Под маской невинности

— И свет не горит, это я тоже заметила, — сказала Мэгги.
Его руки поглаживали ее спину, опускаясь все ниже.
— Тебе хорошо? — спросил он так серьезно, что Мэгги, не удержавшись, снова прыснула.
— Я не понял, это означало «да» или «нет»? — спросил он, целуя ее в обнаженный живот.
— А что бы ты сказал Брехту, если бы он тогда вошел? — поинтересовалась Мэгги, вместо того чтобы ответить ему, чувствуя, как прикосновения его губ приводят в дрожь ее тело.
Чэннинг, расстегнув ее кожаный ремешок, медленно и очень аккуратно вынул его по очереди из каждой петли, показав ей, как хорошо он владеет собой, и это отчего-то возбуждало больше, чем поспешность.
— Ну, я думаю, у Брехта хватило бы ума догадаться, — ответил он, кладя ремешок на ковер и принимаясь за молнию на ее брюках, К ее удивлению, он колебался.
— Ты можешь еще передумать, — сказал он, держась одной рукой за «молнию», а другой продолжая ласкать ее. Даже в кончиках его пальцев Мэгги ощущала нетерпение.
— Почему? — удивилась она.
— Я хочу, чтобы ты понимала, на что идешь.
— Я понимаю, что иду на то, чтобы заниматься любовью с человеком, который…
— С человеком, который что? — подхватил он. Мэгги ужасно боялась, что неосторожным словом разрушит то, что вот-вот должно было между ними произойти. «Любое слово может оказаться неверным», — предупредила она себя. Утром все может снова измениться.
Чэннинг, однако, не отступал, желая, видимо, на этот раз внести в их отношения полную ясность.
— Возможно, я должен сказать об этом первый, — сказал он. Он расстегнул молнию, и его рука коснулась розоватого шелкового треугольника ее трусиков.
— О чем?
Мэгги видела сейчас лишь очертания его лица, но все же сумела безошибочно распознать на нем глубочайшую нежность.
— Я хочу, чтобы ты знала, Мэгги, если мы станем близки, то не на одну ночь.
— А насколько? — заставила она себя выговорить, не в силах сейчас думать ни о чем, кроме блаженства, которое ее ожидало.
— Что ты ответишь, если я скажу — навсегда!
 
Глава 50
Ее любили прежде другие мужчины, и Мэгги искренне считала, что и она их любит. Некоторых она даже могла представить себе в качестве возможных спутников жизни, но только с Диреком Чэннингом она впервые познала, что значит неутолимое желание. Только в эту ночь поняла, что такое страсть. Словно некая высшая сила посмеялась над их обоюдным стремлением к независимости и бросила друг другу в объятия.
Хотя в драме, которая разыгрывалась в реальной жизни, каждый из них по-прежнему играл свою роль, жажда наслаждения, охватившая их, была подобна накаляющему до белизны и спаивающему два металла жару.
«Завтра, — твердила себе Мэгги, — завтра все будет по-другому — все». Но любые доводы отступали, как только губы Чэннинга снова касались ее, а руки творили чудеса, гладя нежную кожу и заставляя ее тело то вытягиваться, то изгибаться в истоме.
То, что энергия зла, копившаяся в ней целых пять лет, вырвавшись наружу, заставит ее испытывать вожделение, которого она не ведала прежде, Мэгги не могла представить даже в самой невероятной фантазии. Но чем больше он ее возбуждал, тем труднее ей было поверить в то, что она жила когда-то без этого.
Мэгги попыталась напомнить себе, что и в эту бурную ночь слишком многое останется неизвестным для того, чтобы она могла чувствовать себя спокойно. «Не забывай», — твердила она себе, но блаженные стоны, которые вырывались из их уст, заставляли забыть обо всем.
— Мэгги, — повторял он ее имя, касаясь ее бедер и заставляя все теснее прижиматься к нему.
Отчего-то вдруг вспомнив, как внимательно он разглядывал ее обнаженной, прежде чем отнести на кровать, Мэгги улыбнулась, а потом засмеялась.
— Я что, делаю что-то смешное? — пробормотал Чэннинг.
— Нет, я подумала… мы так долго стояли у двери…
— И что же?
Она дотронулась кончиками пальцев до его мускулистого твердого живота.
— Мне показалось, что это было слишком долго.
— Ну, если хочешь, назови это «любовной игрой в дверях». — Мэгги опять засмеялась, несмотря на всю серьезность происходившего.
Не ожидая дальнейших приглашений, Мэгги, отбросив стыдливость, стала возбуждать его.
— Тебе непоздоровится, — прошептал он, — если ты будешь продолжать…
— Мне только этого и надо.
Вздох, который вырвался у нее, когда он впервые оказался внутри нее, слился с его стоном. Его размеренные движения говорили о том, что он знает, как доставить наслаждение женщине.
Мышцы ее живота и бедер напрягались и расслаблялись, подчиняясь ему. Снова и снова он произносил ее имя, и ей казалось, что никого кроме них двоих не существует на свете. Огонь, бушевавший у нее внутри, рушил преграды, которые она воздвигала, чтобы защитить себя. Той женщины, что испытывала ненависть, больше не существовало.
— Да… — выдохнула она, чувствуя, что вот-вот их тела, содрогнувшись, достигнут последнего, блаженного мига.
Через минуту он приник к ней и, нежно целуя ямочку на шее, зашептал ласковые слова.
Легкие прикосновения его губ заставляли ее, забыв обо всем, желать одного — заснуть в его объятиях.
— Да, кстати, — вдруг сказал Чэннинг.
— М-м-м?
— Мне кажется, теперь наши отношения изменились.
 
