А до Берлина было так далеко

Между тем штаб работал с предельной нагрузкой. Не было ни минуты, чтобы передохнуть. Однако к указанному сроку все было готово, можно отправляться в путь. В ночь на 20 июля части дивизии оставили место сосредоточения в лесу под Корсунью и начали марш на восток. Ночь выдалась темная, и это облегчало нашу задачу - противнику трудно было обнаружить передвижение дивизии. 
Боевой порядок на марше мы построили с таким расчетом, чтобы в любой момент части могли развернуться и вступить в бой. Впереди колонн, которые следовали параллельно по двум дорогам, шли разведчики, за ними - походное боевое охранение. Артиллерию поставили впереди главных сил на случай внезапного нападения вражеских танков. 
Нашим соседом справа была 227-я стрелковая дивизия полковника Е. Ф. Макарчука, которая двигалась в направлении Богуслава. Левее шла 212-я стрелковая дивизия полковника В. В. Бардина, но с ней мы не имели локтевой связи, и здесь фланг наш был, по существу, оголен. Это заставило обратить особое внимание на прикрытие этого фланга. По приказанию командира дивизии туда на машинах была выслана разведывательная группа с задачей вести активную разведку. В случае появления противника 884-й стрелковый полк имел задачу обеспечить левый фланг. 
Есть что-то таинственное, волнующее в ночном движении больших людских масс. Я вглядывался в едва заметную в темноте нескончаемую ленту колонны и думал, как велики те идеи, то дело, которые объединили людей, повели их в непроглядную ночь по безбрежной степи, навстречу смертельной опасности... 
В течение всей ночи строго соблюдалась дисциплина марша: над колоннами ни разу не вспыхнул огонек папиросы, не слышно было разговоров - только тихие команды, которые столь же тихо передавались по колонне, да изредка скрип колес повозок. 
Разведчики время от времени подъезжали к штабной колонне и докладывали обстановку. Собственно, содержание всех докладов сводилось к одному: путь свободен, противника впереди нет. Неприятное сообщение разведчика принесли лишь на рассвете, когда главная колонна, в которой следовал штаб, достигла намеченного командованием рубежа. Поднявшись на возвышенность в тот ранний утренний час, мы увидели пшеничное поле, краями уходившее за горизонт. По дороге, рассекавшей поле, на большой скорости мчалась эмка. Подъехав к колонне, она резко затормозила, из нее выскочил капитан Тараканов, командир разведывательного батальона нашей дивизии. Подбежав к генералу Куликову, он доложил: 
- Танки противника, товарищ генерал. Вот здесь. - Он вытащил из планшета карту, развернул ее и ткнул пальцем в опушку леса, что западнее села Медвин. Машин сорок. Движутся на Медвин. По всей видимости, это головной походный отряд танковой дивизии фашистов. 
- Слов "по всей видимости" в лексиконе разведчика быть не должно, сердито заметил генерал. - Данные должны быть не приблизительными, а точными. Не удалось установить, что это за дивизия? 
- Никак нет, товарищ генерал. Но мы принимаем все меры к захвату "языка". Тогда и установим... 
- Хорошо, идите. Василий Митрофанович, что думаешь? - спросил меня Куликов. 
- Капитан прав. Это безусловно передовой отряд фашистов, а их главные силы на подходе. Так что надо спешно развертываться и готовиться к бою. 
- Согласен. - Куликов минуту молчал, разглядывая карту. - Вот здесь и расположимся. На этих высотках, что восточнее Медвина и Бараньего Поля. Распоряжайся, Василий Митрофанович. Время не ждет, фашисты с минуты на минуту могут быть здесь. 
Рекогносцировку проводить было некогда, и пришлось отдать боевой приказ по полкам по рации. Он был предельно краток: в десяти километрах западнее Медвина обнаружена танковая колонна фашистов. Немедленно развернуться, занять высоты западнее Медвина и Бараньего Поля и приготовиться к бою. 
Отдав приказ, я вместе с полковником Самсоненко и капитаном Труновым поспешил к месту, где саперы оборудовали НП, куда связисты уже прокладывали телефонную связь. С высотки открывалась широкая панорама и было хорошо видно, как разворачиваются полки. Все делалось в максимально высоком темпе. На левом фланге я увидел мчащегося галопом по полю всадника и сразу узнал командира пушечного полка Степана Семеновича Керженевского. 
