Город призраков

— Э, Майк? — Спросил Шейн. — Что это было?
— Я не знаю, — сказал Майкл. — Но это было чертовски странно.
Хелен была в порядке, так казалось, хотя всё было бы иначе, если бы тому вампиру удалось сделать худшее. Отец Джо предложил отвезти ее в больницу, а повар вышел из задней комнаты, чтобы сохранить порядок и убедится, что никто не сбежит, не оплатив счет. Он был вампиром, который по какой-то причине ударил Клэр, как чрезвычайно странным. В сочетании вампир — повар было что-то… неправильное. Но опять же, у них были действительно отличные гамбургеры. Бессмертие дает тебе массу времени усовершенствовать твою технику обжарки, догадалась Клер.
Когда они оплатили свой счет и направились к двери, Клер услышала, как один из вампиров говорит другому.
— Ты понял, что она сказала?
А другой вампир отвечает.
— Она кричала, что всё было неправильно.
— Что было неправильно?
— Я не знаю, — сказал он, и пожал плечами. — Мир? Она потеряла рассудок.
И в очередной раз, Клер почувствовала эту дрожь.
Что-то было не так в Морганвилле.
Она просто знала это.
Она проснулась рано утром, и чувствовала себя так, словно она проспала на десяток дней больше. Больше никто не бродил, и Клер решила не будить их; она приняла душ, оделась как можно тише, и выскользнула через переднюю дверь пока туман все еще стелился по земле, а солнце только-только всходило.
Морганвилль был красив в это время дня — неподвижный, тихий, как-то чище, чем казался в дневном свете. Она всегда здесь любила раннее утро больше, чем в любое другое время.
Однако, по большей части ей нравился тот факт, что восход солнца для большинства вампиров был знаком отправляться по своим кроватям. Кроме Мирнина, который, казалось, вряд ли вообще когда-нибудь отдыхал.
Она шла по улицам, когда в домах зажигались огни, автомобили снова двигались, а люди начинали их обычные дни. Строительная бригада работали с самого утра, множество парней во фланелевых рубашках, джинсах и рабочих ботинках стучали и пилили в чистом утреннем свете.
Он ощущался… обновленным. И свежим.
Впереди в середине улицы была припаркована машина. Клер нахмурилась и замедлила шаг, присматриваясь к ней — машина не свернула на обочину, а просто стояла там, перегораживая всё движение, которое могло, в конечном счете, начаться. Она смотрела, как девушка чуть старше, чем она — может быть, девятнадцать или двадцать — открыла водительскую дверь и вышла. Она стояла возле машины, оглядываясь вокруг.
Это было пугающе знакомо. Это походило на Алекса, сидяшего у стороны дороги, кажущегося настолько потерянным.
Но эта девочка ясно возглавляла где-нибудь. Она была одета для офиса. Клэр могла видеть ноутбук и кошелек на пассажирском сиденье. И была герметичный чашка, парящия ароматом кофе в воздухе от держателя чашки в двери.
Девочка заметила Клэр, и махнула ей. Клэр колебалась, помня, какой прием она имела от Алекса, но наконец пошла. Она остановилась на растоянии захвата и сказала.
— У вас проблема с машиной? — Поскольку это имело больше смысла, очевидно.
Девочка посмотрела на нее и сказала:
— Я не могу найти офис своей мамы.
— Я…Простите?
— Я знаю, что это где-то здесь. Мой Бог, я иду туда все время! Это смешно! Смотрите, Вы можете помочь мне?
— Ох… конечно, — сказала Клер осторожно. — Как называется офис?
— Недвижимое имущество Ландау.
Клэр никогда не слышала об этом.
— Вы уверенны, что это где-то здесь?
— Я уверенна. Это было тут. Но знак пошел, и внутри нет никого. Я была вверху и внизу по улице. Нет даже примечания. Это смешно! Я была там вчера!
Человек вышел из другого здания внизу улицы, неся портфель. Девочка завопила на него.
— Эй, господин! Где Недвижимое имущество Ландау? Они переехали?
Он колебался, нахмурился и затем шел, сворачивая его газету под его рукой.
— Простите?"
— Недвижимое имущество Ландау, — повторила девочка. — Боже, действительно? Все сошли с ума?
— Вы… Лаура, правильно? Дочь Айрис?
