Памирская жуть
– Да… – опускаясь на корточки, выдохнул его озадаченный начальник. – Чего-чего, а странностей здесь хватает. Если и у других групп такая же свистопляска, то после этой прогулки нас всех можно будет определять в психушку.
Смит, поковырявшись в своем рюкзаке, извлек оттуда два плоских и длинных тюбика с пайком. Один протянул шефу. Мужчины ели молча, стараясь не прислушиваться к тому, что происходило вокруг. А кругом творилось действительно что-то непонятное. То откуда-то из глубины хода до них долетало противное мычание, то раздавались тяжелые, быстро приближающиеся шаги. В какой-то момент совсем рядом послышался детский плач. Люди встрепенулись и стали суматошно прощупывать светом фонарей стекающую по каменным стенам темноту. Но плачущего ребенка нигде не было видно.
– Спокойно! Спокойно, я сказал! – рыкнул майор. – У меня от вашего мельтешения в глазах уже рябит. Приказываю всем спокойно воспринимать обстановку! Пора привыкнуть к тому, что странности в нашем мире происходят не только на толчке после горохового супа.
– Господин майор, – обратился к Ливзу Смит, – а вы эти рисунки видели? Ведь они тоже со странностями…
И он показал на изображения над головой шефа.
Ливз поднялся и осветил фонарем то место, на которое указывал его помощник.
Беспорядочно нанесенные рисунки, вперемежку с выцарапанными чем-то острым, порой довольно примитивными знаками больше напоминали граффити на стенах школ где-нибудь в Бруклине, где Ливз вырос. Кресты, свастика, сказочные существа – чего здесь только не было. Скользя по стене все выше и выше, луч света выхватывал все новые и новые сюжеты. Вот, широко раскинув могучие крылья, взору людей открылась удивительная птица. Хищные когти, казалось, только и ждали момента, чтобы вцепиться в живую плоть и рвать… рвать… Но самым интересным у этого адского создания была голова. Человеческая, с широкой, полной острых клыков пастью. А глаза чудища, мастерски изображенные неизвестным древним художником, казалось, и сейчас жили своей таинственной жизнью. С какой бы стороны ни созерцали крылатую бестию пораженные увиденным люди Ливза, им мерещилось, что эта жуткая тварь глядела своими полными ненависти глазищами именно в их душу.
– Что это за чудовище? – не выдержав напряжения, спросил кто-то из солдат.
– Если я не ошибаюсь, – с расстановкой ответил майор, потирая колючую щеку, – это либо славянская птица Гамаюн, либо ужасная Гаруда ариев.
После короткого привала группа шла гораздо медленнее. Ливз приказал тщательно и с разных ракурсов фотографировать наиболее оригинальные изображения. Непонятные, а потому еще более пугающие шумы вокруг стали вроде бы тише. Хотя и не пропали вовсе. А может быть, люди, все больше увлекаясь исследованием настенных росписей, стали попросту меньше обращать внимания на своеобразное «музыкальное» сопровождение.
– Сэр, идите-ка сюда! – подал голос Смит. – Как вам нравится этот сюжетик?
На стене, сантиметрах в тридцати от пола, несмотря на многочисленные повреждения, угадывалась темная полоса шириной сантиметров сорок. В длину полоса насчитывала никак не меньше трех метров. Вначале Ливз принял ее за своеобразный орнамент. Но, последовав примеру Смита и опустившись перед фресками на колени, он ясно увидел, что и здесь они имеют дело со сложной художественной композицией. Правда, в отличие от прежних изображений, это было создано явно позже.
– Что вы можете сказать о возрасте данной росписи? – обратился к своему помощнику майор.
– Я бы, с большой осторожностью, датировал ее концом четырнадцатого, началом пятнадцатого века, – повернувшись к шефу, заявил Смит. И, проведя по шероховатой поверхности рукой, добавил: – Но точнее смогу сказать только после анализа красок и наслоений.
– Тогда приступайте к снятию проб! – распорядился Ливз. – И не забудьте заснять эту фреску во всех деталях!
Опустив все свое снаряжение на пол и не вставая с колен, майор двинулся вдоль стены, внимательно рассматривая удивительный сюжет.
