Бездна (Миф о Юрии Андропове)
— Здравствуйте, здравствуйте! — Маэстро говорил по-английски совершенно свободно. Он энергично пожал американцу руку, потом сопровождающим, спросил, бегло взглянув сначала на Яворского, потом на Воеводина, очевидно заранее зная ответ: — А вы, уважаемые, переводчики?
— Я — переводчик,— сказал Валерий Яворский.
— А я,— поспешил Ник,— с коллегой Рафтом от Союза журналистов.
— Понятно,— сказал знаменитый режиссер, и еле заметная саркастическая улыбка мелькнула на его лице.— Что же… товарищи и господа, прошу! Располагайтесь. Симочка! — повернулся маэстро к даме, встретившей их.— Вы нам чайку и кофе. Кто что соизволит.— Все это говорилось по-английски.
— Один момент!
Симочка захлопотала у стола с самоваром. Минут через десять на углу письменного стола появился расписной поднос — русская тройка на черном фоне — с горячим чайником, кофейником, посудой, сахарницей, печеньем, вазочкой с конфетами. Симочка в разговоре участия не принимала: что-то приносила, уносила, разливала в чашки чай и кофе, двигаясь бесшумно. Зато рыжий кот в аудиенции участие принял: как только маэстро сел в свое кресло, он ожил, открыл изумрудные глаза, поднялся с ковра, потянулся, выгнул спинку и уже через минуту прыгнул на колени к хозяину кабинета.
— Хорошо, Макбет,— сказал режиссер, лаская большой белой рукой кота,— можешь поприсутствовать, только — никакого хулиганства.
— Он хулиган? — спросил, улыбнувшись, Рафт.
— Больше — бандит и вор. У Макбета было тяжелое детство. Он постоянно норовит что-нибудь стянуть со стола. Но сейчас для него тут нет ничего интересного. Итак… Я думаю, мы будем говорить по-английски.— Хозяин кабинета повернулся к Яворскому:— Вы не возражаете?
«Переводчик» передернул плечами, сказал по-русски, похоже, с облегчением:
— Баба с воза — кобыле легче.
— Значит, господин Рафт… Я правильно произношу вашу фамилию?
— Да, правильно.
— Значит, если я правильно осведомлен, вас интересует личность Юрия Владимировича Андропова?
— Да. Но я бы уточнил, имея в виду встречу именно с вами: личность Андропова и его роль… И его роль в развитии советского искусства, в частности, театрального искусства.
— Понятно…— Маэстро откровенно усмехнулся.— Давайте тему сформулируем так: «Юрий Андропов и советский театр». Но, может быть, вы мне зададите свои вопросы, господин Рафт? И тогда наша беседа приобретет конкретику.
— Согласен! — Все было отринуто. Все личное. Жозеф Рафт работал. Надо делать свое дело, господа! Всегда и при любых обстоятельствах.— В таком случае, первый вопрос: правда ли, что Андропов, будучи Председателем КГБ, покровительствовал вашему театру? Да и сейчас покровительствует. Вроде бы отстоял несколько спектаклей, которые власти, цензура… Кто там у вас этим занимается? Словом, которые собрались закрыть, запретить,— а он отстоял.
— Ну…— Знаменитый режиссер задумался.— Сказать — несколько спектаклей, это преувеличение. Один спектакль. Может быть, два.
— Это говорит о том, что Андропову нравится ваш театр? Что он разделяет концепцию ваших спектаклей, их философию?
— Нет, ничего подобного и близко не наблюдается. Да Юрию Владимировичу, насколько я понимаю, и времени нет ходить в театры. За все годы у нас он если был на двух спектаклях — уже хорошо. Да и то — это спектакли, в которых был занят его зять…
— Простите, не понял,— перебил американский журналист.
— Давайте я вам расскажу маленькую новеллу о том, как я имел честь познакомиться с товарищем Андроповым.— По лицу маэстро снова промелькнула летучая саркастическая улыбка,— Однажды… Уж не помню, в каком году, зазвонил вот этот телефон. Поднимаю трубку: «Я слушаю». В ответ: «Здравствуйте. С вами говорит Андропов». Я, помню, переспросил: «Кто? Кто?…» Подумал — ослышался. «Юрий Владимирович Андропов». Не скрою, растерялся, сразу стал лихорадочно соображать: что такое в последнее время мы натворили? Звонки сверху… А этот, как вы понимаете, с самого верха… Подобные звонки в нашем театре раздавались… И раздаются, приходится констатировать, с единственным содержанием: разносы, угрозы, запреты, предупреждения, в лучшем случае — увещевания. А тут! Сам Андропов… Тем не менее говорю спокойно: «Слушаю вас, Юрий Владимирович». И представьте, этот человек обращается ко мне с просьбой: его дочь Ирина, страстная поклонница нашего театра, собирается принять участие в конкурсе: мы создали свою студию для подготовки молодой артистической смены, и вот был объявлен конкурс. Абитуриентов — тьма. И Юрий Владимирович мне говорит: «Ирина вознамерилась стать актрисой, попасть в ваш театр. Я убежден, что особых данных для этой профессии у нее нет и вообще театр — не ее будущее. Может быть, я консервативен,— говорит Андропов,— но таково мое отцовское убеждение. И поэтому,— продолжает Юрий Владимирович,— у меня к вам просьба: убедительно прошу, пусть тот факт, что Ирина моя дочь, никоим образом не повлияет на оценку ее театральных данных. Оцените ее по заслугам — и только. Почти уверен, что вы поймете: я прав». Вот примерно такой разговор…— Маэстро сделал глоток остывшего кофе.— Юрий Владимирович оказался прав: его дочь Ирина, вполне милая интеллигентная девушка, могу добавить, красавица, театральными талантами не блистала, и я не принял ее в нашу студию. Вот таким образом, пока заочно, я познакомился с Андроповым.
