Рокировка

 
Он практически забыл о том, что сыну нужны тепло и участие, замкнулся в своем горе, приезжал домой только спать. И через полгода обнаружил, что Сергей отдалился от него, стал жить какой-то своей жизнью. И первое место в ней занимала Алина, фактически уже его жена. Они ждали, чтобы обоим исполнилось восемнадцать, тогда можно было пожениться без особых трудностей и нудной бумажной волокиты.
 
 
— И на что вы будете жить? — поинтересовался как-то Вадим Сергеевич, поняв, что намерения молодых вполне серьезны. — Вам еще в институт поступать, пять лет учиться…
 
 
— Дворником буду работать, — огрызнулся в ответ Сергей. — Тебе на шею не сядем, не волнуйся.
 
 
Сидевшая рядом Алина молча положила руку ему на плечо, и Сергей тут же сбавил тон:
 
 
— Я бы пошел на вечерний, но тогда в армию загребут.
 
 
— Совершенно не обязательно приносить огромные жертвы, — не без раздражения заметил Вадим Сергеевич. — Прекрасно можешь подрабатывать у меня.
 
 
— Грузчиком? Или шофером?
 
 
— Сереженька, — нежным голосом вмешалась Алина, — твой папа, наверняка, хотел сказать, что при твоем знании компьютера…
 
 
Вадим Сергеевич бросил на будущую невестку благодарный взгляд. Именно такой вид работы он и подразумевал, просто не слишком удачно построил фразу. А эта умница моментально нашлась и исправила взрывоопасную ситуацию.
 
 
— Можно и по-другому, — уже спокойно сказал он. — Я где-то читал, что раньше государство оплачивало учебу молодых людей, а потом они этот долг постепенно возвращали. Я ведь понимаю, что просто так деньги ты у меня не возьмешь…
 
 
— Правильно понимаешь, — буркнул Сергей. — И не волнуйся, пока не станем самостоятельными, детей рожать не будем.
 
 
Алина слегка покраснела, встала и отошла к плите, где у нее что-то варилось.
 
 
— А я и не волнуюсь, — пожал плечами Вадим Сергеевич. — Мы с твоей мамой семь лет были женаты, когда ты родился.
 
 
Как всегда при мысли о жене-покойнице больно сжалось сердце, и Вадим Сергеевич полез за сигаретами. Всю жизнь не курил, а с похорон задымил, чуть ли не по две пачки в день.
 
 
— Дай и мне, — вдруг протянул руку Сергей. — А то за своими идти неохота.
 
 
Вадим Сергеевич поперхнулся табачным дымом.
 
 
— Ты что… куришь?
 
 
— А ты только сейчас об этом узнал, да?
 
 
— Представь себе.
 
 
— Представил. Ты вообще обо мне что-нибудь знаешь… теперь?
 
 
Вадим Сергеевич побагровел, не столько от праведного гнева, сколько от острого чувства стыда. Действительно ведь, забыл о парне совершенно! Слава Богу, Алечка вовремя появилась, а то вообще непонятно, чем бы такая забывчивость обернулась. Да что там «непонятно» — подумать об этом страшно. Примеров-то хватает, на каждом шагу с этими примерами сталкивался.
 
 
— Прости, Сережа, — тихо сказал он. — Понимаешь, я очень люблю твою маму… То есть любил…
 
 
И снова кольнуло сердце. Впервые произнес что-то об Инне в прошедшем времени. Почему? Ведь не разлюбил же он ее? Нет! И никогда не разлюбит, потому что другой такой нет и не будет. Не будет…
 
 
Неожиданно для себя Вадим Сергеевич почувствовал, как защипало глаза, сдавило горло и он, упав головой на руки, разрыдался — чуть ли не впервые в жизни. Когда узнал, что Инна умерла, когда отпевали ее, хоронили, поминали — слезинки не пролил, не по-мужски это — сырость разводить. И потом не плакал, только зубы стискивал, когда совсем уж тошно становилось.
 
 
Остановиться он не мог, хотя чувствовал, насколько тягостна для Сергея и Алины эта сцена. И вдруг на голову его легла легкая и прохладная рука.
 
 
Алина гладила Вадима Сергеевича по голове, не замечая, что у самой текут слезы. Ей было пронзительно жаль этого уже не чужого, а как-то странно близкого ей мужчину, еще не старого, но с сильной проседью, которая появилась у него совсем недавно. Как же он любил свою жену, если до сих пор так переживает! Может быть, и Сережа такой же: молчун и скуповатый на ласку, но в глубине души любящий и беззащитный перед горем? Бедные ее мужчины!
 
