Истреби в себе змею
Однако счастье оказалось недолгим – всего два месяца спустя Мэй не вышла в сад, не появилась она и на занятиях, и даже в столовой её не было видно. Хайк не находил себе места – все его попытки мысленно докричаться до подруги закончились неудачей. Мальчик даже хотел напрямую спросить о ней, но он знал наверняка, что ответа не получит.
Хайк ощутил сумятицу в мыслях воспитателей – читать все их мысли, как раскрытую книгу, он не умел, – и понял: случилось что-то из ряда вон выходящее, и это «что-то» связано с Мэй. Девочка находилась здесь, в Приюте – Хайк необъяснимым образом чувствовал её присутствие где-то неподалёку, – но её почему-то изолировали от остальных детей. Хайк целый день мучался от бессилия и от неопределённости и только уже ночью, лёжа в своей комнате без сна, услышал наконец мыслеголос подруги.
– Они экранировали меня после того, как… – неясное шипение прервало слабый голосок девочки, но тут же он прорезался снова. – Я здесь, в подвале… Мне удалось найти щель в экранирующем поле… Мне очень плохо, Хайк… Хайк, милый… – и мыслеголос Мэй затих, на это раз окончательно.
Хайка словно подбросило. Он сел на постели, невидяще глядя в темноту комнаты и лихорадочно соображая, что можно сделать. Воспитатели знали, с какими детьми они имеют дело, и система мер предосторожности в Приюте была сложной и многоуровневой. Индиго не могли выйти наружу – вряд ли кто-то из них обладал способностью разносить в пыль бетонные стены и броневые плиты. К тому же все помещения Приюта перекрывались мощными генераторами направленного электромагнитного поля. Генераторы включались одним нажатием кнопки в центральном пункте контроля, в кабинете господина директора и даже автоматически – в случае возникновения нештатной ситуации. Возможно, эти машины запускались и как-то ещё – этого Хайк не знал. Зато он знал, как действуют эти генераторы – знал по собственному опыту, полученному тогда, в день неудачного ограбления.
Он яростно, до хруста сжал кулаки – сжал так, что ногти впились в ладони. «Крысы… Вонючие крысы… Чтоб вам подавиться собственными потрохами!». Хайк быстро оделся, ещё не зная, что и как будет делать дальше. Но перед этим он отыскал глазами ту точку на потолке, где пряталась следящая видеокамера – за два года пребывания в Приюте Хайк отыскал это место, – и мысленно плюнул туда. Обманывать технику он уже научился – год назад таким же мысленным плевком он создал всполошившую дежурных воспитателей картинку: на дисплее центрального компьютера мальчик захлёбывался хлынувшей из горла кровью. Воспитатели вломились к Хайку через полминуты, нашли его мирно посапывающим и списали всё на неполадки техники или на вирус, проникший в сервер Приюта. А теперь они увидят куда более спокойное зрелище – Волчонок (так прозвали здесь Хайка) спит, как и положено дисциплинированному воспитаннику в это время суток.
«Прежде всего, – размышлял Хайк, – надо выбраться отсюда. Где находится подвал, в котором они прячут Мэй, и как туда попасть, я не знаю. И экранирующее поле – что оно такое, я тоже не знаю, но мне через него не пройти – наверняка. Значит, нужно просить помощи. Где? В Трущобе, где же ещё! Но сначала надо как-то выбраться отсюда…». План этот изобиловал белыми пятнами – например, с чего это Хайк решил, что обитатели свалки с радостью придут к нему на помощь? – однако мальчик над этим не задумывался: нужно было действовать.
Он подошёл к двери и замер в нерешительности. Видеокамера наблюдения в комнате ослеплена, но в коридоре и дальше, на лестнице, есть другие камеры – не одна и не две! – и они остались зрячими. И стоит ему только выйти в коридор…
Мальчик ощутил, как в нём закипает холодное бешенство. Его верхняя губа дрогнула, обнажая зубы – точь-в-точь как у того зверёныша, от которого Хайк получил своё прозвище. «Я человек-невидимка, – подумал он, ярко представив себе, как свет свободно протекает через его ставшее прозрачным тело. – Я человек-невидимка» – повторил он своё немудрёное заклинание, решительно открыл дверь и вышел из комнаты.