За ним следом, также галопом, летела шестерка лошадей. Батареи занимали позиции для стрельбы прямой наводкой. Стремительно проходило развертывание и других частей. Гитлеровцы были уже рядом. Фашистские танки давили гусеницами пшеницу на противоположном конце поля, первые, пока еще редкие разрывы снарядов заплясали перед высотками, на которых располагались паши подразделения. Вот уже можно было рассмотреть цепи фашистских пехотинцев, которые шли за танками. 
В бинокль из своего наскоро вырытого укрытия мы с Самсоненко наблюдали, как работали наши артиллеристы. Одним из дивизионов командовал майор Василий Васильевич Кириллов. На огневые позиции его батарей наползало до десяти боевых машин с черными крестами на бортах. Фашисты давили на .психику наших артиллеристов, пытаясь заставить их с дальних дистанций открыть огонь и тем самым обнаружить себя. Тогда им легче будет подавить орудия огнем и гусеницами. Однако нервы у Кириллова оказались крепкими. Этого человека не так-то просто было вывести из равновесия. Его орудия молчали, пока танки не подошли на 150-200 метров. Только тогда пушки ударили разом. То ли Кириллов был удачлив, то ли пушкари, подавив волнение, стреляли, как на учебных стрельбах, экономно и метко: черный дым заклубился над пятью танками, беспомощно застывшими на месте. Другие повернули назад. Первая атака не удалась, но вскоре последовала вторая. На этот раз гитлеровцы были предусмотрительнее. Вначале они открыли массированный огонь по нашим батареям, пытаясь подавить их. Огненный шквал бушевал над позициями артиллеристов Кириллова минут десять. Казалось, фашисты достигли цели: земля в районе огневой позиции была вся изрыта воронками. Но как только танки ринулись в новую атаку, орудия ожили. 
- Молодчага этот Кириллов, ну какой орел! - кричал мне в ухо Самсоненко. Посмотри, как он дает прикурить этим гадам! 
Когда вторая атака гитлеровцев была отбита, Самсоненко вызвал по телефону Кириллова и от души поздравил его с успехом. 
- Сколько подбил машин? - спросил он майора.- Десять? Здорово. Передай огромнейшую благодарность своим орлам от командования дивизии и от меня лично. Скоро буду у вас, всех расцелую и обниму. Хорошо дрались. 
Атаки врага были отбиты не только батареями Кириллова, но и другими подразделениями. Наступило затишье. 
Перед нами лежало обезображенное поле, по которому низко стелился дым от горевшей пшеницы. 
- Предупреди, Василий Митрофанович, командиров полков, чтобы были готовы к отражению новой атаки. Противника мы только пощипали, - приказал генерал Куликов. 
Не успел я переговорить с комдивом, как снова зазуммерил телефон: 
- Слушает Второй, - ответил я. 
- Говорит Варенников. Доложите, как дела. 
Полковника И. С. Варенникова я знал заочно, по рассказам товарищей. Говорили, что это знающий дело, интеллигентный человек, обладающий аналитическим умом, понимающий все тонкости современного боя. 
- Рубеж, занятый восточнее сел Баранье Поле и Медвин, удерживаем, товарищ полковник. Противник дважды атаковал, но атаки отбиты с большими для него потерями. Думаем, что вскоре последует новая, и фашисты вот-вот введут в дело авиацию. 
И как бы в подтверждение этих слов раздалась команда: 
- Воздух! 
Гул моторов, долетавший с высоты, нарастал. В чистом летнем небе сверкнули крылья "юнкерсов". Я стал про себя считать фашистские самолеты. Пять... десять... пятнадцать... Как только стервятники достигли нашего переднего края, тотчас же ведущий "юнкере" с воем пошел в пике. Следом устремились ведомые. Это в общем-то была неприятная картина. Мало приятного, когда на тебя падает фашистский стервятник, из чрева которого, как горох, сыплются бомбы. 
Но, несмотря на понятное и естественное чувство страха, со всех сторон наши бойцы и командиры стреляли по самолетам из винтовок, пулеметов, автоматов и даже из пистолетов. Эта пальба в то время, по сути, была совершенно бесполезной, даже вредной, ибо опасности для "юнкерсов" не представляла, а требовала большого расхода боеприпасов. Но мы тогда еще не имели опыта борьбы с воздушными целями. Опыт пришел позднее, когда люди научились стрелять по самолетам противника, научились правильно вести себя во время воздушной бомбежки. Правда, была в этой повальной стрельбе по фашистским стервятникам положительная сторона - люди преодолевали страх, учились, владеть собой в минуты опасности.