Мертвый разлив
Итак, душа. Вообразим ее, как некий полевой (биополя?) аналог мозга, индуцированный потусторонними сферами – условно: Хаосом и Порядком. Через рецепторы мозг общается с реальностью, поглощая и накапливая знания, формируя опыт, фиксируя это во вполне вещественных ячейках.
У засыпающего либо медитирующего сознания имеются два пути: воспарить в чистые эмпиреи, отрываясь от реалий все дальше, постепенно растворяясь в красочном многоцветье, пока устоявшиеся в мозгу связи не распадутся вовсе; или, зациклясь на единственной идее, погрузиться в мутную одержимость, чреватую манией, если не чем-то похуже. И когда такая идея овладевает сознанием, а затем, не дай бог, “массами”!.. Впрочем, этот путь пока оставим: он явно не для меня. Первый куда интереснее.
Стало быть, накопленные в материальном мире цепочки начинают распадаться. Но не все разом. Сперва рушатся связи послабей – между блоками данных, отражающими реальные события и людей. Потом искажаются сами отражения и принимаются себя вести , выстраивая новые сюжеты и ситуации, пока еще подчиненные логике, мотивированные некими общими законами. Затем и отражения теряют стабильность, а их отношения становятся абсурдней. На этом этапе уже раскручивается “сюр”, все более и более крутой, пока последние остатки реальности не поглощаются хаосом. Может, кому-нибудь это покажется занятным, однако толку от “сюра” чуть – во всяком случае, такая крайность тоже не для меня. Значит, следует затормозить на предыдущем слое, где, собственно, и происходит генерация полезных идей. И мало затормозить, надо еще это зафиксировать. Потому что, когда душа возвращается в привычные пенаты, от сих откровений чаще остаются только смутные и тягостные воспоминания.
Конечно, проще положить рядом листок, а после каждой свежей мысли очухиваться и делать зарубку для памяти. Но это годится лишь для первого уровня воспарения и для весьма мелких идей – идеек, даже идеечек. А прерывать сложное построение на самом подъеме, при дальнем прорыве, ежеминутно курсируя с заоблачных высот и обратно, – так ведь не выстроишь ничего стоящего! Стало быть, нужна непрерывная запись – только вот как ее организовать, не отвлекаясь от полета?
А ведь есть у мозга еще свойство, отличающее его от компа (на сей раз не в лучшую сторону). Ибо при отстуствии регулярных полетов, хотя бы тренировочных, он теряет способность не только к ним, но даже перестает воспринимать новые знания. Не подвергаясь частому расшатыванию, цепочки в мозговых клетках со временем костенеют в жесткие колеи, неуязвимые для внешних коррекций, в упор не замечающие свежих веяний. Прежние знания усугубляются Порядком, становятся догмами, верой, инстинктами (при этом можно знать одно, а верить совершенно в другое – “двоемыслие”), своего рода программами, уже не подвластными рассудку, внерассудочными. На человека будто наползает черная тень, он мертвеет до срока, теряя связи не только с миром хаоса, но и с реальностью. И это – другая крайность.
Выходит, за сознания разумных (а через те и за тела) сражаются две потусторонние стихии, Хаос и Порядок. Зачем – чтобы распространить свое влияние на Вселенную? Как говорилось, “единство и борьба”, бр-р-р… То есть через мозги, в частности мои, будто проходит некая ось, от Хаоса до Порядка, и сознание способно сдвигаться по ней в ту или иную сторону, заражаясь соответствующими свойствами, вплоть до повреждения в рассудке: шизофренического либо маниакального. И какая мне от сего знания польза, кроме профилактической?
Конечно, если идею, рожденную в живой воде Хаоса, затем окатить водой мертвой, заимствованной у Порядка, и таким образом зафиксировать, то ее, эту идею, потом можно будет использовать. Вопрос: как свести две эти стихии напрямую, если они, похоже, находятся по разные стороны реальности? Не волочить же на спине бурдюк с мертвой водицей, погружаясь в живительный оазис фантазий? Значит, главная сложность не в том, чтобы сдвигать сознание туда-сюда, а чтобы растянуть его между Хаосом и Порядком. И как это сделать, если я даже сконцентрироваться по-настоящему не умею? Выходит, надо еще и притушить сигналы, поступающие от реальности, – и касается это не только простейших рецепторов. Голод, тоска, обиды, амбиции, впечатления – все прочь, прочь, отстраниться!..
