться… Но самое страшное, что я увидел вчера,— это «дом на набережной». Я его сразу узнал, вспомнив страницы повести Юрия Трифонова»).
Хотелось есть; и, оставив свои записи на столе, американец отправился в кафе со шведским столом на своем третьем этаже. Он вернулся минут через двадцать и опять обнаружил свои апартаменты убранными, на столе в гостиной стоял новый букет — желтые, красные и фиолетовые тюльпаны.