Гламур

Грей немедленно повернулся в ее сторону, ожидая увидеть ее сидящей в той самой позе, которую он так отчетливо себе представлял с закрытыми глазами. Но ее там не было. Полагая, что она могла перейти на другое место. Грей быстро оглядел комнату, но никого не увидел. Он снова посмотрел на ее стул, зная, что она находится именно там, и опять не увидел ничего. Слабый солнечный свет, проникавший через окно, падал на противоположную стену, однако даже тени ее там не было.
— Если хотите, Ричард, можете говорить.
— Где она? Она вышла?
— Нет, она по-прежнему здесь. Теперь сядьте, пожалуйста, поудобнее, откиньтесь на спинку и закройте глаза. Дышите ровно, позвольте своим конечностям расслабиться. Сейчас вы опять ощущаете сонливость.
Грей закрыл глаза. Он услышал щелчок секундомера, шорох шелковых чулок. Раздался звук шариковой ручки, бегущей по бумаге.
— Превосходно, — не умолкал Хардис, — все идет превосходно. Вы снова чувствуете, что медленно плывете в кресле, вы начинаете плавно двигаться назад; вы ощущаете сонливость, вы действительно чувствуете себя очень сонным и продолжаете плыть, заплываете глубже и глубже, так, очень хорошо, все глубже и глубже, и теперь я начну считать от одного до десяти, и вы будете уноситься все глубже и глубже, с каждым новым счетом вы уноситесь все глубже и чувствуете себя все более сонным, один… очень глубоко… два… вы уноситесь дальше и дальше… три…
Но дальше был провал.
 
9
Следующее, что услышат Грей, было:
— … Семь… вы станете посвежевшим, счастливым, спокойным… восемь… вы начинаете просыпаться и скоро совсем проснетесь, к вам вернется полнота ощущений, чувство покоя… девять… вы уже почти проснулись, теперь вы можете видеть дневной свет сквозь опущенные веки. Сейчас вы откроете глаза и проснетесь окончательно, вы чувствуете себя счастливым и спокойным… Десять… Теперь, Ричард, можете открыть глаза.
Грей медлил еще несколько секунд, сожалея, что все так быстро закончилось. Он удобно сидел в кресле, сложив руки на коленях, и не спешил прервать удовольствие: транс освободил его от уже привычного ощущения постоянной боли и неподвижности, и это дорогого стоило. Но его полузакрытые веки уже трепетали под прямыми солнечными лучами, и он открыл глаза.
Что-то случилось.
Он понял это сразу, как только увидел их лица. Хардис и Александра стояли возле его кресла, внимательно глядя на него сверху вниз. От легкомысленно-доброжелательной манеры, которую они демонстрировали в начале сеанса, не осталось и следа, теперь оба выглядели напряженными и озабоченными.
— Как вы себя чувствуете, Ричард?
— Прекрасно, — сказал он, хотя боль уже возвращалась и знакомое ощущение окостенения уже расползалось вдоль позвоночника, охватывая изувеченную спину, крестец, плечи. — Что-то не так?
— Нет-нет. Разумеется, нет.
Хардис явно чувствовал неловкость и отвечал односложно. Он отступил к другому креслу и сел, Александра отошла к окну и встала так, что Грей едва мог ее видеть. Солнце померкло.
— Вы помните, что происходило во время сеанса? — спросил Хардис.
— Думаю, да.
— Надеюсь, вас не затруднит рассказать об этом? Что именно мы сейчас проделали? Что запомнилось лучше всего?
Грей снова прикрыл глаза и задумался. Несмотря на возвращение боли, он был бодр. Он чувствовал себя посвежевшим и беззаботным, как после хорошего сна или длительного отдыха. Из того, что было во время гипноза, он, в сущности, не запомнил почти ничего: только монотонный счет, голос Хардиса, удивительно яркое восприятие сидевшей поблизости Александры Гоуэрс. Это были ясные, отчетливые воспоминания, но Грей каким-то образом догадался, что ожидали от него чего-то совсем другого.
Наконец он сказал:
— Помню, как вы считали, потом что-то было с моей рукой. Затем вы заставили мисс Гоуэрс исчезнуть. Думаю, после этого… вы, кажется, решили углубить транс, но я не могу с уверенностью сказать, что происходило после. Потом я начал просыпаться.
