Опрокинутый мир (сборник)

Гельвард помолчал, прежде чем ответить:
— Предположим, вы обнаружили бы — вот сейчас, сию минуту обнаружили бы, — что я нарушил клятву. Вы убили бы меня, так?
— Теоретически так.
— А практически?
— Я бы, конечно, встревожился, обдумал бы все хорошенько, потом, наверное, посоветовался бы с кем-то из друзей-гильдиеров. Но ты же не нарушал клятвы?
— Если бы я был в этом уверен!
— Ну-ка, расскажи мне лучше все по порядку.
Гельвард начал перечислять вопросы, с которыми Виктория приставала к нему с первых дней, пытаясь при этом не уточнять характер своих ответов. Однако Коллингс хранил молчание, и мало-помалу молодой человек стал пересказывать их подробнее, пока не припомнил все, чем поделился с ней, почти слово в слово. Когда он, наконец, выдохся, Коллингс заметил:
— Признаться, не вижу во всем этом беды.
Гельвард испытал мгновенное облегчение, но расстаться в одну секунду с сомнениями, месяцами терзавшими его душу, было трудно.
— Как же не видите?
— То, чем ты делился с женой, никому не причинило вреда.
Они подошли к точке, откуда Город был виден во весь свой исполинский рост; вокруг, на путях, кипела обычная суета.
— Но это не может быть так просто! — воскликнул он. — Клятва сформулирована очень жестко, и наказание, предусмотренное ею, легким не назовешь…
— Верно… но мы, сегодняшние гильдиеры, унаследовали ее от наших предков. Клятву передали нам наши отцы, а мы передаем ее вам. И вы, придет день, передадите ее своим детям. Это отнюдь не значит, что все гильдиеры согласны с ней, но никто до сих пор не предложил ничего лучшего.
— Значит, гильдиеры, как только смогут, сами отменят клятву? — спросил Гельвард.
Коллингс усмехнулся.
— Этого я не говорил. История Города уходит в глубь времен. Основателем Города был человек по имени Фрэнсис Дистейн, считается, что текст клятвы придумал именно он. Из документов того времени, дошедших до нас, следует, что тогда сохранение тайны было оправданным и необходимым. Но сегодня… сегодня наша жизнь, надо думать, уже не так сурова.
— Однако клятва существует.
— Да, и, на мой взгляд, в ней по-прежнему есть смысл. В Городе полным полно людей, которые знать не знают, что творится за его стенами, и которым нет нужды это знать. Например, те, кто занят в разных внутригородских службах. Время от времени они встречаются с негорожанами, хотя бы с женщинами-переселенками, и если позволить им трепаться, то мы и глазом моргнуть не успеем, как вся наша подноготная станет известна всей округе. У нас и так хватает неприятностей с местными, с «мартышками», как их называют стражники. Видишь ли, существование Города связано с определенным риском, а этот риск надо уменьшить любой ценой.
— Нам угрожает опасность?
— В настоящий момент особой опасности нет. Но в случае саботажа она возникнет немедленно, и сразу станет неотвратимой. Мы и без того не пользуемся особой любовью, так стоит ли в таких условиях обнаруживать нашу уязвимость?
— Выходит, я могу быть с женой более откровенным?
— Решать тебе. Она ведь дочь мостостроителя Леру? По-моему, девочка с головой. Пока она не делится с другими тем, что ты ей рассказываешь, тревожиться не о чем. Но не вздумай откровенничать направо и налево.
— Чего не собираюсь, того не собираюсь, — заверил Гельвард.
— И не говори никому, что оптимум движется. Это не так.
Гельвард не сумел скрыть удивления.
— Но мне сказали, что он движется!
— Тебя дезинформировали. Оптимум остается на одном месте.
— Тогда почему же Город никак не может достичь его?
— Ну, иногда ему это удается, — ответил Коллингс. — Не удается только задержаться на точке оптимума. Потому что сама почва неуклонно движется на юг.
  