— Да! Да, Айрис — это моя мама. — Лаура сделала огромный вздох облегчения. — Это уже коечто. Послушайте, ее офис находился прямо здесь, и я не понимаю…
Мужчина смотрел на нее очень странно. Он также смотрел на Клер, как будто она тоже должна было что-то сделать.
Она не имела ни малейшего понятия. Наконец, он откашлялся и сказал:
— Лаура, послушайте… Я не знаю, что случилось, но вы знаете, где ваша мама. Она… она умерла в прошлом году. Офис был закрыт. Я присутствовал на похоронах. Как и вы.
Лаура уставилась на него, широко раскрыв глаза, и покачала головой.
— Нет. Нет, это не правда. Я помню…
Она остановилась. Просто… остановилась. Было похоже, будто кто-то нажал кнопку перезагрузки в ее голове, потому что внезапно она стала выглядеть старше, а ее лицо просто смялось под весом страданий.
— О, Боже, — сказала она, и приложила обе руки ко рту. — О, Боже, я помню это. Я помню…
О чем я думала? Почему я…? О, Боже, мама… — Она разразилась слезами, и вернулась в свою машину, хлопнув дверью пока она доставала носовой платок из сумочки.
Мужчина поколебался, затем решил, что он действительно не хочет оставаться здесь, чтобы стать плечом, в которое можно выплакаться.
Он быстро зашагал прочь, как будто то, что было с Лаурой, могло оказаться заразным.
Клер заколебалась. Она чувствовала, что должна сделать что-то, но вдруг добраться до лаборатории Мирнина показалось гораздо более важным. Ее совесть очистила Лаура Ландау, которая высморкалась, вытерла глаза, завела свою машину, и направилась вниз по улице, все еще плача.
Что-то было очень, очень неправильно.
«Это машина», — подумала Клер. — «Это должна быть машина».
Когда она пошла, чтобы повидаться с Мирнином из-за этого, подумала, что дела идут не так, как она задумала. Совсем.
В начале, пока она спускалась по лестнице, она увидела, что все огни были выключены.
Это было совсем на него не похоже; у Мирнина не было никакого представления об энергосбережении, и он даже не потрудился бы выключить приборы, если бы они уже были включены. Сбой питания, подумала Клер, но, когда она нащупала выключатель на стене и нажала его, все бра на стенах загорелись с ободряющим золотым сиянием, разливая цвета и жизнь по комнате.
Мирнин лежал, растянувшись на одном из лабораторных столов, одетый в малиновый халат, который видел и лучшие дни — по крайней мере, лет пятьдесят назад. Глаза его были закрыты, и он казался… мертвым.
Спит? Но Мирнин не спал, не по-настоящему. Она видела, что он время от времени дремал, но он просыпался от малейшего звука.
Она протопала вниз по лестнице и включила свет, а он не двигался.
— Мирнин? — Сказала она достаточно громко, но он не шелохнулся. — Мирнин, вы в порядке? — Ей стало плохо от странного предчувствия. Он казался… позирующим, почти. Как труп, подготовленный для похорон.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его веки медленно приподнялись, и он непонимающе уставился на крышу лаборатории.
— Я думаю, что я спал, — сказал он. Его голос звучал заторможено и тихо. — Я спал? — Он повернул голову и посмотрел на нее странными, светящимися глазами. — Я думал, вы уже ушли.
— Я ушла домой, — сказала она, и ее тревога усилилась до легкого покалывания по всей коже. — Разве вы не помните?
— Нет, — тихо сказал он. — Нет, я не помню. Я чувствую… усталость. Мне жаль, что я не могу поспать. Сон должен быть очень хорошей вещью. — Тем же отдаленным, задумчивым голосом он сказал, — Я любил ее, вы знаете.
Клер открыла рот, потом закрыла его, ничего не сказав. Мирнина, казалось, это вовсе не волновало.
— Я любил ее, и я уничтожил ее. Вам когда-нибудь хотелось вернуть что-то назад, Клер?
Что-то ужасное, что вам хотелось, чтобы никогда не происходило?
Он действительно был не в порядке. Она просто знала это. Она чувствовала это.
— Может, мне следует позвонить Доктору Миллсу, — сказала Клер. — Или Тео. Вам ведь нравится Тео. Вы можете поговорить с ним.