Замок Саттон
— Никогда больше не говорите об этом, — злобно прошипел он. — Целомудрие — это добродетель, а воздержание очищает душу. Вы никогда больше не должны говорить об этом.
Он поспешил прочь, и ее слова: «Но мы ведь женаты…» — повисли в воздухе. В эту ночь он не пришел в ее комнату, а на следующее утро она узнала от слуг, что он перебрался в другую спальню.
Спустя два отравленных отчаянием месяца Эдит поехала к своим родителям.
— Что? — прорычал ее отец. — Трусливый негодяй! Он даже не притронулся к тебе, девочка!?
— Да, отец.
— Клянусь богами, он просто неспособен.
— Он говорит, что оставаться чистой — это добродетель.
Глаза Годвина налились кровью, а лицо потемнело от гнева. Он сам устраивал этот брак, и уже в тот момент у него мелькнуло сомнение при виде этого тощего аскета, который собирался стать его зятем. Годвин было подумал, что тот, возможно, предпочитает женщинам мужчин, но что король импотент, или решил быть таковым, даже не могло прийти в голову! Когда король Эдуард надевал обручальное кольцо на пальчик Эдит, Годвин благодушно воображал, как станет дедом будущего короля Англии и основателем большой династии.
— Набожный глупец! — заорал он. — Для Англии было бы куда лучше, если бы он поменьше времени проводил стоя на коленях, а побольше в постели своей жены. — И он так крепко стукнул кулаком по стоявшему рядом столу, что тот раскололся надвое.
Это могло послужить дурным предзнаменованием странному союзу между набожным королем и графом с горячей кровью, благодаря которому в Англии сохранился мир. И действительно, с этого момента все изменилось. Годвин стал отпускать язвительные шуточки в адрес короля Эдуарда и намеренно появляться у него на пути. В его едких замечаниях постоянно сквозил намек на мужественность и половую мощь. В ответ король становился все раздражительнее и упрямее, а так как его слово было законом, он стал постоянно перечить графу. А между ними была Эдит, которую ужасно мучило такое положение, но она все еще надеялась, что однажды, после трех лет брака, Эдуард начнет исполнять свои супружеские обязанности. Потому ей хотелось, чтобы отец попридержал язык, а Бог хоть как-то помог бы ей.
Ей всегда было непросто согласовывать христианство со старыми языческими верованиями. Ее отец относился к религии с безразличием. Он был убежден, что жизнь на земле дана, чтобы наслаждаться ею, а загробная жизнь пусть сама позаботится о себе. Такие мысли могли только бросить тень на его семью и довести его набожного зятя, короля Эдуарда, до исступления. Но от своей матери Гиты, сестры воинствующего викинга, графа Ульфа, дети Годвина много раз слышали рассказы о древних божествах — о всемогущем Одине [1]; о Торе [2] с огненно-рыжей бородой и могучим молотом; о Фрейе — возлюбленной богов, ездившей на свидания к ним в карете, запряженной котами. Из них воображение Эдит больше всех будоражил именно Один: высокий, одноглазый, охотящийся по ночам, и в то же время — правитель мистического мира и душевных желаний, великий и грозный колдун. Иногда она про себя думала, что единственным, кто мог бы одержать верх над богом Эдуарда и вернуть ей ее мужа, был Один. Но такие мысли были греховными, и после них она долго выстаивала на коленях, моля христианского бога о прощении.
Впрочем, ни христианский бог, ни Один не слушали ее, и в конце концов, когда терпение Годвина истощилось, разразилась основательная ссора, имевшая самые разрушительные последствия.
Эдит присутствовала при этом и слышала, как король, утратив остатки самообладания и величия, дико кричал на ее отца:
— Убийца, убийца! Я обвиняю тебя в смерти моего брата!
— Ложь! — прогремел в ответ Годвин. — Обвинение в этом с меня сняли на суде двенадцать лет назад. Ты — бессильный дурак! Мне тошно от того, что моя бедная девочка должна жить с мужем, неспособным быть мужчиной. Я объявляю войну тебе.
