Убить демократа

-- Это не мой секрет. 
-- Вы не хотели бы вернуться в армию? 
-- Нет. 
-- Уверены? 
-- Более чем. Да никто меня и не возьмет. Сами сказали, что приказ подписал замминистра. 
-- Его уже нет. Как и самого министра. А с новым руководством этот вопрос, думаю, можно будет решить. 
-- Это вы так думаете? -- уточнил я. -- Или кто-то другой? 
-- Я приветствовал бы такое решение, -- уклонился он от прямого ответа. -- Я бы хотел, чтобы вы служили в нашем училище. Ваш боевой опыт будет очень полезен курсантам. 
Я даже засмеялся: 
-- Извините, но Митюкова с меня хватит на всю оставшуюся жизнь. 
-- Митюков не вечен. 
-- Вы ошибаетесь. Это я не вечен. И вы. А Митюков вечен. 
-- Но вы все же подумайте. 
Я пообещал. Просто чтобы не размазывать кашу по столу. Но даже и не собирался об этом думать. 
-- Если позволите, у меня к вам тоже вопрос. Вас попросили пригласить меня на этот праздник? 
Нестеров попытался уйти от ответа: 
-- Вас бы и так пригласили. 
-- Но вас просили об этом, верно? Подполковник Егоров? 
-- Да. 
-- И он же дал понять, что вопрос о моем возвращении в армию может быть решен? Кто же он такой? 
-- Этого я не знаю. Меня попросил оказать ему содействие один из высокопоставленных руководителей. 
-- Министерства обороны? - спросил я. 
-- Нет. Прошу извинить, но больше ничего я вам сказать не имею права. 
-- А я больше ничего и не спрашиваю. 
Появился Митюков с афишкой, расстелил ее на столе. 
-- Ну? Что ты хотел объяснить? 
-- А сами не видите? Посмотрите внимательно на этого милиционера. 
-- Ну, посмотрел, -- сказал Митюков. -- И что? 
-- Вы тоже ничего не замечаете? - обернулся я к Нестерову. 
-- Нет. 
-- И в реальных условиях вы не стали бы в него стрелять? -- спросил я у Митюкова. 
-- Разумеется, нет. 
-- Вам повезло, что обстановка условная. Иначе сослуживцы уже собирали бы деньги вам на венок. Это же ряженый! Неужели не видите? У настоящих милиционеров на шинели по три пуговицы в два ряда. А у этого сколько? 
-- И вправду! -- поразился Митюков. -- По четыре. Ну, это просто художник ошибся. 
-- Может быть. Но в реальной обстановке я не стал бы об этом долго раздумывать. 
Нестеров с усмешкой взглянул на озадаченного Митюкова. Потом как-то очень по-светски предложил: 
-- Я надеюсь, Сергей Сергеевич, вы останетесь на наш небольшой товарищеский ужин? Моим офицерам доставит огромное удовольствие общество вашей очаровательной супруги. И нам с полковником тоже. 
-- Спасибо, но мы с дочкой. А добираться до дому больше двух часов. 
-- Отправьте Сергея Сергеевича домой на моей машине, -- распорядился Нестеров. Я открыл было рот, чтобы отказаться, но он не дал мне этой возможности: -- Мне приятно было увидеть вас, Пастухов. Надеюсь, это не последняя наша встреча. Желаю здравствовать. 
-- Всего хорошего, товарищ генерал-лейтенант. 
-- Сейчас уже чаще говорят "господин генерал", -- заметил Нестеров. 
-- Да? В таком случае всего доброго, ваше превосходительство. 
Я пожал ему руку и пошел к выходу. 
-- А твоя нога? -- окликнул меня Митюков. -- Уже прошла? 
Черт. Совсем про ногу забыл. 
-- Нога? -- переспросил я. -- В самом деле. Прошла, как видите. Ну да. Надо же! 
Нестеров и Митюков переглянулись. 
