Пылающая Эмбер (ЛП)
Я качаю головой и отвожу взгляд.
— Я не сержусь, просто немного обеспокоена.
— Я чист. Я всегда использовал защиту. К тому же док регулярно проверяет всех в клубе.
Я съеживаюсь и несколько секунд перебираю в памяти те моменты, когда Уорнер брал меня без защиты. Переведя дыхание, я говорю ему:
— Мой бывший… он ничего не использовал, и я не знаю, был ли он…
— Эй… эй, — он приподнимает мой подбородок вверх. — Это моя ошибка. Завтра мы встретимся с доком и проверимся. Если обнаружится проблема, то это моя вина. Хорошо? Не твоя.
— Не вся вина лежит на тебе, Мав. Я должна была предупредить.
Он убирает волосы с моих глаз.
— Нет. Я поклялся себе, что не буду подталкивать тебя к чему-либо. Но я все равно это сделал, — он обвивает меня руками и крепко прижимает к себе. Его пальцы начинает скользить вверх и вниз по моей спине. — Я никогда не хотел такой близости с другой женщиной. Если не брать в расчет… — Дану. — Ощущать, как ты кончаешь, обхватывая меня, — самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел или чувствовал в своей жизни.
Через несколько минут, когда мне становится холодно, мы забираемся под одеяло, и время от времени он целует меня в макушку. Каждый раз, когда он так делает, мне кажется, будто он дышит мной. Его руки блуждают по моей спине. Моей заднице. Он подтягивает мое бедро выше и устраивает его поверх своего бедра. Все это время его пальцы не прекращают движение и массируют мою кожу.
Я перечитываю вытатуированные слова на его груди и снова очерчиваю их своим пальцем. «Он открывает глубокое из среды тьмы и выводит на свет тень смертную». ~ Иов 12:22
— Что означает твоя татуировка?
Я поднимаю голову вверх и вижу, что его глаза закрыты. Он открывает их и немного приподнимается, на секунду опускает взгляд вниз, а затем откидывается на подушку.
— Ее смысл для меня постоянно меняется. Первоначально ее суть для меня сводилась к тому, что я обнаружил совершенно другую сторону себя, когда перестал жить по правилам Пола. Я медленно умирал в доме с ним и моей матерью. Я был настолько потерян в том, кем они хотели меня видеть, что даже не понимал, кто я. Когда я ушел, то начал жить по своим собственным правилам, и в итоге я нашел смысл жизни. А также я нашел место, которому хотел принадлежать, и братьев… хотя не вырос ни с одним из них.
Я пытаюсь понять то, что он говорит, и почувствовать то, что чувствовал он, когда делал эту татуировку.
Для него было смерти подобно жить на свету и быть тем, кем он не являлся. Он нашел себя и свой путь во тьме.
Его рука находит мою руку, и он начинает играть с моими пальцами.
— Люблю твои руки, Куколка. Они такие маленькие, но такие сильные, — бормочет он.
— Ты сказал, что ее смысл постоянно меняется?
Он не спешит отвечать.
— Да. Быть несколько раз в шаге от смерти. Видеть, как это происходит с теми, кто меня окружает… видеть, как это меняет людей, — он соединяет наши пальцы и сжимает мою руку. — Смерть парит над нами день и ночь, и все же мы принимаем это как должное. Мы забываем, что завтра нас может здесь уже не быть. Те, кого мы любим, внезапно умрут. И наше время с ними истечет. Вот почему мне было так тяжело сохранять терпение по отношению к тебе, когда я знал, что ты была той, кого я хотел. Никому из нас неизвестно, сколько «завтра» нам отмерено. И я хочу провести их с тобой столько, сколько смогу.
Он довольно долго просто держит меня, время от времени водя рукой вверх и вниз по моей спине.
Все еще снедаемая любопытством, я спрашиваю:
— А как насчет других твоих татуировок? Те изображения на твоей руке.
— Истории. Из Библии. Истории, которые кое-что значат для меня, — опустив голову вниз, он спрашивает: — Ты когда-нибудь читала Библию?
Я качаю головой.
— Моя мать не верила в Бога и всё такое.
— А ты веришь?
— Да, верю.