В коридоре Хайк на секунду замер, ожидая услышать тревожный вой сигнализации или топот ног – нет, всё тихо. И невдомёк было незнакомому с теорией магии подростку, что истинные сильные чувства – любовь и ненависть – зачастую служат Носителям Разума сильнейшими катализаторами проявления скрытых до поры сверхспособностей.
Хайк бесшумной тенью пересёк длинный коридор с рядом дверей, ведущих в комнаты других детей, вышел на лестничную площадку, прислушался и начал осторожно спускаться вниз, на первый этаж, минуя лабораторные и учебные этажи. Он почти физически ощущал на себе взгляды электронных глаз, но они – они его не видели. Это походило на чудо, однако Хайк воспринял такое чудо само собой разумеющимся – разве могло быть иначе? Ведь Мэй – его Мэй! – просит о помощи!
В просторном холле находился куб из бронестекла, где постоянно сидел дежурный. Волчонок уже не сомневался – охранник его не увидит, даже если он выйдет на освещённое матовыми лампами пространство. Однако оставалась ещё дверь – тяжелая дверь, способная выдержать прямое попадание шестидюймового фугасного снаряда. И эта дверь была заперта.
Добраться до человека в прозрачном кубе и до пульта управления дверями Хайк не мог, но этого ему и не требовалось – он уже знал, что сделает.
Дежурный поднял голову и равнодушно обвёл глазами холл. Вышедший из-за стены Хайк пропустил взгляд охранника сквозь себя и медленно пошёл к двери, одновременно вцепившись в сознание человека за бронированными стёклами – это получилось у него без особых усилий. И человек за стеклом сделал то, что требовалось.
Замок щёлкнул, и дверь мягко отворилась, словно была невесомой. Волчонок бросился в щель, не дожидаясь, пока дверь откроется полностью. Его силы уходили – как догадывался Хайк, именно на поддержание состояния невидимости, – и скоро неведомо как обретённая мальчиком «шапка-невидимка» должна была истаять. И тогда…
Уже выскальзывая наружу, Хайк услышал удивлённо-возмущённый механический голос: «Эй, какого чёрта ты открыл дверь?» и невнятное ответное бормотание дежурного. Но дослушивать было некогда – Хайк стремительно пронёсся по двору между припаркованных там машин, поднырнул под шлагбаум (охранник в будке у ворот никак на это не реагировал) и оказался на улице. А за его спиной, в Приюте, уже ныл тоскливый сигнал тревоги.
Потом Хайк бежал по пустынным ночным улицам, прячась от визгливых патрульных машин и прижимаясь к стенам домов. Здание Приюта, стоявшее на холме и казавшееся ему в призрачном лунном свете замком злого волшебника, осталось далеко позади. Но тревога уже выплеснулась за стены Приюта – Хайк это чувствовал, – и скоро за маленьким беглецом начнётся настоящая охота. И до начала этой охоты он должен добраться до Трущобы: ведь Мэй – его Мэй! – просит о помощи!
И он успел – когда в чёрном небе загудели первые вертолёты, Хайк уже миновал черту города, и знакомый запах свалки показался ему ароматом. К счастью для беглеца, Приют находился на окраине, подальше от людских глаз, и Хайк, ведомый своим нечеловеческим чутьём, выбрал правильное направление в паутине улочек и переулков предместья.
…На пределе слуха родилось еле слышимое жужжание, постепенно нараставшее и превращавшееся в рокочущий гул. Один из вертолётов приближался, ощупывая темноту поисковыми детекторами и приборами ночного видения. На тёмном фоне неба прорисовался светящийся круг, образованный вращающимися лопастями, и Хайк сжался в комок, сливаясь с кучами мусора и затаив дыхание.
Пронесло. Вертолёт прошёл неподалеку, но не изменил направление и не завис – значит, на его борту ничего не заметили. Хайк осторожно выдохнул, и тут где-то рядом раздался громкий шорох.
Огромная крыса вылезла из-за мусорного бака и уставилась на Хайка тёмными, чуть поблескивающими бусинами глаз. Таких громадных крыс мальчик ещё не видел – длинный облезлый хвост твари скрывался за баком, а размерами она могла поспорить с небольшой собакой. Несколько бесконечных секунд они смотрели друг на друга – Хайк ждал, что крыса вот-вот прыгнет на него, – а потом по асфальту со звоном покатилась пустая консервная банка. Крыса мгновенно исчезла, и мальчик обернулся.