Ничего себе – задачка! Хотя… Предположим, эти миры: Хаос, Порядок, реальность, – отражены в сознании мощными блоками, отгороженными друг от друга и от рассудка (вычислитель?) силовыми барьерами. Тогда, если с энергией порядок, требуется лишь распределить ее между барьерами по-иному: ослабить стеночку между Хаосом и Порядком, а органы чувств отключить от рассудка вовсе, чтоб не смущали. И вот тогда воспарим – однако не теряя из виду грешную землю… даже Подземелье.
Правда, того же можно добиться и обычной сосредоточенностью, упираясь в проблему день за днем, неделя за неделей, пока не озарит вдохновение. Но кто может себе такое позволить? Что-нибудь да отвлечет. Слишком большая инерция у этих перегородок, а в жизни столько соблазнов! Разве в отшельники записаться. Или ускорить движение зарядов искусственно…
Сквозь разомкнувшиеся на секунду тучи проглянул молодой месяц, и в его мертвенном свете Вадим вдруг заметил большую тень, с вкрадчивым урчанием скользившую над самыми крышами. В следующий миг он узнал в этой тени обычную вертушку, только смахивавшую окрасом на черные машины крутарей и тихую до изумления. Затем месяц снова скрылся за тучами, и вертолетик канул во тьму, словно ворон. Собственно, почему “ворон”? – удивился Вадим собственному сравнению. “Ты не вейся, черный ворон…” Или смысл ассоциации в другом?
Прикрыв окно, Вадим еще пару часов покейфовал перед приемником, затем обесточил приборы, даже отсоединил их от розеток, тщательно уложил на место стопки белья и только затем растянулся на продавленном, заслуженном диване, испытавшем на своем веку столько!..
Эти предотходные минуты тоже имели свою прелесть. Стоило выключить в комнатке свет и принять горизонтальное положение, как в голову начинали вскакивать мысли – действительно, как пузыри. Жили они недолго, но тяготили сознание неимоверно, не пропуская за собой нового – пока Вадим не фиксировал их на листке, предусмотрительно положенном рядом, и не отпускал с чистой совестью, высвобождая место для следующих. Такая приграничная охота, на стыке с подсознанием, могла продолжаться долго, пока Вадим не решал, что пора бы наконец поспать, и не складывал ладони на плечах, замыкая внутри себя энергетические контуры.
И даже это было как встреча: ребята, я вернулся! Ну-ка, что нам снилось вчера?
Глава 2. Продукты разных сред
1. Дневной приемВадима разбудил будильник. Как и всегда, минуты две он боролся со сном (нет бы заснуть раньше!) и, как обычно, победил. Через полчаса уже трясся в переполненной электричке, досыпая ненабранное за ночь. Сейчас, после недолгого одиночества, Вадима уже не так раздражал обычный для масс-транспортов букет несвежих ароматов и чей-нибудь надсадный кашель, почти обязательный в любой толпе, и сладострастные серийные чихи. В конце концов он не истерик, не канарейка и может потерпеть некоторое время – духоту, вонь, гомон. Правда, лучше бы не перегибать. Ибо до святого ему тоже далеко, а постоянное отстранение выматывает слишком быстро.
Окружавшая его публика уже претерпела основательный отбор. Кто покрепче, давно подался в крутари, блюстители, гардейцы. Кто энергичней, заделался управителем или частником или же вовсе убрался из губернии. Последние, видимо, были и самыми прозорливыми, ибо как тяжко ни пришлось на новом месте, здесь им досталось бы куда сильней. В крепостных задержались не лучшие представители вида, а последняя дюжина лет не прибавила им достоинств.
Несмотря на призывы властей, население города неуклонно сокращалось – даже быстрей, чем старели дома и техника. И слава богу, иначе ко всем сложностям добавился бы дефицит транспорта и жилья. А так, закрыли подземку (а сколько еще можно над ней измываться?) – и ничего, обходимся. Теперь под землей, на станциях и в заброшенных тоннелях, говорят, поселились изгои (бедняги, чем они там дышат – с отключенной-то вентиляцией) и расплодились гигантские крысы: каждая – величиной с хорошего пса. Еще ходили слухи о некоем подводном озере, раскинувшемся глубоко под городом, – в котором, якобы, обитали чудища, сродни лох-несскому. Но те, кто имел несчастье на озеро натолкнуться, и те, кому они успели о нем рассказать, не жили долго – во всяком случае, ни с одним из таких Вадим не встречался, хотя разыскать пробовал: любопытно же! А вдруг тут и вправду что-то кроется?