В памяти всплывают воспоминания об Уилл, когда она только-только родилась. Она была такой красивой и идеальной. Такой счастливой малышкой. На сто процентов здоровой, хотя Санни употребляла наркотики, курила и даже пила, вынашивая ее. Я каждый день благодарила Бога за то, что он каким-то образом уберег ее и даровал мне.
Рука Мава замирает. Но через секунду продолжает свое движение.
— Когда я впервые начал читать Библию, я ненавидел ее. Я не понимал значения большинства слов. Но, в конце концов, понял, и истории в ней заинтересовали меня, потому что они были частью всеобщей истории, к тому же я любил читать о борьбе добра со злом, — он усмехается, и я чувствую, как вибрации этого смеха отражаются от его груди. — Только значительно позже я разглядел в этих историях жизненные уроки. Истины, которые я всегда хотел запомнить и, возможно, разделить со своими детьми.
Задрав голову вверх, я спрашиваю:
— Ты расскажешь их мне? — он хмурится. — Истории, — я провожу большим пальцем по его лбу и снимаю с него напряжение. — Ты сможешь попрактиковаться на мне.
Его руки сжимают меня сильнее, кадык дергается, когда он сглатывает.
— Боже, Куколка. По-моему, ты понятия не имеешь, что со мной делаешь, — качнув головой, он делает глубокий вдох. — Ладно, но не смейся. Это было давно, и я не лучший рассказчик.
Я делаю вид, что запираю рот на замок, и улыбаюсь ему.
— О чем рассказать в первую очередь? — задумчиво произносит он, поднимает свою руку вверх и поворачивает ее.
Я указываю на рыжеволосую женщину, срывающую с дерева фрукт. Я сходила с ума от любопытства с тех пор, как увидела ее. Это Дана или какая-то другая женщина?
На этот раз он смеется во весь голос.
— Ева?
— Это ее имя? — он кивает. — Расскажи мне о ней.
Он начинает рассказывать мне об Адаме и Еве, Райском саде и змее. Поначалу он путается, забывает упомянуть некоторые части и вынужден начинать по-новой, но через минуту его страсть к истории берет свое, и он начинает добавлять детали, которые почерпнул, изучая другие версии Библии.
Я задаю вопросы, и он старается ответить на все.
Он заканчивает и говорит:
— Видишь, что происходит, когда вверяешь судьбу всего мира в руки женщины? — я легонько его ударяю, и он игриво смеется. Схватив меня за руку, он перекатывает меня на спину, заводит руки мне за голову и сцепляет наши пальцы. Его губы завладевают моими губами в медленном, но пламенном поцелуе. Откинувшись назад, он выдыхает: — Я всегда считал, что маленький грех полезен для души.
— О, правда? — улыбаюсь я в ответ.
Он снова чмокает меня в губы.
— Да. Думаю, иногда мы должны грешить, чтобы найти свой путь.
Мой взгляд падает на ангела на его руке.
— А эта? Что она означает?
Он цепенеет и сжимает своими руками мои руки.
Заглянув ему в лицо, я говорю:
— Ты не обязан мне рассказывать. Мне просто интересно.
Он качает головой и отвечает:
— Нет. Наверно, ты должна знать, в случае если…
Его речь обрывается, и часть его тьмы просачивается наружу. Я вижу ее в его глазах.
— Дана была беременна.
Необъяснимая боль простреливает мою грудь.
— Ты — отец?
Затем до меня доходит смысл его слов. «Была…» то есть в прошедшем времени.
— Нет, — он отпускает мои руки и переворачивается на спину. — Я лишился этой привилегии.
Что об этом говорила Бетани? Что Мав нашел Дану месяц спустя, и она была под кайфом.
— Она сделала…?
— Не знаю. Все, что я знаю, она сбежала, когда была на шестом месяце беременности. У нее был небольшой живот, когда она ушла. Когда я нашел ее месяц спустя, она была тощей и без живота. Она больше не была беременна. Док сказал мне, что ребенок не смог бы выжить, если бы она его родила между тем временем, когда ушла, и тем временем, когда я ее нашел. На всякий случай я проверил все больницы.
— Ты говорил с ней? Выяснил, что произошло?
— Нет, я не разговаривал с ней. Будет лучше, если я никогда больше не увижу ее лица.
Я кладу ладонь ему на сердце.
— Мне очень жаль, Мав.