Говори со мной по-итальянски (СИ)

— Что такого? — с набитым ртом искренне удивляется папа. – Лукас не хочет,  значит, наслаждаться плодом твоего кулинарного искусства буду я.
Я развожу руками, откидываясь на кухонном стуле.
— Просто я наелся. Правда. Спасибо, мама, — потянувшись через стол, я ласково треплю ее щеку и шлю ей воздушный поцелуй.
Карие глаза наполняются теплом и любовью. Папа обнимает Ису за плечи, притягивая к себе, вызывая этим ее тихий смех.
Он всегда делает вид, что ревнует маму, если я или Паоло проявляют к ней внимание.
— Ты, вообще, неисправим, тебе известно? — подкалывает его Исабэл.
Я не сдерживаюсь от хмыканья и подтверждаю слова матери. Папа, переключившись на меня, поправляет галстук на своей шее и со всей, присущей ему, строгостью поднимает высоко подбородок. Сощурившись, он не по-настоящему сурово замечает:
— А твой брат, между прочим, уже давно в школе.
Я отвечаю отцу с той же интонацией:
— А тебе пора бы тоже быть на работе.
Он вздергивает бровью.
— Не дерзи, Лукас.
Иса коверкает эту его фразу и шепотом повторяет, отвернувшись от него. Теперь отец смеется и щипает Исабэл за ногу. Мама от неожиданности подскакивает на стуле. Она, конечно, не станет сильно его ругать — если и захочет, не получится. Они принимаются вместе хохотать над ситуацией, и я бы смог наблюдать за их идиллией достаточно долго, но мне действительно нужно уходить. Когда папа замечает, что я поднимаюсь, он предлагает:
— Мой водитель может отвезти тебя…
Но я не даю ему договорить и отвечаю, усмехнувшись:
— Пускай дальше занимается тем, что возит Паоло в школу, а я привык передвигаться на своей машине.
Когда я выдвигаю пафосные речи, отец всегда нюхает лихорадочно воздух, подобно собаке, потом морщит носом и машет ладонью у лица, неприятно скривившись. И сейчас он делает точно так же, что дает нам с Исабэл еще одну причину, чтобы громко засмеяться.
— Посмотри на него, — цокнув языком, папа показывает на меня рукой. — Золотой мальчик… Кстати! — вспомнив, по всей вероятности, что-то важное, мужчина щелкает пальцами. — Ты знаешь, что у вас в этом учебном году появится новый педагог?
— Что-то такое слышал, — рассеяно лепечу, проверяя содержимое своей сумки.
— Орацио Анджели. Он будет читать у вас лекцию по микроэкономике. Я киваю головой, но мыслями нахожусь однозначно не тут, не на кухне с родителями.
— Орацио — мой старый приятель. Он настолько хорош, что в двух тысячи пятом году читал лекции в Ливерпуле, его приглашали в университет имени Джона Мурса.
На мгновение я замираю, перестаю копаться в сумке и обдумываю полученную информацию.
— Мы вместе учились в одном колледже, но на разных факультетах…
— Папа, зачем ты мне об этом говоришь? — выпрямившись, с рассеянностью вопрошаю я.
Отец тоже встает, надевает на широкие плечи темно-синий пиджак.
— Затем, что именно этот человек выступал на твоей стороне перед деканом после драки, которую ты устроил. Орацио, хочу, чтобы ты запомнил, смог защитить тебя и твоих друзей от…
— От чего? — вновь перебиваю его я. — Об отчислении и слова и не было. А драку я не устраивал.
— Ну, да, — хмыкает отец. Мама, потупив глаза, не вмешивается в наш напряженный разговор. — Синяки на твоем лице и на лице Маркуса — это последствия падения с лестницы, наверное.
Я завожусь. Открываю рот, чтобы закричать, но, сжав кулаки, заставляю себя не делать этого. В итоге мне удается уговорить себя произносить слова тихо, однако я все равно зол.
— Я защищал девушку от наркомана! И вообще, деканат универа чуть ли не сходил с ума от любви к Алистеру
Шеридану, а он оказался…
Папа заканчивает за меня:
— … тем, кто курит травку, Лукас. И ваши преподаватели во главе с директором уже решают этот вопрос.
— Значит, Алистера не отчислят?
Отец допивает кофе из своей кружки с изображением любимого футболиста.