— И это все? 
— Да.
— Вы абсолютно уверены? И потом вы сразу проснулись?
— Я все время необыкновенно отчетливо ощущал ваше присутствие, вас обоих. Это было исключительно ясное…
— Нет-нет. Меня интересует, что было после этого. Перед самым концом. Помните, как вы что-то писали?
— Совершенно не помню.
Позади него Александра Гоуэрс, по-прежнему стоявшая у окна и невидимая, произнесла:
— Значит, реакция спонтанная. 
— Согласен, — откликнулся Хардис. Затем он обратился к Грею: — Вы превосходно поддаетесь гипнозу. Мне без труда удалось погрузить вас в глубокий транс и заставить мысленно возвратиться в скрытый амнезией период. Помните вы об этом хоть что-нибудь?
Вот это сюрприз! Грей лишь качал головой, пытаясь совладать с замешательством. Выходит, он действительно забыл часть сеанса, причем именно ту часть, когда под воздействием гипноза ему удалось вспомнить то самое, чего он не помнил наяву. Это, пожалуй, было уже слишком — странные шутки подсознания.
— По моему указанию вы вернулись назад и попытались вспомнить события прошлого года. Нам удалось примерно датировать период провала: он приходится на конец минувшего лета. Взрыв ведь произошел в начале сентября, верно?
— Да.
— К процедуре погружения вы отнеслись вполне спокойно, но говорили быстро и возбужденно, и мы с трудом улавливали смысл. Я предложил вам описать, где вы находитесь, но вы не отвечали. Тогда я спросил, есть ли с вами кто-нибудь, и вы сказали, что с вами молодая женщина.
— Сьюзен Кьюли!
— Похоже на правду. Вы называли ее Сью. Но, Ричард, ничего определенного из этого пока не следует.
— Если Сью была со мной, это многое доказывает!
— Несомненно, и все же нам придется повторить погружение. Этот сеанс был слишком кратким, многое из ваших слов мы не поняли. Кое-что вы, например, произносили по-французски.
— По-французски?! Но я не говорю по-французски: Едва знаю пару слов. Почему под гипнозом я вдруг заговорил по-французски?
— Такое бывает.
— Что именно я сказал?
Александра Гоуэрс заглянула в свой блокнот:
— Вот одна фраза, которую нам удалось разобрать: «Encore du vin, s'il vous plait  [1]» — будто вы сидите в ресторане. Ни о чем не напоминает?
— Если и напоминает, то не о прошлом лете.
На самом деле Грей точно помнил, когда в последний раз был во Франции. Три года назад он ездил в Париж в составе бригады, освещавшей президентские выборы. Их тогда сопровождала одна сотрудница агентства, свободно говорившая по-французски. Она-то и вела все переговоры, а сам он за время поездки не сказал по-французски и двух слов. Из всей этой поездки он хорошо запомнил только ночь, проведенную в постели с той самой сотрудницей. Звали ее Матильда, и она по-прежнему работала в агентстве, быстро продвигалась по служебной лестнице и сейчас уже занимала должность заместителя исполнительного директора.
— Во время следующего сеанса, — сказал Хардис, — я все запишу на пленку. Сегодня я не вел запись, поскольку не ожидал, что мы продвинемся так далеко. Думаю, вам все же следует взглянуть на это.
Он передал Грею листок бумаги, вырванный, судя по всему, из блокнота.
— Узнаете почерк?
Грей бросил беглый взгляд на листок, потом уставился на него с изумлением.
— Это мой почерк!
— Помните, как вы это писали? 
— Откуда у вас этот листок? 
Он быстро пробежал глазами текст. Это было описание зала ожидания в каком-то аэропорту: толпы людей, суета возле стоек регистрации, носятся дети, из громкоговорителей звучат объявления о рейсах.
— Похоже на отрывок из письма. Когда я это написал? 
— Минут двадцать назад, когда были под гипнозом.
— О нет, этого не может быть!
— Вы попросили бумагу, и мисс Гоуэрс передала вам свой блокнот. Тогда вы замолчали и писали до тех пор, пока я не забрал у вас ручку.