Хаджи

Члены семьи Кабир решили, что дело в клане Сукори из рода Ваххаби. Около 1800 года глава семьи Кабир разыскал бедуинского шейха Сукори и сделал ему предложение, которое должно было переменить его положение от нужды к широким возможностям. Ес-ли бы Сукори согласились занять Табу, то их шейха сделали бы земельным агентом по всей собственности Кабиров в долине. Это была не слишком замаскированная взятка - подкормить человека, чтобы он обрабатывал землю.
Сильный шейх мог удержать своих людей на месте и обеспечить Кабирам доход. Больше того, он мог бы гарантировать, что бедуинские набеги больше не будут наводить ужас на долину. Это предложение внесло в племя Ваххаби раскол. Для бедуинского клана отказаться от кочевья было сродни отказу от свободы. Бедуины всегда считали себя араб-ской элитой, истинными арабами. На первых порах бедуины были движущей силой исла-ма, ведь именно их люди были в рядах первых армий Мохаммеда и первыми завоевывали мусульманские победы.
Бедуины не платили налогов, не признавали ни землевладельцев, ни границ. Дале-кий Аравийский полуостров, откуда они происходили, был вне досягаемости египетских и римских завоевателей. В суровых условиях пустыни возникла грубая культура, соответст-вовавшая жестокому диктату природы. Пока прогресс шел мимо бедуина, он выживал главным образом за счет грабежа более слабых. Сильные шейхи, в которых сочувствия было не больше, чем в палящем солнце, выказывали им мало жалости. В системе абсо-лютного общественного порядка каждый знал свое место в племени и занимал это место от рождения до смерти. Единственным способом подняться было уничтожение того, кто выше, и подчинение себе тех, кто ниже. Условия выживания не оставляли бедуинам места для советов и обсуждения демократических принципов, ибо законы пустыни абсолютны.
Бедуин был вором, убийцей, разбойником и презирал тяжелый труд. Несмотря на нищету и лохмотья, бедуин оставался идеалом араба, ведь он был тем, для кого крышей служили звезды. Городской араб считался рангом ниже, а ниже всех был пахавший землю феллах.
Неудивительно, что за появлением в деревне Таба сильного шейха клана Сукори по-следовала 50-летняя вражда с основной частью племени Ваххаби. После пяти десятилетий кровопролития размолвка залечилась, когда другие кланы Ваххаби переселились в дерев-ни Аялона, избрав для себя оседлое существование. В пустыне шрамы вражды никогда не залечиваются полностью, но становятся не столь болезненными благодаря межплеменным бракам и периодическим воссоединениям ради отражения угрозы со стороны другого племени или неверных. Шейхи клана Сукори наследовали друг другу в качестве мухтаров Табы добрых пятьсот лет.
1924 год
Не успел Ибрагим устроиться в кафе для ежедневного ритуала суда, как вошел с криком его брат Фарук.
- Евреи едут! - закричал он.
Через мгновение улица заполнилась бегущими и болтающими мужчинами, следо-вавшими за Ибрагимом к вершине холма, откуда можно было смотреть на дорогу.
Ибрагиму подали полевой бинокль одного из деревенских жителей, когда-то вое-вавшего в турецкой армии. Он увидел цепочку больших грузовиков с низкими бортами, наполненных колючей проволокой, лопатами, столбами для ограды, мешками сушеных продуктов, сельскохозяйственным инвентарем и прочими подобными предметами. Фарук сосчитал их. Там было двадцать мужчин и шесть женщин. Мужчины были одеты в синюю одежду еврейских коллективных хозяйств. Ноги женщин были обнажены до бедер, - мерзкое зрелище.
Ибрагим заметил, что следом за ними двигается еще дюжина людей. Эти были вер-хом на лошадях, при ружьях и амуниции. На них была светло-зеленая униформа, а на не-которых арабские головные уборы. Ибрагим узнал в них шомеров, еврейских охранников.
С большака процессия свернула прочь от Табы в сторону болотистой низины. Один из евреев давал по мегафону указания. Вскоре евреи с геодезическими инструментами уже размечали площадку на участке, где земля было посуше. Они явно торопились уложить защитный периметр из колючей проволоки.
