Блондинка. Том II

— Так, на всякий случай. Не помешает. Тем более что должен родиться ребенок. И разумеется, мы не можем допустить, чтобы что-то случилось с нашим Близнецом!
Норма Джин терялась и не знала, как ответить на все эти предложения. Застраховаться самой? Эта перспектива страшила ее. Ибо напоминала, что пробьет ее час — и она тоже умрет.
Она умрет. Она, но не «Мэрилин». Таостанется на экранах и снимках. Повсюду, везде.
Внезапно Глэдис широко распахнула глаза, попыталась сфокусировать взгляд. У Нормы Джин возникло тревожное ощущение, что подобная реакция вызвана отнюдь не ее словами, а чем-то другим. Глэдис встревоженно спросила:
— Какой теперь год? В какое время мы путешествовали?
Норма Джин ласково заметила:
— Сейчас май 1953-го, мама. А я — Норма Джин. Я здесь, рядом, буду заботиться о тебе.
Глэдис, подозрительно щурясь, смотрела на нее.
— Но волосы у тебя такие белые.
И с этими словами Глэдис закрыла глаза. Перебирая безжизненные и словно бескостные пальцы матери, Норма Джин пыталась сообразить, как же выложить матери главную свою новость, не огорчив ее при этом. Ребенок. Вот уже почти шесть недель срока. Ты ведь за меня рада, правда?И в то же время ей почему-то казалось, что Глэдис уже знает. Вот почему отвечает так уклончиво, притворяется, что ей смертельно хочется спать.
Норма Джин осторожно заметила:
— Т-ты ведь, я так понимаю, не была замужем, мама, когда родила меня? Рядом с тобой не было мужчины, который бы тебя поддерживал. И все равно ты пошла на это и родила ребенка. Ты у меня очень храбрая, мамочка! Другая девушка на твоем месте… ну, ты понимаешь, что бы она сделала. Избавилась бы от ребенка. От меня! — Норма Джин издала нервный писклявый смешок. — И тогда бы меня сейчас здесь не было. И никакой «Мэрилин» не было бы тоже. А она, знаешь ли, становится очень знаменита! Письма от поклонников, телеграммы! Цветы от каких-то незнакомцев!.. Все это так странно.
Глэдис отказывалась открыть глаза. Лицо ее расплывалось, размягчалось, словно тающий воск. В уголке рта блестела слюна. А Норма Джин все говорила и говорила, ее уже было не остановить. Уголком сознания она понимала, насколько безрассудным, даже абсурдным было ее намерение обзавестись ребенком. С ребенком и без мужа? О, если б она тогда согласилась выйти за мистера Шинна! Если бы В. любил ее чуточку больше, он бы женился на ней. Но это означало конец ее карьере. Полный и абсолютный крах всей карьеры! Даже если бы она вышла замуж за одного из Близнецов, скандал погубил бы ее. Мэрилин Монро, новоиспеченную знаменитость, созданную и раздутую средствами массовой информации, тут же с радостью погубили бы те же средства массовой информации.
— Но ты была храброй. Ты поступила правильно. Ты родила ребенка. Ты родила… меня.
Глаза Глэдис по-прежнему оставались закрытыми. Бескровные губы ввалились. Она погрузилась в сон, как погружаются в темные таинственные воды, куда не было доступа Норме Джин. Хотя она и слышала легкий шепот волн возле самой постели.
Из клиники в Лейквуде Норма Джин сделала всего один звонок. Набрала номер своего дома в Голливуде.
Телефон звонил и звонил. «Помогите мне, пожалуйста! Мне так нужна помощь!»
Норма Джин хотела уехать из Лейквуда сейчас же, немедленно, потому что она плакала и кожа вокруг глаз воспалилась и покраснела. Она была Нелл, полностью дезориентированная и сжигаемая страхом, но вынужденная в глазах других вести себя и действовать нормально.Однако директор клиники все же настоял на приватной беседе. То был средних лет мужчина с устрично — овальным лицом, в очках с толстыми стеклами в черной дешевой оправе. По тому, как возбужденно звучал его голос, Норма Джин догадалась, что он видит в ней не дочь его пациентки, Глэдис Мортенсен, но знаменитую киноактрису. Возможно даже «белокурый секс-символ американского кино». Неужели он посмеет попросить у нее автограф? В такой момент? Пусть только попробует — она разразится самой непристойной бранью, она разрыдается. Она этого просто не вынесет!
