Последнее предложение (СИ)
Он смотрел на нее почти две секунды, которые, казалось, растянулись на годы. Взгляд не охватывал всей открывшейся ему картины, выдергивая из нее отдельные рваные моменты, как дрожащие пальцы вырывают клочки со словами из скомканного газетного листа, и, как Роман ни был ошеломлен, он успел осознать две вещи, прежде чем спрыгнуть с подоконника. Во-первых, женщина под потолком была мертва, причем случилось это не пять и не десять минут назад, и даже не полчаса.
…Я тут давно…
Во-вторых, расстояние от пола до ног со скрюченными, сведенными судорогой пальцами было больше полуметра, и на этом полу не было ничего, похожего на отброшенный стул или еще что-то, с помощью чего женщина могла бы дотянуться до крюка, привязать петлю и надеть ее себе на шею. Вокруг было пустое пространство, и ближайшая мебель — пухлое пестрое кресло, стояла слишком далеко — не вскочила же она с него в петлю прицельным прыжком?!
Тело вдруг легко качнулось, словно кто-то невидимый подтолкнул его, и начало медленно поворачиваться, продолжая слабо раскачиваться из стороны в сторону, — жуткий маятник в виде человека. Нога женщины дернулась, тапочек свалился с нее и беззвучно шлепнулся на пол, и в тот же момент Роман развернулся и спрыгнул в палисадник, еще в полете услышав женский крик.
— Эй, ты что это там делаешь?! Ворюга! Сейчас милицию вызову!
— Вызывай! — заорал Роман, приземлившись чуть ли не в колючий шиповник и мгновенно вскакивая на ноги. Он вылетел из палисадника — туда, где возле двери в подъезд стояла та самая женщина, с которой он недавно столкнулся. — И «скорую»! Да живее, что ты стоишь, дура! — он зло впихнул ее в подъезд. Женщина хотела было снова закричать — на этот раз от испуга, но увидев выражение лица Савицкого, развернулась и проворно засеменила по лестнице. Роман хлопнул себя по бокам — ну, конечно, куртку он оставил дома, а вместе с ней и сотовый. Он глянул на скамейку, где оставался сидеть Денис. Скамейка была пуста. Роман суматошно огляделся — нет, нигде не видать мальчишки. Ну и черт с ним, потом найдет! Он с грохотом влетел в подъезд, в два прыжка взлетел по лестнице и на третьем прыжке въехал в дверь плечом. Дверь дрогнула, но выдержала. Роман ударил еще раз. Женщина позади него скрежетала ключом в замке и испуганно-жадно спрашивала:
— Что-то с Ольгой Матвеевной, да? Что-то с Ольгой Матвеевной?
В тот момент, когда Савицкий примеривался к третьему нападению на упрямую дверь, из соседней квартиры выглянул сонный мужичок в тренировочных штанах и раздраженно осведомился:
— Ты какого… здесь на… творишь?!
— Помоги с дверью… там баба в петле… вроде жива еще…
Мужичок изумленно вытаращил глаза, и из-за его плеча тотчас выглянуло худое женское лицо с прилипшим к нижней губе листиком петрушки и угрожающе сказало:
— Вася, не суйся не в свое дело! Потом не оберешься…
— Уйди! — рявкнул мужичок и подскочил к Роману. Женщина осталась стоять на пороге, глядя на них с настороженным любопытством и что-то жуя. — Давай… раз, два… три!
Они слаженно ударили в дверь, и на этот раз замок не выдержал. Что-то кракнуло, дверь просела, и Савицкий с мужичком по инерции влетели в квартиру, сметя по дороге тумбочку, с которой с дребезгом посыпалось какое-то барахло, и в воздухе тотчас разлился густой запах жасмина. Роман, не останавливаясь, перепрыгнул через упавшую тумбочку и бегом кинулся в комнату. Он слышал, как мужичок, ругаясь, топает следом. Кто-то взвизгнул за его спиной, да так громко, что у Романа зазвенело в ушах. Мотнув головой, он подскочил к висящему телу, которое все еще чуть покачивалось, обхватил за лодыжки, чтоб приподнять, но тотчас отдернул руки и отпрянул назад, и потревоженное тело медленно закружилось, отчего свисавшие рыжие волосы мотнулись туда-сюда, и тусклый сеявшийся из окна свет заиграл на часах и золотых кольцах. Мужичок рядом с Романом шумно вздохнул, потрогал женщину за щиколотку двумя пальцами и тотчас, скривившись, вытер руку о штаны.