— Почему — пока? — спросил Рафт.
— Вот! Сейчас расскажу. Симочка! Мне бы горячего кофейку, этот совсем остыл.
— Один момент.
Пока происходила смена чашек с кофе, Жозеф обратил внимание на одно странное обстоятельство (впрочем, он Э Т О заметил еще во время рассказа маэстро): «сопровождающие» Яворский и Воеводин вели себя непонятно — не притрагивались к чаю и кофе, переглядывались, посматривали на часы, явно нервничали, похоже, чего-то ожидая.
Когда чашка с горячим кофе появилась перед режиссером, Яворский поднялся, весьма проворно для своего рыхлого грузного тела, и сказал:
— Извините… Мне бы позвонить.
— Пожалуйста,— последовал вежливый ответ.— Соседняя комната, обитель нашего завлита. Он сейчас в отпуске.— Маэстро улыбнулся.— Там вам никто не помешает. Симочка, будьте любезны, проводите.
Симочка и Яворский вышли из кабинета.
«А Ник бледен и странно напряжен,— отметил Рафт.— Или опять состояние похмелья после вчерашнего посещения ресторана «Арагви»?»
— Дело вот в чем,— продолжал рассказ режиссер,— Дочь Андропова, очевидно, по-настоящему любит театр. Она получила гуманитарное образование и стала театральным критиком. А дальше… Ирина познакомилась с одним нашим артистом. Роман, любовь, замужество. И таким образом наш актер стал зятем Юрия Владимировича, который, после замужества дочери, действительно был, если мне память не изменяет, на двух спектаклях, в которых муж Ирины исполнял главные роли.
— И после этого вы уже очно познакомились с Андроповым?
— Именно так. Он был на банкете здесь в театре, после премьеры одного из этих спектаклей. Вот тогда я и имел честь, так сказать, пожать державную руку.— Маэстро сделал паузу. На сказанное Ник Воеводин никак не реагировал: он был отвлечен какой-то своей, похоже тяжкой, думой и, Скорее всего, повествование маэстро не слушал.— Или почти державную. Помню ощущение от пожатия этой руки. Она была большой, бессильной и холодно-влажной. Прямо скажу: ощущение не из приятных.
— Ну…— Рафт подыскивал слова.— А как вел себя Андропов в застолье, в вашей артистической компании?
— Если кратко — достойно, стараясь оставаться в тени. Он явно не хотел быть в центре внимания. Я бы рискнул сказать, что Юрий Владимирович стеснительный человек. Стеснительный, но с обостренным чувством собственного достоинства. Судите сами. На том банкете произошел маленький, но весьма впечатляющий инцидент. Был произнесен какой-то тост… Уж не помню какой. По русскому обычаю, перед тем как выпить, все стали чокаться рюмками друг с другом. Юрий Владимирович потянулся со своей рюмкой с коньяком — он ее одну и пил по глотку в течение всего вечера — к одному нашему известному, даже знаменитому актеру, барду, бунтарю, пребывающему в открытой оппозиции к властям предержащим. И тот демонстративно отказался чокнуться с Председателем Комитета госбезопасности. Я наблюдал за этой мизансценой как режиссер: интересно! За столом возникла мгновенная тишина, а сидело за ним человек тридцать. Все смотрели на актера и Андропова. Они находились друг против друга. И в этой, я бы сказал, страшноватой тишине Юрий Владимирович, улыбнувшись, пристально глядя на актера — бунтаря, сказал, подчеркнуто тихо, но все слышали: «Я рекомендую вам не отказываться чокнуться со мной,— Была выдержана блестящая актерская пауза.— Не забывайте: у КГБ длинные руки». И наш прославленный актер чокнулся с Андроповым, правда ничего не сказав, выпил свой бокал до дна и молча вышел из-за стола.— Маэстро трижды хлопнул ладонями рук. На его щеках появился румянец. Кот Макбет, который успел заснуть у него на коленях, открыл глаза и недовольно мяукнул.— Никаких реплик, дружище! — Режиссер ласково потрепал кота за уши.— Согласитесь: какой блестящий, по всем правилам высокого искусства мини-спектакль!