Но доктор Бендер анализировал состояние своей пациентки, Глэдис Мортенсен. В целом самочувствие ее можно было бы назвать вполне удовлетворительным. Отмечался даже определенный прогресс — с момента ее попадания в частную клинику. Однако порой, что свойственно многим пациентам в ее состоянии, она «срывалась» и вела себя в такие моменты самым опасным и непредсказуемым образом. Параноидальная шизофрения, нравоучительно и добродушно пояснил далее доктор Бендер, болезнь загадочная.
— Знаете, она всегда несколько напоминала мне обширный склероз. Таинственная болезнь, ни один врач на свете так ее до конца и не понял. Синдром симптомов. — Ну и далее в том же духе. Некоторые теоретики считали, что параноидальную шизофрению можно объяснить взаимодействием пациента со средой и другими людьми; были также теоретики, фрейдисты, искавшие объяснений исключительно в детстве больного. И наконец кое-кто из ученых считал, что происхождение болезни следует искать в чисто органических, биохимических процессах.
Норма Джин кивала, давая понять, что слушает, и очень внимательно. Она улыбалась. Улыбалась даже в такой момент, совершенно вымотанная, угнетенная случившимся, ощущая боли в животе, где сидел ребенок, вспоминая о многочисленных деловых встречах на Студии, которые она пропускает. О, она совершенно забыла о них, она даже не позвонила, предупредить, отложить, как-то объяснить свое отсутствие. Она твердо знала одно: она должна улыбаться.Улыбки предполагаются от всех женщин, в особенности от нее.
Наконец она заметила грустно:
— Я больше не спрашиваю, выйдет ли когда-нибудь моя мать из клиники. Я так полагаю, что нет. Утешает одно: здесь она в безопасности и… вполне с-счастлива. Полагаю, это максимум, на что можно рассчитывать?
Доктор Бендер мрачно кивнул:
— Мы в Лейквуде никогда не теряем надежды в том, что касается наших пациентов. Никогда! Но, да, разумеется, в каком-то смысле мы тоже реалисты.
— Она наследственная?
— Простите?
— Болезнь моей матери. Она передается по наследству? Она в крови?
— В вашей крови? — Доктор Бендер произнес эти слова с таким видом, будто никогда прежде не слышал ничего подобного. А затем уклончиво ответил: — Да, в некоторых семьях отмечалась подобная тенденция. А в семьях других больных — абсолютно ничегоподобного!
Норма Джин с надеждой подхватила:
— Знаете, отец у меня был совершенно нормальным человеком. Во всех отношениях! Я, правда, его не знала, видела лишь фотографии. Но много слышала о нем. Он умер в Испании, в 1936-м. Я имею в виду он погиб. На войне.
И только когда Норма Джин поднялась и собралась уходить, доктор Бендер все-таки попросил у нее автограф. Попросил, рассыпаясь в извинениях, объясняя, что он вовсе не тот человек, что позволяет себе подобные вещи, и прочее. Но если Норма Джин не возражает, пожалуйста!
— Это не для меня. Для моей тринадцатилетней Саши. Она мечтает стать кинозвездой, воображает, что из нее получится!
Норма Джин почувствовала, как губы у нее раздвинулись в прелестной улыбке. Все же тренинг очень много значит! Правда, в тот же момент она почувствовала, что у нее начинается мигрень. Вместе с беременностью и прекращением менструаций у нее прекратились и невыносимые головные боли, и колики в животе. Но теперь она поняла, что мигрень началась, и в панике подумала, как бы быстрее добраться вместе с младенцем до дома. Однако она любезно поставила на обложке «Фотоплей» свою воздушную летящую подпись. (И подпись тоже была специально разработана для «Мэрилин» на Студии. В сравнении с ней ее настоящая подпись, «Норма Джин Бейкер», выглядела жалкими примитивными каракулями.) На обложке журнала «Фотоплей» Мэрилин красовалась в роли Розы — роскошная, сексуальная, соблазнительная женщина. Голова откинута назад, глаза сощурены и смотрят мечтательно, губы игриво выпячены вперед. Разбухшие груди едва ли не выпадают из пронзительно-синего, цвета электрик, платья на бретельках — Норма Джин была готова поклясться, что никогда в жизни не надевала этого платья. Вообще она совершенно не помнила об этой обложке. И о снимке тоже не помнила. Может, и не снималась вовсе?