Сезон охоты на ведьм
Выпростав женщину из халата, Вадим разложил ее на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьезных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочевки хватало.
– Помнишь, каким он был после Отделения, когда все пошло наперекос? – бормотала Алиса примятыми губами. – В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда – окровавленного, скулящего. (“Весь израненный, он жалобно стонал”, – пробормотал Вадим.) А как в мужья напросился, помнишь? Измором же взял: дождался, пока влетела в трудную полосу и растерялась по малолетству, – тут Максик и случился рядом, приголубил.
– Обычная тактика этих паучин, – поддакнул Вадим. – Главное – не стесняться просить. И давить, давить на жалость, пока не уступят. Вот и достаются им лучшие девы. Зато потом на тех отыгрываются так, что остаются одни оболочки. Встречал я таких.
Он продолжал что-то говорить, рассказывать, вспоминать – безмятежно ровным, даже заунывным голосом. При этом не прекращал обрабатывать ее болячки, постепенно, по мере их устранения, переключаясь на обычный массаж, уже потребный Алисе как наркотик. Совершенно обмякнув, она распласталась ничком, даже глаза прикрыла, словно утешилась наконец. А на лице проступало блаженство, почти равное страданию.
– Ей-богу, чтоб испытать такое, не страшно пройти через побои, – разомлевшим голосом пролепетала женщина, когда самозваный лекарь завершил процедуру. – Ты кладезь, Вадик! Это куда круче прежнего. Теперь бы еще… Черт возьми, братик, за столько лет можешь хоть раз сходить мне навстречу! – распаляясь, воскликнула она. – Неужто никогда тебя не попробую?
– Вот мы и снова в форме! – сказал Вадим, шлепнув по ее роскошному заду, чтобы пригасить страсти. – Если б от побоев оставались только синяки… Так чего ты еще не пробовала, извращенка? Что-то там с “братиком”, да? Оч-чень интересно.
Смеясь и всхлипывая, Алиса вскинулась с дивана и побежала в ванную, даже не убоявшись холодного душа. Освеженная и остуженная до гусиной кожи, вернулась в комнату, нырнула в приготовленную Вадимом постель и сразу принялась за чай, уже разлитый по чашкам, ревниво выспрашивая, откуда взялось домашнее печенье да из чего сделано варенье, и заверяя, что сама бы управилась не хуже.
Потом стала жаловаться на изменившиеся Студийные порядки, на прогрессирующий дебелизм передач, которые она, к счастью, не смотрит и не смогла бы смотреть – настолько они смахивают на бредни “развитого социализма”, уже тогда отдававшие маразмом. Но сейчас, когда подобный идиотизм должен бросаться в глаза, на Студии в упор этого не замечают, будто забыли все напрочь, – а может, только делают вид. Самое странное, что и публика не возбухает, словно ее приучили к такой отраве, постепенно наращивая дозу, – даже полно восторженных отзывов. И это не официозная статистика: Алиса судит по своим приятелям и знакомым, а им какая выгода врать? Но более остальных оборзел сам Главреж, наша неувядающая звезда, уже перетрахав на Студии все, что движется (“И что вещает с экрана?” – невинно вставил Вадим), включая большинство мальчиков – от сорока лет и ниже. А уж старлетки в его кабинете кувыркаются штабелями, особенно с наступлением ночи. И откуда такая потенция в его возрасте – похоже, у него не опускается никогда. Кстати… Вадиму-то, конечно, плевать, но ведь и Марк стал домогаться ее каждый вечер, перед уходом на службу (“Разве не знал? Они теперь работают ночами”.), – это Марк, который раньше лишь по праздникам на что-то отваживался!.. И не ухмыляйся, пожалуйста, мне от этого никакой радости: все равно что на кол одеваться. Он ведь даже не пытается разогреть, – хоть сама загодя смазывайся кремом!.. Ну что ты все хмыкаешь? Думаешь, приятно, когда тебя используют в качестве раздражителя, вроде ствола с дуплом или пластиковой куклы, – лишь бы отстреляться? Это только противно… и больно. Потом, разве Марк один такой? Да все вокруг будто с цепей посрывались и кинулись метить территорию собственной спермой. Или на них служба так действует? Представляешь, каждую ночь раскручивать эти дурацкие игры: кто там кого и на какой кривой обскачет, – в самом деле можно озвереть!.. Но что поделать: все равно мужчины должны в это играть – иначе какой смысл?
