Последнее предложение (СИ)

— А мужик-то вроде на пьяного не похож, — заметил Анатолий, закуривая. — Может, сердце прихватило?
— Без нас разберутся, — Роман, прищурившись, взглянул на пасмурное небо, потом на приятеля. — А впрочем, поди, да проверь, раз такой добропорядочный.
— А ты?
— А я не претендую.
Анатолий помял сигарету в пальцах, но с места не двинулся. Его добродушное лицо неожиданно приняло жалобное выражение.
— Знаешь, я никогда раньше об этом не думал, но, с тех пор как вернулся, неожиданно понял одну вещь. В этом городе живут самые равнодушные люди, каких я только видел.
— Ты в этом смысле? — Роман кивнул на лежащего. — Удивил! Везде так.
— Но здесь в особенности. Сколько я уже… и сам видел, и от знакомых слышал… вот так лежит кто-нибудь, или бьют кого-то или еще что-то — никто не ввяжется, да что там — никто даже не позвонит никуда… большей частью, во всяком случае. У меня знакомый один пошел недавно в магазинчик… а у него — бац! — микроинсульт. Упал, головой стукнулся и потерял сознание. Причем днем дело было… Лежал у всех на виду, голова в крови… долго лежал, и никто не остановился — все думали, что по пьяни башку рассадил. Только через два часа его увезли.
— Умер?
— Да, — Анатолий хмуро посмотрел на летящий по озеру катер. Роман пожал плечами.
— Не в равнодушии тут дело, Толь. Я тебе вот что скажу — они все замечают, все понимают, они даже могут и посочувствовать, но никто из них не сомневается в том, что внимание может принести с собой только неприятности. Поэтому проще сказать самому себе, что видишь очередное пьяное тело, и пойти тихонько дальше. Главнейший девиз нашего распрекрасного города: «Не мое дело».
— И не твое тоже?
— А как же? — Роман усмехнулся уголком рта. Анатолий покосился на лежащего мужчину и отвернулся.
— Это-то меня и пугает. Аркудинск как трясина… и я тут… Ты прав — это не мое дело.
— Что-то тебя, Толя, в какие-то дебри понесло. Глянь-ка лучше туда, — Роман вытянул руку, указывая на озеро, и Чернов послушно повернул голову.
Если Тишь усыпана крохотными островками, как крупой, то на Аркудово был всего один остров, но довольно большой, и у него даже было свое название — Лозовой. Расположенный ближе к западной оконечности озера, он имел вытянутую форму, и на этом острове среди ивняка расположился белый трехэтажный особняк с тремя островерхими темно-коричневыми крышами, похожий на миниатюрный замок, отчего-то сразу же наводящий на мысли о сказках братьев Гримм. Но к фасаду этого замка был зачем-то пристроен портик с легкими колоннами, что совершенно портило всю картину. На острове была своя пристань, и возле нее чуть покачивались на легких волночках два пришвартованных катера.
Это сооружение некогда было выстроено по велению одного из местных крупных бизнесменов, вознамерившегося устроить в нем нечто среднее между пансионатом и элитным клубом. Но по окончании строительства то ли мысли бизнесмена приняли другое направление, то ли случилось что-то еще, но только особняк почти круглый год стоял пустой, и жили в нем только сторожа. Бизнесмен вскорости уехал из города, но особняк оставил за собой, и каждый раз, когда он навещал Аркудинск по каким-то делам, в особняке громко играла музыка, слышался женский визг, вечером и ночью все окна сияли огнями, а над островерхими крышами с грохотом расцветал фейерверк, не угасая почти до утра.
Но сейчас особняк не выглядел пустым. Несколько окон на третьем этаже было открыто, и ветер колыхал в них тяжелые шторы, а ведь прежде Роман вообще никогда не видел, чтобы на окнах особняка были шторы. Недалеко от причала виднелись двигающиеся людские фигурки, и пока Роман смотрел на особняк, к острову подлетел еще один катер, и с него на причал начали выгружать какие-то ящики.
— Похоже горчаковский алькасар опять не пустует, — удивленно сказал он. — Неужто этот козел вновь собирается устроить празднество с дискотекой и салютом до утра?
— Что-то не пойму я, кто из нас уезжал из города? — Анатолий насмешливо фыркнул. — Горчаков ничего устроить не может, потому как уже почти год пребывает на одном из местных кладбищ. У него там собственный склеп.