— Да она уж остыла, бедная, — он перекрестился и снова вздохнул. — Жаль, хорошая была женщина… Что ж она… да еще в таком виде…
— Кошмар какой! — дрожащим голосом осуждающе сказала худая женщина, стоявшая позади него. Ее глаза бегали вверх-вниз, жадно впитывая все подробности. — Оделась бы хоть…
Савицкий, все еще стоявший с протянутыми руками и ошеломленно смотревший на голый живот повешенной, кожа на котором приобрела бледно-серый оттенок, краем сознания уловил в женском голосе странные нотки недоумения и вздрогнул, опуская руки, и в этот момент нежданный помощник зло, с нажимом сказал:
— Иди домой, Катька! Иди и Райку сюда не пускай — точно ведь сейчас прискачет поглазеть!..
Женщина что-то недовольно ответила, сзади послышалась возня, потом звук пощечины, но Роман не обернулся, сжимая и разжимая пальцы, которые все еще хранили неприятное ощущение от прикосновения к холодной, неживой плоти. Он думал о мальчишке, который сейчас возится где-то во дворе или пристает к кому-нибудь, чтоб ему почитали.
… ей, наверное, там холодно… зачем она туда залезла?..
Да только, похоже, залезла она туда не сама.
Безвольно свисающая рыжеволосая голова вдруг дернулась и начала медленно подниматься, тусклые пряди волос поползли вверх, открывая небольшую, чуть обвисшую грудь, казавшуюся очень холодной — словно кожу натянули на отполированные куски льда, — и шею, на которой был затянут провод. Белый штепсель, торчавший из узла, врезался в горло под подбородком, словно какой-то безумный шутник пытался включить его в женщину, словно в розетку.
Роман, не отрывая взгляда от поднимающейся головы, качнулся назад, не в силах поверить в то, что видит. Ведь он дотрагивался до нее, она была мертва — это совершенно точно, ошибиться было невозможно… ведь не держали же женщину в морозильнике, прежде чем подвесить к потолку?!..
Голова, поднимавшаяся медленно и плавно, вдруг снова дернулась, и Савицкий задохнулся, глядя на страшное, распухшее, синюшное лицо. вывалившийся язык казался почти черным, выпученные глаза, испещренные сеткой лопнувших сосудов, смотрели точно на Романа, и чей-то мерзкий голосишко в глубине его потрясенного сознания издевательски пропищал:
— А ведь она тебе видит, Ромка. Что ты на это скажешь? Ивалди бы это понравилось, а?
Язык женщины лениво, с сырым хлюпающим звуком втянулся в рот, оставив на подбородке розовую влажную полосу, она растянула губы и произнесла неожиданно нежным, почти волшебным голосом:
— И про тебя там тоже есть.
Не выдержав, Роман хрипло выдохнул, дернулся в сторону, налетел на Васю, и они вместе растянулись на паласе, неподалеку от кучки скомканной одежды. Савицкий тотчас вскочил, дикими глазами глядя на женщину, которая мирно висела в такой же позе, как они ее и нашли, опустив голову на грудь — и совершенно непохоже было, чтобы эта голова только что поднималась. Он моргнул, провел ладонью по лицу, с силой надавливая, точно пытался содрать с него кожу, и хрипло выругался. Тягучий назойливый запах жасмина полз из коридора, сплетаясь с запахом мочи, исходившем от темного пятна на паласе под мертвыми ногами, — тошнотворная смесь.
— Ты чего? — удивленно спросил мужичок, поднимаясь с паласа и глядя на Романа с опаской.
— Ты сейчас… да нет, ничего, нервы шалят, — Роман на всякий случай отступил на шаг назад. — Я не каждый день на висельников смотрю, понял?!
— Да чего уж там, — Вася покрутил головой и подошел ближе к трупу, внимательно приглядываясь и что-то недоуменно бормоча.
— Ты чего — решил в подробностях рассмотреть?
— Да просто… что-то… да Ольга ли это? — он наклонился, и Роману отчаянно захотелось оттащить его назад. Он почувствовал смятение — какого черта?! Ему просто привиделось, ему весь день что-то чудится. Мертвецы есть мертвецы — и нечего от них ждать каких-то фокусов! Повесили бедную женщину — да грустно, да неприятно, но бедная женщина уже ничего не может сделать, кроме как висеть и остывать, как полагается. Так что хватит дергаться, Савицкий, у тебя теперь и без того проблем хватает. Удрать уже не получится, тебя видели, о тебе расскажут — только хуже сделаешь. Как ни крути, а с органами общаться придется, хоть этого и хочется меньше всего. Ох, пацан, и чего ж ты не сел на чей-нибудь другой коврик?!