 
Впервые Алина мысленно объединила своего будущего мужа и свекра в нечто единое. И с этого вечера уже не могла думать иначе. «Ее мужчины» сильные, надежные и… беспомощные. Ее любимые мужчины…
 
 
Вадим Сергеевич успокоился и, пряча глаза от сына и Алины, потянулся за очередной сигаретой. Заметил, что перед ним уже стоит чистая пепельница и чашка горячего, ароматного чая, глубоко вздохнул и тихо сказал:
 
 
— Спасибо, доченька.
 
 
Этот вечер надолго определил их дальнейшие отношения. Вадим Сергеевич стал возвращаться из офиса раньше, ужинал вместе с сыном и его невестой, обсуждал с ними возможности поступления в институт, предстоящие выпускные экзамены. Теперь его интересовало все: и какой проходной балл в том вузе, который наметил для себя Сергей, и какое платье наденет Алина на выпускной бал, и какие изменения нужно будет сделать в квартире к свадьбе.
 
 
— Я хочу сшить такое платье, чтобы в нем потом можно было бы в ЗАГС пойти, — степенно рассуждала Алина, хозяйничая за столом. — Глупо ведь выбросить несколько тысяч на одноразовый наряд, а потом тратить еще столько же на другой…
 
 
— Доченька, свадьба бывает один раз в жизни, — возражал Вадим Сергеевич. — Давай сделаем одно платье к выпускному балу, а второе…
 
 
— Ну, что вы! Там же и фата понадобится, и перчатки, и букет… И потом, мне так хочется обвенчаться…
 
 
— Ну и обвенчаетесь, какие проблемы?
 
 
— Сережа не хочет, — быстро шепнула Алина.
 
 
Вадим Сергеевич с изумлением посмотрел на сына:
 
 
— Это почему?
 
 
— А я же некрещеный, — безмятежно заявил тот. — Алька крещеная, а я — нет. Как будто ты этого не знаешь.
 
 
— Знаю, конечно. Но ведь можно и окреститься…
 
 
— Вот еще, стану я попу врать! Он же спросит: веришь ли? А я…
 
 
— А ты не веришь?
 
 
— Не верю, — уже чуть более агрессивно отозвался Сергей. — И не могу верить во все эти чудеса, единство в трех лицах и так далее. Не могу — и все.
 
 
Вадим Сергеевич даже не нашел, что ответить. Его самого крестили, мать-покойница рассказывала. Ну, так дело было в глухой деревне, там такое в порядке вещей испокон веков. И Инна была крещеная, даже в церковь по праздникам заглядывала, хотя особенно об этом не распространялась. Считала, что вера — ее личное дело, никого больше не касается. А вот верили ли они по-настоящему?
 
 
Да кто ж его знает! Сроду Вадим Сергеевич над такими вопросами не задумывался. Святая Троица — что ж тут непонятного? Праздник такой, летом бывает, церкви березовыми ветками украшают. Грехи — тоже понятно: убивать — грех, воровать — грех, ну, и так далее.
 
 
— Сереженька, — услышал он тихий голос Али, — ты же не собираешься становиться священником или монахом, правда? И в храм тебя никто силком тащить не собирается…
 
 
— Да? А венчаться ты как будешь?
 
 
— А ты веришь в то, что штамп в паспорте связывает людей на всю жизнь? — неожиданно спросила Алина.
 
 
— Ну, ты даешь! — весело хмыкнул Сергей. — Нет, конечно. Главное, чтобы любовь была…
 
 
— Вот-вот. Мы с тобой друг друга любим, правда?
 
 
— Ну, правда…
 
 
— Не «ну», а точно. Так неужели тебе трудно ради этой любви пятнадцать минут в церкви провести и крестик надеть? Если бы тебя крестили, как меня, младенцем, вообще не о чем было бы сейчас разговаривать, обвенчаться-то ты согласен.
 
 
— Все, Алька, закончили базар, — хлопнул Сергей рукой по столу. — Сдаем экзамены, подаем документы в институт, поступаем, а потом… Потом, шут с вами со всеми, окрещусь, обвенчаюсь, вокруг костра попрыгаю и в бубен побью. Чтоб уж, значит, наверняка.
 
 
— Чтобы наверняка, — вздохнула Алина, — нужно подождать, пока мне восемнадцать исполнится. Мама разрешения ни за что не даст, а без разрешения…