Пылающая Эмбер (ЛП)

Я была не в состоянии съесть сэндвич и жареную картошку в присутствии сидящего передо мной Ригора. Я умираю от голода, но из-за обрушившегося на меня унижения мой желудок неумолимо сжимается, и я боюсь, что, если сейчас поем, пища во мне не задержится.
Байкеры и женщины, находящиеся в комнате, продолжают украдкой бросать на меня взгляды, хотя некоторые из них смотрят открыто. Я чувствую их настороженность. Некоторые женщины смотрят на меня как на мусор. Я чувствую себя изгоем.
К моим щекам приливает краска.
Я несколько раз порываюсь вскочить со своего стула и рвануть прямо к парадным дверям. Единственное, что удерживает меня на месте, — мысль о Дэвисе, и осознание того, что его патрульная машина припаркована прямо за забором, окружающим частные владения клуба, и его угрозы относительно того, что произойдет, если я попытаюсь сбежать.
Я заглядываю в зеркало за барной стойкой и вздрагиваю при виде своего отражения. Я убеждаюсь, что оскорбления Мава вполне обоснованы. Девушка, смотрящая на меня, — настоящая лахудра. Она не выглядит как Птичка или другие находящиеся здесь девушки. Я не красивая. Я бледная. Никакого макияжа на лице. Вьющиеся, растрепанные волосы. Может, когда-то я была особенной, но сейчас я такой не кажусь. Он прав. Я слишком тощая. Я не осознавала, как много веса потеряла. Мои щеки ввалились, а скулы выпирали. Темные круги, проступающие под глазами, придают мне такой вид, будто я не высыпалась несколько дней кряду. А ведь так оно и было. Возможно, я не совсем порченный товар, но другие комментарии задевают за живое, потому что они верны.
Я — бездомная. Практически нищая. И, похоже, я всего в нескольких минутах от того, чтобы стать развлечением Офицера Дэвиса на ночь.
Сейчас все сводилось к одному человеку, одному байкеру, прогоняющему меня и обрекающему на адские муки.
В конце концов, возможно, Мав — это князь тьмы.
МАВЕРИК
У меня не остается никаких сомнений в том, что если буду сталкиваться с этой новенькой каждый день, мои раны никогда не затянуться.
Эта мысль приводит меня в отчаяние. Сводит с ума и возмущает. Поэтому я провожу следующие полчаса, пытаясь убедить Дозера, что держать здесь эту девчонку — чертовски плохая идея.
Впрочем, он не станет слушать.
Наконец, я говорю:
— Послушай меня. Суки вроде этой продадут тебя за гребаные десять центов. Нам это ни к чему. Для «Гринбеков» это чертовски идеальное время, чтобы сделать ход. Они хотят знать, какое решение мы примем. И внезапно эта девка появляется из ниоткуда. Девственница, преподнесённая на гребаной тарелочке. Что, если мы проголосуем против, и они узнают, что мы планируем разорвать отношения? Как думаешь, что они сделают? А я тебе скажу, что они сделают. Они ударят по нам туда, где больнее и тогда, когда мы будем не готовы. Еще как минимум две недели нам лучше не высовываться. Держать их в неведении и в стороне.
Он кивает и напряжение сходит с моих плеч, когда меня накрывает волной облегчения.
— Идет. Но я не отошлю Тыковку. Я не верю, что она представляет угрозу.
Я морщусь.
— Тыковка?
— Да, — он пожимает плечами. — Слушай, я позабочусь, чтобы она все время была под чьим-нибудь присмотром. Если она надумает выйти из здания клуба, у нее всегда будет какое-нибудь сопровождение. У нее не будет доступа к телефону. Я прослежу за ней до вечеринки. Затем мы сможем решить, остается она или уходит.
Я открываю рот, но он обрывает меня.
— Я же сказал, мы будем присматривать за ней, поверь. Я даю тебе слово. Этого должно быть достаточно. В противном случае я посчитаю, что ты мне не доверяешь. Я член этого клуба с тех пор, как вошел в гребаный подростковый период. Этот клуб должен был стать моим наследием. Ты действительно думаешь, что я позволю кому-нибудь его уничтожить? Навредить нам? Прояви ко мне хоть каплю долбаного уважения. Я заслужил это, независимо от того вице-президент я твой или нет.
Я вздыхаю.
— Ты совершаешь ошибку, брат.