— Небось, такой же уродливый, как и этот дом, — Савицкий прищелкнул языком — новость и вправду его удивила. — А кто же здесь теперь?
— Теперь особняк принадлежит его жене… то есть, вдове. И, похоже, она решила в нем надолго поселиться.
— Но она его не ремонтировала — вот об этом я бы знал… Странно, что она его сразу же не продала. Это была с самого начала дикая идея — построить дом на этом острове. Почва плохая, в половодье заливает. Рано или поздно он либо в воду сползет, либо развалится сам собой.
— Ну, так съезди к ней, попроси аудиенции и объясни, что к чему, просвети бедняжку, — Анатолий хихикнул. — Может, ей-то как раз нужен архитектор.
— Я к бабе работать не пойду! — буркнул Роман, мгновенно теряя к особняку всякий интерес и отворачиваясь, но Анатолий продолжал смотреть на остров.
— А ты ее когда-нибудь видел?
— Кого?
— Супружницу горчаковскую.
— Не знаю, он их каждый год менял. Парочку видел на городских мероприятиях, если то, конечно, жены были, — обычные бляди, ничего особенного. А тебе зачем?
— Любопытно просто. Говорят, она, вроде как, вообще с острова никогда не выезжает, живет затворницей. Хотелось бы посмотреть, что он напоследок себе нашел.
— А от чего умер-то? — Роман сопроводил вопрос зевком.
— Кто-то неаккуратно в него ножом ткнул — как раз во время дня рождения. Вот Горчаков взял да и умер.
— Так может это веселая вдова? — без всякого энтузиазма предположил Роман. Чернов покачал головой.
— Насколько мне известно, нет. В момент убийства она хлестала коньяк в присутствии кучи свидетелей… хотя подробностей я не знаю. Вроде там кого-то посадили…
Анатолий бросил на остров последний взгляд, подошел к своей машине, отключил сигнализацию картинным движением и сделал Роману приглашающий жест.
— Подбросить?
— Не, — отозвался тот, оценивающе оглядывая темно-синий «Гран вояджер» приятеля. — Я свою продал и теперь отвыкаю от роскоши. Думал, ты приедешь на чем-нибудь более внушительном.
— Надоели джипы, хочется изящества, — Анатолий открыл дверцу, потом любовно похлопал «крайслер» по крылу. — Австрийская сборка, салон удобный, а главное — очень вместительный багажник.
— Да, если что — много конкурентов поместится.
— Меня изумляет, что ты в своем «Фениксе» ухитрился продержаться так долго! — чуть сердито заметил Анатолий. — Мне кажется, что весь коллектив во главе с генеральным должен был выкинуть тебя в окно сразу же, как ты в первый раз открыл рот!
— Не принимай на свой счет — я всего лишь сделал рациональное замечание, — Роман опустил на глаза солнечные очки и постучал ногтем указательного пальца по стеклу. — Взгляни — разве эти глаза лгут?
— А, иди ты! — буркнул Анатолий, плюхаясь на сиденье. — До послезавтра — и не вздумай опоздать! И постарайся иметь человеческий вид, а то тобой сейчас только детей пугать!
— Яволь, герр комендант!
Чернов сплюнул в открывающееся окно, запустил двигатель, и «вояджер» величаво вырулил с площадки, мягко шурша шинами. Роман закурил, глядя ему вслед, усмехнулся, окинул рассеянным взглядом площадь, после чего развернулся и неторопливо зашагал по тротуару к тому месту, где все так же лежал человек в джинсовом костюме. Остановившись возле него, Савицкий хмыкнул, после чего несильно пихнул лежащего носком ботинка в бок.
— Эй, Желудь! Вставайте, граф, пора на расстрел!
Пальцы откинутой руки дрогнули, сжались, лежащий перекатился на спину, явив круглое мясистое лицо, испещренное красными прожилками, и припухшие мутные глаза, которые, моргая, уставились на Романа.
— Наше вам, — сердечно сказал лежащий, источая густую волну перегара. — А че — уже утро?
— Для тебя — да. Что, Желудь, опять с женой не поладил? Другого места для спанья не мог найти? Как ты по ночам не мерзнешь — не понимаю. Ночью-то и заморозки бывают. Не думаешь ты о других, Желудь. А то представь — идут люди утром бодрой массой, полной надежд на будущее, а тут твой заиндевевший труп. Очень неприятно.