My Obsession (СИ)

Единственное, что осталось существенным сейчас для Хью, это Мадс. Много Мадса. Он заполнил собой все пространство, весь мир. Его дыхание, сбивчивое, пахнущее сигаретами и лишь немного пивом, стало дыханием Дэнси. Куда делся ироничный датчанин, спокойный, немного ленивый, предсказуемый, знакомый? Перед Хью был зверь - страстный, голодный, неукротимый. Никогда прежде британец не чувствовал себя настолько в чьей-то власти. Мадс не позволял ему перехватить инициативу, и все, что оставалось Хью, это слегка упираться в широкую грудь коллеги, чтобы не быть в буквальном смысле размазанным по стенке.
Поцелуй для Мадса был как утоление жажды. Дэнси и представить себе не мог, сколько сдерживаемой страсти было в интеллигентном европейце. И лишь когда воздуха стало катастрофически не хватать, Миккельсен позволил себе чуть отстраниться.
- Я мог бы køn* тебя прямо здесь, - хрипло произнес датчанин.
Хью буквально почувствовал, как между ними возросло напряжение. Температура в квартире будто подскочила на десяток градусов, но жар этот был не снаружи, а внутри них. Пальцы Дэнси скользнули по рубашке Мадса и нерешительно замерли на кожаном ремне. Это было его молчаливым согласием. Миккельсен чуть наклонился к нему, вновь опалив дыханием и без того пылающие щеки Дэнси:
- Пойдем.
И он потянул Хью за руку. Лавируя в темноте между мебелью и чудом не споткнувшись о кофейный столик, Дэнси проделал сложный путь, следуя за Мадсом в глубину квартиры. Глаза постепенно привыкли к темноте, и Хью начал различать серые контуры предметов. Их недолгое путешествие завершилось у кровати, на которую Хью был бесцеремонно завален.
И вновь мир мучительно сжался до одного только Мадса, до его жаждущих губ, обжигающего дыхания, сладостной тяжести его тела… Хью невольно застонал, выгибаясь под ним на слишком мягкой постели, застеленной заботливыми руками Ханне. Миккельсен улыбнулся, не разрывая поцелуя, что-то шепнул в самые губы Дэнси на своем таинственном, шуршащем языке. Хью задрожал от осознания того, что подчиняется датчанину не только физически, но и всей душой, всем разумом. Никогда и никому он не желал так сильно принадлежать, как сейчас Мадсу.
Миккельсен оторвался от его припухших губ, чтобы впиться поцелуем в нежную кожу на шее и вырвать из Хью еще один судорожный стон. Дэнси отчаянно цеплялся за плечи датчанина, выгибаясь, неосознанно пытаясь прижаться собственным пылающим возбуждением к желанному телу. Но Мадс, искушенный любовник, медлил, от чего ласки превращались в настоящую пытку. Тягучими поцелуями он скользил по шее британца вниз, на ходу расстегивая тому рубашку. Чуть прикусил за выпирающую косточку ключицы, от чего по телу Хью побежали мурашки. Он судорожно пытался раздеть Миккельсена, но если неспешность датчанина была осознанной пыткой, то у самого британца дело сильно осложнялось волнениями, от чего пальцы путались, а пуговицы не желали расстегиваться. Но когда терпение Хью было уже на исходе, Мадс вдруг резко сдернул с него рубашку. Оборвавшиеся пуговицы заскакали по полу, укатываясь по разным углам. Дэнси выпутал руки, и рубашка с разошедшимися швами отправилась на пол. Следом полетела одежда Миккельсена. И они вновь упали на пружинящее одеяло, не в силах насытиться друг другом, утолить свою страсть. Хью запустил пальцы в волосы Мадса, не давая ему отстраниться. Волосы были очень мягкими и казались истонченными. Они пахли ветром и чем-то далеким, но уже ставшим родным. Хью внезапно осознал, что счастлив.
Высшим блаженством казалось касание обнаженной кожей к коже, но вскоре этого стало мало. Мадс поцелуями начал спускаться по ключице, через грудь, вычерчивая языком одному ему известный маршрут. Чем ниже спускались горячие губы датчанина, тем труднее становилось дышать Хью. Когда дыхание Мадса коснулось низа живота, на самой границе с джинсами, Дэнси сжал простыни, запрокинул голову и закрыл глаза. Это казалось невероятным и гипер-реалистичным одновременно. Ладонь Миккельсена на его изнывающей промежности. Щелчок механического ремня. Затем сильные руки стягивают с него джинсы вместе с бельем. Обнажившейся коже холодно и невыносимо жарко в одно и то же время. Затем Хью ощутил прикосновение губ на внутренней стороне бедра и, не в силах сдерживаться, застонал, поддаваясь бедрами вперед.