— Да ну? Тебе нужно разобраться со своим дерьмом. Ты был жалким засранцем, с тех пор как Эджа упрятали за решетку. Это начинает раздражать, мужик. Я понимаю, что сделала Дана, когда отправилась к Дэвису, а затем порвала с тобой и бросила. Ты доверился девчонке, и все полетело к чертям собачьим. Кончай с этим, мужик. Прошло пять гребаных лет. Даже Эдж справляется лучше, чем ты, а ведь это он был заперт в клетке.
Боль пронзает мою грудь. Дозер не знает, что каждый раз, когда он произносит ее имя, он будто вонзает мне в сердце раскалённую кочергу. Привести сюда эту девчонку, заварить всю эту хренотень — все равно, что убить меня. Дана не просто украла пять лет. Она забрала гораздо больше. Она украла мое чертово будущее и разрушила ту часть меня, которая хотела что-нибудь получить от этой жизни.
Он тяжело вздыхает.
— Пора, брат. Самое время послать её к черту. Самое время выкинуть из головы все это дерьмо.
От прошлого не уйти. Остается только влачить жалкое существование, что я и пытаюсь делать. Я сплю. Я ем. Я дышу. И делаю всё то, что я должен делать для клуба.
Я качаю головой и опускаюсь на стул. Освободив удерживаемый в легких воздух, я говорю:
— Мы даже ни черта о ней не знаем.
Дозер открывает дверь.
— Какого хрена тебе нужно знать? Мы ни черта не знали о других клубных девках, также как и о других околачивающихся по близости, но Кэпу было насрать. Да и тебе тоже, потому что они не были бездомными или рыжими. Не отрицай это, мать твою. Всё, о чем я прошу тебя, — дать ей шанс. Доверься мне. На двенадцать гребаных дней, брат. До вечеринки. Она будет под постоянным присмотром. Она будет готовить, убирать и отрабатывать свое проживание у нас.
Он выходит в коридор, но не уходит.
— Ты хочешь поступить правильно с Эджем? Начни с этой девчонки. Покажи ему, что мы оставили ее для него. Мы закатим ему грандиозную вечеринку. Соберем здесь все филиалы. Покажем всем, что мы стоим горой за моего двоюродного брата. Что мы хотим, чтобы он взял бразды правления и повел нас.
Двери открыты и теперь каждый может слышать нас. Это не первый раз, когда мы выносим наш разговор на публику. Хотя мы это делаем не часто. Он — друг. Брат. И я люблю его, как если бы мы с ним были одной крови. Но сейчас? Я ненавижу этого придурка. Мне ни за что не удастся сосредоточиться, пока она здесь.
Впрочем, Дозер прав относительно одной вещи. Я ему доверяю. Он никогда сознательно не навредит клубу. Бразды правления по праву принадлежат ему, даже если они ему не нужны. И если я буду продолжать в том же духе, то поставлю под сомнение его решение и верность, что было бы неправильно с какой стороны не посмотри/по всем пунктам.
Несколько секунд проходят в тишине.
— Прекрасно. Но лучше мне не видеть, как она принимает дозу в каком-нибудь закоулке этого клуба. Если замечу, выброшу ее отсюда, выдрав все космы. Понял? Ей лучше не прикасаться к наркоте. Если я найду на ней свежие следы… или даже заподозрю, что она под кайфом…
Дозер всего лишь раз кивает головой.
— Я уже предупредил ее.
— Лучше предупреди парней, чтоб никто не прикасался к ней до вечеринки. — Какого хрена, Мав? Откуда, черт возьми, это взялось? — Если она для Эджа, так ведь?
Дозер изумленно приподнимает правую бровь.
— Если кто-нибудь трахнет ее, она станет для нас бесполезна, — я поворачиваюсь так, что он не может видеть моего лица. Я занимаю себя тем, что выдвигаю ящик стола и беру новый карандаш. — Если это произойдет, она проваливает.
— Лааадно, — отвечает Дозер, растягивая слово. Я чувствую, как он буравит меня своим пытливым взглядом. — Мы можем сказать им, что она будет клубной домовой мышью. Готовить. Убирать. Делать все, что потребуется.
Я поднимаю голову и киваю.
— Хорошо.
Он одаривает меня напоследок жестким взглядом, а затем уходит.
Дойдя до двери, я захлопываю ее и провожу руками по волосам.