Ибрагим передал бинокль Фаруку и пошел прочь.
- Пусть старшие придут в кафе, - спокойно сказал он.
В считанные мгновения их привели с полей и оттуда, где они отдыхали.
- Как думаешь, что это значит?
- А ты что, не видишь? Вот то и значит, дурак. Евреи собираются строить поселение через дорогу от нас.
- На болоте?
- Но ведь это же ерундовая земля, Ибрагим.
- Ты думаешь, они купили землю?
- Да, - ответил Ибрагим, - они всегда все делают по закону. Но если мы не остано-вим их здесь, то в долине больше не останется арабских деревень. Кабир-эфенди все им продаст. Вечером мы должны устроить им прием.
Это было встречено единодушным согласием. Маленький мальчик пробрался через толпу собравшихся жителей деревни и с волнением приблизился к столу мухтара.
- Еврей на лошади едет! - крикнул он.
Все посмотрели на Ибрагима. Он стоял в угрожающей позе, и толпа расступилась перед ним. Взмахом руки он приказал всем оставаться на месте и направился на площадь один.
Через мгновение одинокий всадник на великолепной арабской лошади в яблоках подъехал к нему. Человек был среднего сложения, с аккуратной светлой бородкой и голу-быми глазами. Для шомера он казался слишком немолодым; наверно, он уже разменял четвертый десяток. Оружия при нем не было. Ибрагим тут же понял, что всадник знаком с арабскими обычаями, потому что как только он въехал в деревню, долгом деревни было защитить его, даже если он еврей. Человек ловко соскочил на землю, привязал лошадь у колодца и двинулся к Ибрагиму с протянутой рукой.
Ибрагим поднял руку, останавливая незнакомца на почтительном расстоянии.
- Меня зовут Гидеон Аш, - произнес человек на отличном арабском. - Мы купили у Кабир-эфенди несколько тысяч дунамов земли над дорогой. Постараемся сделать на ней ферму. Полагаю, вы здешний мухтар?
- Я мухтар, - холодно ответил Ибрагим, и все за его спиной осторожно двинулись вперед. Ибрагим умел быстро оценить смелость человека. У шомеров была репутация храбрых, и этот, видно, имел в том свою долю. Но Ибрагиму не было нужды показывать собственную храбрость и власть не знающего страха мухтара.
- Здесь славные люди, - продолжал человек по имени Гидеон Аш, - надеемся, будем хорошими соседями.
В последовавшем за этим молчании мужчины начали окружать еврея, отрезав его от его лошади, и затем, как по сигналу, все сразу начали кричать и размахивать кулаками пе-ред ним. Ибрагим снова поднял руку, и воцарилась тишина.
- Наш грузовик с водой задержался, - продолжал Гидеон. - Надеюсь, можно будет взять из вашего колодца.
- Ни капли, - прошипел Ибрагим. Это вызвало смех вперемешку с новыми криками. Еврей подошел к Ибрагиму и остановился, когда их носы чуть не соприкоснулись.
- Придется вам изменить ваш настрой, - сказал Гидеон, - и чем скорее, тем лучше для всех.
Все замолкли, а он повернулся и зашагал к окружавшим его людям. Они расступи-лись. Взяв поводья, он подвел лошадь к колодцу и дал ей напиться, а потом смочил в нем свое лицо. Все в смятении смотрели на Ибрагима, пока еврей садился в седло.
- Тебя сюда не звали, - закричал Ибрагим, потрясая кулаком. - Придешь снова в Та-бу - не жди неприкосновенности. Я тебе отрежу яйца и воткну их тебе в глаза.
И тогда еврей сделал удивительную вещь. Он засмеялся, насмешливо отсалютовал и пришпорил лошадь. Ибрагиму сейчас же стало ясно, что его людей ждет серьезная непри-ятность. Гидеон дерзок и бесстрашен. Ибрагиму это не понравилось. Он слышал, что шо-меры столь же умны и храбры, как бедуины. Но Ибрагим был мухтаром Табы, и у него не было выбора, кроме как играть свою роль. Не делай он этого, его бы сместили. Ну ладно, он прикажет атаковать, и тогда будь что будет.