Я обругал себя предпоследними словами. Прокол. Роли нужно доигрывать до конца. Что-то я от мирной деревенской жизни совсем расслабился. Как бы мне это боком не вышло. 
Вот еще когда я об этом подумал. 
Точно. Еще тогда. 
Пока я извлекал Ольгу с Настеной из толпы танцующих, Митюков вызвал к КПП черную "Волгу" и приказал водителю: 
-- Отвезешь этих господ. И сразу назад. Ясно? 
-- Так точно, товарищ полковник. 
-- Отставить, -- сказал я. 
-- Почему? -- удивился Митюков. 
-- Потому что у меня есть машина. 
Я вышел за ворота и через две минуты подкатил к Ольге и Настене на своем внедорожнике "ниссан-террано". Про "патрол" была когда-то реклама: "Крепкий, как скала". А про какой-то другой джип: "Мощный, как танк". Так вот все это можно было сказать и про мой "террано". Эдакий с виду скромняга. Но не для тех, кто понимает. Водитель "Волги", судя по всему, понимал. 
-- Ух ты! -- уважительно проговорил он. 
До Митюкова тоже дошло. 
-- Почем брал? 
-- Около двух с половиной миллионов иен. 
-- Почему иен? 
-- В Японии брал. 
-- Сколько же это на нормальные деньги? 
-- Штук двадцать. Или чуть больше, -- небрежно отозвался я. -- Точно не помню. 
-- Рублей? 
-- Ну, полковник! Рублей! Баксов, конечно. 
Я засунул Настену в салон, передал ее Ольге в руки, потом забрался сам и, помахав Митюкову, выехал из гарнизона, с нечестивым злорадством наблюдая в зеркало заднего вида, как Митюков стоит возле КПП, смотрит мне вслед и ошарашено чешет в затылке. 
-- Я и не подозревала, что ты такой тщеславный, -- заметила Ольга. 
Я возразил: 
-- Я не тщеславный. Я мстительный. Как верблюд. 
-- Разве верблюды мстительные? 
-- Еще какие! Попробуй обидеть верблюда. Он тебя обязательно оплюет. Хоть через год. 
-- Ты переплюнул верблюда. Оплевал бедного полковника через пять лет. 
-- Бедного? Ты бы видела его дачу на Истре! 
-- А ты видел? 
-- Я строил на его даче забор. Еще в бытность салагой. 
Некоторое время мы ехали молча. Потом Ольга спросила: 
-- Ты ничего не хочешь мне объяснить? 
-- Про что? 
-- Почему ты проиграл бой этому Егорову? 
-- И после этого ты говоришь, что я тщеславный? 
-- Не увиливай. У тебя была возможность попасть в него не меньше трех раз. А ты не стрелял. Я сверху все видела. 
-- Ну, знаешь! Со стороны всегда все видней. 
-- Ну хорошо. А зачем ты сделал вид, что подвернул ногу? 
-- Сдаюсь, -- сказал я. -- Ему очень хотелось выиграть. А мне на это было в высшей степени наплевать. Не веришь? 
-- Верю, пожалуй. Но не понимаю. Ты всегда был очень азартный. 
-- А я и сам не все понимаю, -- признался я. 
И я действительно не понимал. Практически ничего. А когда начал понимать, было уже поздно. 
-- Странный он, этот подполковник Егоров, -- помолчав километров пять, заметила Ольга. -- Чем-то похож на тебя. 
-- Чем? 
-- Вы из одной казармы. 
Вот этим он меня и купил. Да, из одной казармы. Как я ни злился на него за эту проверку по форме 20, но он мне нравился. Он был свой. Он был из моей прошлой, но не забытой жизни, из которой я был вышвырнут волей паскудно сложившихся обстоятельств. Запах кожи офицерских портупей, оружейной смазки, острый озноб ночных диверсионных рейдов, сама атмосфера насмешливости, постоянных взаимных подначек. Он нес на себе печать этой жизни. И я ему, если честно, завидовал.