— Насколько я знаю, он может ограничиться предупреждением и общественными работами, так как ранее не был уличен в подобном…
Я мотаю головой, сокрушенно засмеявшись.
— С ума сойти! А его папаша?
Мужчина напротив сует телефон во внутренний карман пиджака и склоняет голову набок, глядя на меня предупреждающе.
— Лукас, Гералд Шеридан не будет уволен со своей должности, с которой отлично справляется, из-за ошибки своего сына. И отцы твоих друзей со мной в этом согласны.
Я, не глядя на папу, застегиваю кожаную темно-коричневую сумку и берусь за ее короткие ручки, поднимая со стула.
— Знаешь, его сын обманывал девчонок на вечеринке, говоря, что для него лично построили комнату отдыха в купленном нами здании. Пьетра сказала, Еве он заявил то же самое. Но
Алистер просто арендовал ту комнату у нас до окончания мероприятия. Он говорил девушкам, какой крутой и спаивал их, а потом домогался…
Отец выставляет ладонь, не желая меня слушать дальше, потому что мы уже много раз открывали эту тему. И все время это заканчивается одинаково.
— Это не доказано. Эти девушки сами могли… ну, ты понимаешь… быть не против…
— Его приятель, перешедший на нашу сторону, сказал…
— Его приятель, — папа повышает голос, — мог так сказать специально, чтобы оклеветать Алистера! Разве ты сам не понимаешь, что это все могло делаться назло! Просто из-за испорченных отношений, к примеру!
Я сглатываю, глядя в упор на него. После опускаю уголки губ вниз, признавая, что отца ни в чем не убедить и не переспорить. Взмахиваю ладонями, оставляя последнее слово за ним. И вскоре папа добавляет, умерив пыл:
— Ева ведь не повелась на уговоры Алистера — а значит, оказалась умнее и поняла, что ему нужно от нее, на самом деле…
Исабэл решает вмешаться, заметив, что я держусь из последних сил, чтобы не сорваться с места и уйти прямо сейчас, прервав нашу тяжелую беседу.
— Твой отец имеет в виду, Лукас, что нельзя исключать легкомысленность девушек, вступавших в близость с
Алистером. А слухам и рассказам со стороны не всегда нужно придавать большое значение.
С силой сжав скулы, я могу лишь тихо усмехнуться.
Почему-то я уверен, что информация об Алистере — не россказни со стороны. Его бывший приятель говорил очень достоверно, чтобы ему можно было не поверить. Тем более, все больше узнавая Шеридана, понимаешь, что он способен на такие подлые вещи.
— Главное, что с Евой все хорошо. В отличие от папы, я считаю, что вы правильно поступили, помешав ей провести вечер с Алистером.
Папа играет желваками. Он стоит в полуобороте, не смотря на меня более. Застегивает запонки на манжетах своей накрахмаленной рубашки. Я люблю его, но бывают такие дни, как этот, когда мне хочется накричать на него, хлопнуть дверью и скрыться с его глаз. Надолго.
Я киваю, оглядывая невидяще кухню, возвращаясь мыслями к Еве Мадэри, которую не видел с ночи вечеринки больше недели назад. Она умело прячется от меня. Я стащил телефон
Пьетры, когда пришел вместе с Маркусом к ней в гости, чтобы разузнать номер Евы. И когда та поняла, подняв трубку, что звоню я, больше не отвечала на мои звонки. И на звонки, во всей видимости, с незнакомых номеров. Я не мог подловить ее на улице возле дома, хоть сидел часами в маленьком кафе напротив. Туда окна ее квартиры не выходят, но она, словно знала, когда я ожидаю у подъезда. Тот наш поцелуй не выходит у меня из головы.
Она не выходит у меня из головы. Сначала Ева заинтересовала меня, потому что я оказался ей не интересен. Но со временем я понял, что она нравится мне по многим причинам. Не только из-за красоты. Из-за доброты, любви к работе, отношения к отцу, к моим родителям и брату, желания совершенствоваться в учебе. В ней есть то, чего мне не найти во многих девушках. Чего я даже не искал, поскольку искал только секса, развлечений на одну ночь. Почти всегда так и было. И тот факт, что когда-то я причинил Еве страдания, сводит меня с ума, но ни в коем случае не отталкивает меня от нее. Я хочу ее прощения. Оно мне необходимо.