Цепочка людей, здорово напоминающая Ливзу очередь в кассы на презентацию нового голливудского фильма, поражала разнообразием своих одеяний. Наряду с почти полностью обнаженными здесь встречались и человечки, одетые в длинные хламиды всевозможных цветов. Были и такие, единственной частью туалета которых являлся накинутый на голову капюшон. Иные имели на головах подобие высоких епископских митр с длинными, полностью закрывающими уши полосками ткани. И вся эта процессия целеустремленно двигалась в никуда…
– Не может быть! – вполголоса произнес озадаченный Ливз.
Он еще раз проследовал вдоль всей фрески и замер на последней человеческой фигуре. Приблизив лицо почти вплотную к тому месту, где удивительная процессия обрывалась, он заметил там какие-то линии. Они едва угадывались на обвалившейся штукатурке. Но их направление еще можно было рассмотреть. Эти линии были обращены навстречу идущим. Подгоняемый все возрастающим ощущением близкой тайны, Ливз стал лихорадочно тереть это место на стене своим носовым платком. Открывшееся его взору настолько поразило майора, что в первые мгновения он просто не мог постичь увиденного…
– Дверь! – наконец прошептал он.
– Все в порядке, сэр?! – забеспокоился Смит, увидав ошарашенное выражение лица шефа.
Но в следующую минуту Ливз уже снова взял себя в руки.
Теперь все становилось на свои места: толпы счастливцев (а на лицах некоторых изображенных играла радостная улыбка) стремились к сияющему в пространстве отверстию. Нет, оно, скорее всего, напоминало узкую, в человеческий рост щель, выбрасывающую снопы света. А обладая определенной долей фантазии, это можно было принять и за приоткрытую дверь.
«Возможно, что на основании такого вот рисунка и возникло само название дверь», – пронеслось в голове майора.
За загадочной «дверью» ничего больше не было видно. А может быть, там ничего и не должно было быть? И еще одна деталь привлекла внимание майора – полупрозрачные силуэты, сверху и снизу от «двери». Уж очень они походили на странное существо, уже виденное Ливзом в этой пещере.
«Пусть будет один херувим на одном краю… а другой пусть будет на другом краю…» – вспомнил Ливз слова из Библии.
– Неужели эти твари и охраняют дорогу к «двери»? – ни к кому не обращаясь, прошептал майор. – Если это так, то мы на верном пути!
Ливз поднялся с колен и, отряхивая штаны, повеселевшим голосом распорядился:
– Смит, установите в этом месте маяк! И давайте побыстрее заканчивайте здесь! Мы возвращаемся!
Подопечные Патрика Крюгера постепенно привыкали подниматься рано. Вот и в этот день часы только показывали половину восьмого, а экспедишники уже час как были в пути. В такие безветренные утренние часы даже безликий ландшафт вокруг выглядел на удивление красочно. В лучах восходящего солнца отдельные камни и целые скалы окрашивались в фиолетовые, оранжевые и серо-голубые цвета. Зачарованные люди шли молча, наслаждаясь этой игрой красок. Говорить никому не хотелось. Возможно, еще и потому, что в эти мгновения каждому из них хватало откровений с самим собой.
На некотором расстоянии впереди, между двумя живописными скалами, непонятно каким образом появившимися на этом довольно ровном плато, открывался величественный вид на расстилавшуюся внизу огромную равнину. Но лишь когда группа приблизилась к обрыву, экспедишники смогли по-настоящему оценить всю грандиозность открывшейся их взорам панорамы.
Еще недостаточно высоко поднявшееся солнце делило долину на две почти равные части. Первая половина, ярко освещенная, упиралась в противоположные скалы. Но четкой границы, этого логического перелома между горизонтальной и вертикальной поверхностями, там почему-то не наблюдалось. Можно было, конечно, напрочь отказаться от всех физических законов и представить, что так оно и должно было быть. Если бы не миллионы крупных и мелких трещин в толще скал напротив, которые брали свое начало у подножия массива. Эта игра света и тени не поддавалась никакому описанию. У невольных созерцателей, каковыми стали Патрик Крюгер и его спутники, создавалось впечатление, будто какой-то сказочный великан развесил по скалам свои рыболовные сети. Для просушки.