Охотничьи тропы
Здесь и костер горит бесшумно,И тишина, как темь, густа.Кедр пасмурный и многодумный,Туманный вечер августа.Ружье. Котел с остывшим чаем.Мешок походный…А внизуУ самых ног моих качаетРучей лучистую звезду.Она смеется и не тонет,Качается и не плывет.Шагни вперед,нагнисьи вотЗвезда забьется на ладонях.Но я ложусь под кедр могучий,Который прожил сотни лет.И на руках качает тучиИ знает он — нет в мире лучшеЗемли.А до звезды горючейПока еще дороги нет.Пока…Влюбленный в землю эту,В ее дожди, цветы, садыЯ верю:в далях межпланетныхМы путь найдем и до звезды.…Как молнии ракеты мчатсяИ до звезды — подать рукой…Я улыбнулся. Да, в такойТиши нельзя не размечтаться.Здесь и костер горит бесшумноИ тишина, как темь, густаКедр пасмурный и многодумныйТуманный вечер августа.Павел Кучияк
ОХОТНИК
1Еще не зажглась золотая заря,Когда он проснулся — охотник ловкий.Умылся. Обулся. Хороший зарядДал проглотить шестигранной винтовке.Косматый и жаркий раздул костер,Чтоб чайнику медному вдруг закипеть.А думы охотника — там, у гор,Где бродит тяжелый медведь.2Рассвет еще был за горами, когдаПроснулся золотошерстый хозяин леса.«Позавтракать время!» — решил он и важноПобрел на солнечный склон горы.Чтобы пышную шубу росой не мочитьОн шел солнцепеком по мелкотравью.Ему все дороги известны. Он знает,Где самые лучшие муравейникиС яйцами сладкими. Он здесь хозяин,Кто же посмеет ему помешатьМалинник ломать, разорять муравьевИ рявкать со скуки и для острасткиЛесной мелкоты? Он всесилен здесь.3Но чайник вскипел. Выпив чаю проворноРужье оглядев и засунув в ножныНожик надежный, тропинкой горнойОхотник пошел, не вспугнув тишины.Он на гору вышел, вспотевший, красный.И видит: примята трава. Прошел«Хозяин» из пади, от ягоды рясной.Охотник подумал: «А зверь-то большой!»И вот он по следу неслышно крадется,Скрываясь за камень, за пень и за куст.А сердце его от волнения бьется:«Скорей бы!». И вдруг раздается хруст…Он замер… Послушал… Привстал осторожно.И вот увидал наш счастливый анчи [3]:Медведь, раздирая гнилую валежину,Жрет муравьев и сердито урчит.Огромный, лохматый, грабастает лапамиПо тысяче душ в яркокрасную пасть.И страшно охотнику: «Ну-ка сцапает,Когда не сумею, как надо, попасть?От „деда“ такого ножом не отбиться,Тут уж держись на плечах, голова!Но трусить охотнику — не годится!»Он вспомнил пословицы мудрой слова:«Ведь лошадь когда-нибудь да падает,Потому, что она не золотая.И человек не может жить вечно —Все равно когда-нибудь да умрет.Кости павшей лошадиМеста не выбирают,Почему же я должен думать,Что именно здесь умру?»Охотник подполз еще ближе и тихоПоложил винтовку на лапы пихты.Не слышит «хозяин», на лакомства падкий.Охотник нацелился под лопатку,Раздался тяжелый раскатистый выстрел.Зверь дико взревел, на дыбы становясь,Метнулся и грохнул под черную выскорь.И долго храпел, черной кровью давясь,И видело солнце с белка [4] голубого:В долине, покрытой могучей травой,Со шкурой косматой в колхоз промысловыйШагал наш счастливый охотник домой.Ефим Пермитин
В ГОРАХ
Гвардии старший лейтенант Алексей Грохотов за образцовую стрелковую и боевую подготовку своей роты, приказом командира дивизии, был отпущен в двухмесячный отпуск на далекий родной Алтай.
Биография этого командира неразрывно была связана с его винтовкой. Страстный охотник-промысловик, бивший, чтобы не попортить шкурки, белку из малопульки в глаз, на первом же стрельбище в роте удивил всех своей виртуозной стрельбой.
А в первый месяц боев об Алексее Грохотове заговорила вся дивизия, как о грозе немецких снайперов.
Начал он войну беспартийным «сырым» парнем. Кончил большевиком, закаленным армейской дисциплиной. Он прошел от Сталинграда до Кенигсберга, получил четыре ранения, шесть орденов, и погоны старшего лейтенанта. Стал человеком высокого долга, неукоснительной требовательности и справедливости к подчиненным.
«Воин Советской Родины должен быть ясным, как солнце!..» — любил говорить гвардии старший лейтенант Грохотов своим гвардейцам.
Высокий, подтянутый, с белым, незагорающим и летом лбом, безупречно одетый, он гордился и формой своей одежды, — из всех родов войск больше всего любил пехоту, в которой служил. Любил свою дивизию, свой полк (втайне считал их лучшими во всей Армии Союза). Но больше всего любил он свою первую роту гвардейцев Н-ского гвардейского полка и превосходно знал каждого из своих подчиненных.