– Метить территорию? – с усмешкой спросил Вадим. – Верно схвачено, в самую точку. Только это повадки кобелей, а не мужчин.
– Разве есть разница?
– А разве нет? Ты еще не ощутила ее собственным нутром? Или тебя очень тянет на несгибаемый сук Главрежа?
– Бр-р-р, – содрогнулась женщина. – От него в холод “так и кидат”. Нет, правда, Вадичек, силы-то в нем, может, много, зато тепла нет совсем. Весь прохладный, точно лягушка, а сук и вовсе ледяной.
– Избавь от деталей, – брезгливо поморщился Вадим. – Ударилась, понимаешь, в воспоминания. Еще за мемуары засядь!
– Может, у него это возрастное – а, братик? – предположила гостья. – Вот когда ты меня лечил, я ж чувствовала, какие у тебя горячие пальцы. А когда спали рядом, так и полыхал жаром.
– Точно жар-птица, да? – проворчал Вадим смущенно. – “А во лбу звезда горит”.
– Я серьезно!..
– Это не та теплота, – пояснил он, – не градусы. Во всяком случае, не только.
– Потому мне и хочется побывать на твоем суку, – заключила Алиса.
– Для сравнения или чтоб согреться? Боюсь, разочарую.
– А ты не бойся, – вкрадчиво сказала она. – Пугливый какой…
Вадим понял, что пора сворачивать с этой темы, скользкой точно каток, – пока женщина не принялась за него всерьез. И где гарантии, что на сей раз он устоит? Конечно, Алиса – не его стиль, однако другие варианты еще хуже (за единственным исключением). А с возрастом на подобные вещи смотришь шире – в смысле, уже не так привередничаешь.
– Ладно, ты напилась? – спросил Вадим грубо. – Давай-ка приберу – баиньки пора.
Собрав на поднос посуду и почти не тронутую еду, он ретировался на кухню. Посуду свалил пока в раковину, а продукты выложил на кухонный стол и принялся было сортировать по срокам хранения, но тут же притормозил, брезгливо сморщась. Посредине стола зацепенел здоровенный, обалдевший от такого изобилия таракан и только угрожающе шевелил усами, видимо, не зная, с чего начать.
Покачав головой, Вадим осторожно ухватил усача пинцетом и уронил за окно, оставив без угощения. Иди-иди, погуляй на просторе – и без тебя хватает иждивенцев. Но те хотя бы братья по классу: млекопитающие!
Разобравшись с дарами и ополоснув чашки, Вадим вернулся в комнату. Алиса дремала, поплотней закутавшись в одеяло, а теплолюбивый Жофрей уже пристраивался под ее пышный зад, рискуя оказаться погребенным при первой же смене позы. Прогнав дурашку в ноги, Вадим разделся и с опаской лег рядом с женщиной, стараясь не разбудить. Однако Алиса, конечно, сразу надвинулась на него, а частью и привалила, будто тянулась к теплу не хуже Жофрея. Или давешних болотных пиявок. Не странно ль, что ее соседство навевало на Вадима сонливость?
Но тут в дверь снова стукнули – если костяшками, то очень и очень деликатными, явно не мужскими.
– Черт, – пробормотал Вадим. – Чего не терплю, так это накладок.
– Может, не открывать? – спросила Алиса, тотчас проснувшись.
– На такой стук я открываю всегда. А вдруг пришли за помощью?
Сорвавшись с дивана, он натянул шаровары и распахнул дверь, уже предвкушая, кого увидит. В самом деле, перед входом стояла Юлька, вымокшая насквозь, даже слегка припорошенная снегом, – при том, что облачена была в знакомый сарафанчик и босоножки на шпильках. Естественно, трясло ее точно под током, а фразы, которые Юля пыталась сложить побелевшими губами, расшифровке не поддавались. Сейчас она мало походила на того шаловливого прелестного полуребенка, из образа которого старалась не выходить, – скорее на недоутопленного котенка.
Молча Вадим втянул ее в квартирку, придерживая за локотки провел на кухню, где тотчас стянул с гостьи мокрое платье и принялся растирать продрогшее тело снизу доверху, не жалея дефицитного спирта, – пока девочка не перестала дрожать. По счастью, спасительный чан, обогревавший его квартирку ночами, уже дымился от пара, а запасов кипятка в нем хватало, чтобы наполнить ванну почти горячей водой. Так что через пяток минут Вадим смог уложить туда девочку для окончательного согревания, повесив отжатый сарафан сушиться над газом.