Глава 51
«Я люблю его».
Это было последнее, о чем подумала Мэгги, прежде чем погрузиться в дремоту, и первое, о чем вспомнила, проснувшись спустя два часа. Гроза кончилась, и теперь за окном шумел безобидный дождик.
Только на душе у нее снова было неспокойно. Проще всего, конечно, объяснить то, что случилось, шоком, который оба они испытали, узнав о несчастье в туннеле. То, что давно зрело в глубине, под воздействием сильных эмоций выплеснулось наружу, толкнув их друг к другу.
Не надо было тонко разбираться в психологии, чтобы понимать, что трагедия — это то, что временно связывает людей, у которых может не быть ничего общего. Чаще всего, когда кризис минует, остается лишь отдающее горечью воспоминание о случайной близости.
Вполне возможно, именно так произошло с Диреком, несмотря на все те слова, которые он шептал ей. Как только первые утренние лучи проникнут в окно его спальни, клятвы в вечной любви уйдут в прошлое. Скорей всего, для человека, столь независимого, как он, это мимолетный эпизод, которому он не придаст большого значения.
Она не сможет остаться на Линкс-Бэй и продолжать работать у Чэннинга, если окажется, что случившееся несколько часов назад для него ограничивается лишь утолением плотского желания, не имеющего отношения к любви.
Видеть его каждый день, ощущать запах его одеколона, слышать тягучий аристократический говор — самые простые вещи станут непереносимыми, если он снова превратится в хозяина, а она в его служащую. Если он не испытывает к ней никакого чувства, она должна немедленно отсюда уехать.
Еще более опасное предположение заставило ее вздрогнуть. Чэннинг вдруг повернулся, и Мэгги испугалась, что разбудила его. Что, если он действительно любит ее? Как она сможет поддерживать связь с полицией Сиэтла, находясь в близких отношениях с человеком, за которым ее наняли шпионить? Даже если между ними больше никогда ничего не будет, она уже не сможет оставаться беспристрастной. Рано или поздно, все выплывет наружу.
Мэгги и так кое-что утаила от Маккормнка. Оправдывая свое нежелание рассказывать Трою все до конца тем, что она не хочет оскорблять чувства мужчины, который сам к ней неравнодушен, в глубине души Мэгги сознавала, что это не так. По частицам решая головоломку, она приближала то, чего сама теперь боялась. Снова и снова вспоминала она слова, сказанные Маккормиком еще в Бостоне. «Ему уже не отвертеться. К концу лета мы обязательно узнаем, что случилось на самом деле в тот день, когда погиб твой отец». А если они ошибаются?