2
 
Рельсы уже протянулись на север от Города примерно на милю. Когда Гельвард с Коллингсом подошли поближе, они встретили движенцев, которые везли тяговый канат к заново смонтированным опорам. День-другой — и Город двинется в путь снова.
Поднявшись вместе с лошадьми на полотно, они приблизились к Городу вплотную. Впереди показалась темная дыра — вход в туннель под северной стеной, единственная официально открытая дорога в городские недра.
Гельвард проводил Коллингса до конюшен.
— Всего тебе доброго, Гельвард!..
Гельвард принял протянутую руку, и они обменялись теплым рукопожатием.
— Вы словно прощаетесь со мной навсегда.
Коллингс пожал плечами в обычной своей безыскусной манере.
— Мы теперь долго не увидимся. Желаю удачи, сынок.
— Вы куда-нибудь уезжаете?
— Я-то остаюсь здесь. А вот ты уезжаешь. Будь осторожен и поразмысли над тем, что увидишь.
Прежде чем Гельвард успел найти ответ, меновщик скрылся в конюшне. Гельвард чуть было не бросился за ним, но инстинктивно понял, что это бесполезно. Наверное, Коллингс и так сказал больше, чем полагалось.
Со смятенным сердцем Гельвард направился по туннелю дальше, к лифту, и вызвал кабину. Когда она появилась, он сразу же поднялся на четвертый уровень и стал искать Викторию. Дома ее не оказалось, он спустился на фабрику синтеза. Ее беременность уже насчитывала восемнадцать миль, но она заявила, что будет продолжать работу до последней возможности.
Завидев мужа, Виктория встала со своего рабочего места, и они вместе вернулись в комнату. До свидания с Клаузевицем оставалось еще два часа, которые прошли в разговорах о пустяках. Правда, когда открыли дверь на площадку, они провели какое-то время на воздухе.
В назначенный час Гельвард поднялся на седьмой уровень и был допущен в штаб-квартиру верховных гильдий. Ему доводилось бывать здесь и раньше, однако достаточно редко, чтобы не испытывать в этом святилище старших гильдиеров и навигаторов благоговейного трепета.
Клаузевиц поджидал его в кабинете, отведенном для разведчиков будущего. Когда Гельвард появился на пороге, глава гильдии тепло приветствовал его и предложил вина.
— Вы неплохо зарекомендовали себя, ученик Манн.
— Благодарю вас, сэр.
— Готовы ли вы к тому, чтобы вступить в наши ряды?
— Да, сэр.
— Хорошо… У гильдии нет возражений против вашей кандидатуры. Вы заслужили о себе весьма лестные отзывы.
— Если не считать стражников, — заметил Гельвард.
— Пусть это вас не тревожит. Стиль жизни стражников не всякому по вкусу.
Гельвард вздохнул с облегчением: отношения, сложившиеся у него со стражниками, внушали ему опасение, что те не преминут наябедничать на него разведчикам.
— Цель настоящей встречи, — продолжал Клаузевиц, — в том, чтобы сообщить вам о дальнейшем. Вам еще предстоит трехмильная практика в вашей собственной гильдии, но, насколько я могу судить, для вас это пустая формальность. Прежде вам придется покинуть Город. Это входит в программу подготовки гильдиеров. Возможно, ваша отлучка будет довольно длительной.
— А разрешите узнать, насколько длительной? — осведомился Гельвард.
— Трудно сказать. Не менее десяти миль. Вернее, бывает по-разному: одни возвращаются через десять-пятнадцать миль, другие отсутствуют миль сто, а то и больше.
— Но Виктория…
— Да, мне известно, что она ожидает ребенка. Когда это произойдет?
— Миль через девять.
Клаузевиц нахмурился.
— Боюсь, что в это время вы будете в отсутствии. Говоря по правде, у нас с вами нет выбора.
— Неужели нельзя подождать до родов?
— К сожалению, нельзя. Вам поручается определенное задание, и его надо выполнить. Вам уже известно, что время от времени Город вынужден пользоваться услугами женщин со стороны. Мы взяли за правило отпускать их как можно раньше, но и при этом условии они живут здесь не менее тридцати миль. Один из пунктов заключаемых нами сделок гласит, что мы обязуемся вернуть их в целости в родные поселения. Вошло в обычай поручать сопровождение этих женщин ученикам, тем более что такое поручение представляется важной частью их подготовки. Сегодня у нас есть три женщины, выразившие желание вернуться домой.