И чрезвычайно театральным жестом граф бросил свои охотничьи перчатки к ногам короля. Глядя на это с таким видом, будто его вот-вот хватит удар, Эдуард угрожающе прошипел:
— Да будет так, граф Годвин.
В то время как два враждующих лагеря расположились на противоположных берегах Темзы, Эдит заточили в ее покоях, и она не знала о происходящем ничего. Но однажды ее дверь бесцеремонно распахнулась, и на пороге появился король Эдуард. Она не видела его уже несколько недель, и ей вдруг показалось, что он стал походить на сумасшедшего. Он еще больше осунулся, а глаза его с увеличенными зрачками безумно горели.
— Вон! — рявкнул он.
Эдит сделала реверанс, все еще готовая исполнять приказания, послушная и ждущая любви, несмотря на крушение всех надежд.
— Что случилось, сир?
Он злобно усмехнулся, и она в страхе подумала: «Они все мертвы: мой отец, брат… все, все. У меня больше нет никого!»
Она с трудом прошептала:
— Моя семья?
Но он то ли не расслышал, то ли не захотел услышать. Все с той же ужасающей усмешкой на лице он сказал уже спокойно:
— Давайте поговорим о вас, Эдит. Вам надлежит удалиться в монастырь. — Она молча посмотрела на него. — В монастырь… Чтобы провести оставшуюся жизнь, молясь и очищая душу от похотливых мыслей.
— Пусть Один простит вас, Эдуард. — Слова непроизвольно сорвались у нее с языка, но он тут же ухватился за них.
— Один! Пусть единственный истинный Господь Бог простит вас. Вы удалитесь в христианскую обитель и останетесь там до самой смерти. До конца жизни вы каждый день будете коленопреклоненно молиться.
— С вашей стороны было б милосерднее приговорить меня сразу же к смертной казни.
— Вы предпочитаете смерть молитве?! Это говорит истинное отродье Годвина.
Он повернулся, чтобы уйти, но она крикнула ему вслед:
— Да! И горжусь, что ношу это имя. По крайней мере, они — полноценные мужчины.
Она произнесла самые жестокие слова в своей безупречной жизни и увидела, как он вздрогнул. Эдуард развернулся, и она никогда не видела его таким напряженным. Он весь кипел от гнева, хотя внешне оставался холодным, но угрожающим.
— За это я еще сильнее накажу вас, — произнес он. — Вы будете лишены всего имущества, земель и титула. У вас не останется ничего, кроме одежды, которая на вас.
Он подошел к двери.
— Надеюсь, я больше никогда не увижу вас, — заявил он.
Через несколько минут пришли слуги и в сундуках унесли все ее украшения и одежду. Она умудрилась в прическе спрятать только два кольца — одно с большим драгоценным камнем, другое — «волшебное». Оно было подарено ей при рождении горячо любимой тетушкой Эстрит, сестрой короля Кнута. Оно выглядело весьма странно — отлитое из бронзы с зеленым камнем неправильной формы, и на нем еще оставались следы зубов Эдит (она кусала его, когда у нее резались зубки). Существовало фамильное предание, что оно было подарено их предку Свейну Форкабеарду королем эльфов и что оно наделено могущественными чарами. В детстве Эдит носила его на цепочке на шее, так как для пальца оно было слишком велико. Пряча его, она подумала: «Даже сейчас я совершаю поступок, который возмутил бы Эдуарда. Как ему была бы ненавистна мысль, что я храню талисман».
И вот теперь под проливным дождем она направляется в саттонский лес просить и умолять. Эдит не стала бы волноваться из-за себя, но от своих служанок она узнала, что битвы между королем и ее отцом не было: графы, не имевшие отношения к ссоре, просто отказались сражаться с другими англичанами. Никто не хотел гражданской войны, поэтому Эдуард и Годвин были вынуждены разойтись.
— Но что с моим отцом и братьями?
— Изгнание, госпожа. Они должны в течение двух дней покинуть Англию навсегда.
И одно кольцо Эдит ушло на подкуп. Первую часть пути они проплыли по Темзе, но теперь пересели на лошадей, и начальник эскорта, претендующий на королевское кольцо с рубином, возглавил отряд, направляясь к охотничьему домику короля в лесу Саттон в графстве Суррей.