- Очень хочешь? - насмешливый голос Мадса. Хриплый. Низкий. Мурашки по коже.
- Да…
- Скажи.
- Боже…
- Скажи, чего ты хочешь.
И снова дразнящие поцелуи в бедро, в низ живота. Горячее дыхание ложится на головку члена, и у Хью не остается больше сил терпеть.
- Боже, черт, да! Пожалуйста! Пожалуйста! - он вновь толкается вперед. Мадс усмехается его смущению - он ведь так и не произнес это вслух - но все же поддается. И Хью чувствует - всё и сразу: губы, обхватывающие головку и скользящие вниз, упругий язык, даже зубы, слегка смыкающиеся вокруг его плоти, создающие возбуждающее ощущение опасности, ощущение того, что он в чьей-то власти. Во власти Мадса Миккельсена.
Наверное, это был лучший минет в жизни Хью. Ну, по крайней мере, последних лет. И дело было не в технике, не в воздержании. Дело было в самом Мадсе и в осознании того, что все это происходит на самом деле. Тяжелые волны возбуждения накатывали на Хью, готового вот-вот утонуть в стремительно приближающемся оргазме. Но оральные ласки были всего лишь прелюдией и своего рода извинением перед последующим главным действом.
Когда Дэнси готов был уже кончить, Миккельсен внезапно отстранился. Выдох разочарования невольно сорвался с губ британца, а бедра непроизвольно толкнулись следом за отдалившимся Мадсом.
Датчанин улыбается - в темноте видно его улыбку и хитро поблескивающие глаза. Он резко и довольно грубо переворачивает Хью на живот. Тот от неожиданности охает, но тут же оказывается вдавленным в кровать тяжелым телом Мадса. Миккельсен целует его в шею, прикусывая нежную кожу на выпирающем позвонке. Дэнси глухо стонет, вжимаясь возбужденным членом в одеяло. Слишком мягкое.
Датчанин тянется к прикроватной тумбочке, и в их ласках повисает пауза. Пока Мадс, тихо ругаясь сквозь зубы на датском, что-то ищет в выдвинутом ящике, Хью прислушивается. Он слышит собственное тяжелое дыхание, которое вот-вот перейдет в нетерпеливое поскуливание. Слышит биение собственного сердца в ушах - быстрое, загнанное. Слышит, как где-то по улице проносится с воем сирены пожарная машина.
Миккельсен наконец находит, что искал. Звук открываемой крышки и едва уловимый ягодный аромат с силиконовым оттенком. Шурша и звякнув ремнем, на пол отправляются джинсы самого Мадса. Миккельсен вновь склоняется к нему, покрывая на этот раз легкими невесомыми поцелуями его шею, лопатки, спину. В бедро недвусмысленно упирается что-то горячее и твердое. Не надо быть профайлером, чтобы догадаться, что это. Хью стонет и закусывает край подушки. Он невыносимо хочет ощутить Мадса в себе, но в то же время невыносимо боится. Недавний опыт с собственными пальцами кажется ему чем-то далеким и почти вымышленным. А вот член Мадса, уже упершийся в него, вполне реален и даже крупнее, чем ожидал Дэнси.
- Думаю, для начала тебя следует подготовить, - шепчет ему на ухо Мадс. От возбуждения акцент в его голосе еще более заметен, и это заводит Хью, избавляет от страха.
И он принимает в себя сперва один смазанный палец Мадса, потом второй, третий. Он слегка дрожит, пока Миккельсен неспешно двигает своей рукой, но стоит пальцам датчанина зацепить бугорок простаты внутри, как хриплый стон срывается с губ британца. Он уже сам начинает насаживаться на пальцы, регулируя угол проникновения. Миккельсен понимает, что Дэнси готов.
Член Мадса значительно больше пальцев, и его проникновение вызывает боль. Иррациональный страх заставляет Хью сжаться, но от этого боль лишь усиливается, стремительно гася возбуждение.
- Тише, тише, - Миккельсен успокаивающе целует его в плечо, - Мой хороший, милый, elskede, ønskes**…
От его голоса и от ласковых поцелуев паника понемногу отступает. Зато приходит неведомое до сих пор ощущение заполненности, будто некая пустота внутри наконец обрела свое наполнение. Хью расслабляется, и член Мадса проскальзывает на всю длину. По пути он задевает простату, и та отзывается слабым импульсом. Почти опавшее возбуждение самого Дэнси медленно, но верно возвращается к былому накалу.