Холостяк
Альбер Гиттар был взволнован. Он всем своим сердцем разделял горести Клотильды, но, странная вещь, как человек, у которого имелось свое собственное счастье. Тогда как, случись подобное приключение раньше, он безумно радовался открывшейся возможности занять место мужа, стать другом женщины, которую любил. Сегодня же, не из-за Винни, которой он на самом деле не любил, но для того, чтобы по-прежнему все продолжали думать, что он действительно был счастлив, он не попытался воспользоваться ситуацией. Все, что ему хотелось теперь, это быть великодушным и щедрым, но без того, чтобы скомпрометировать счастье, в которое ему хотелось верить больше чем когда-либо. Его жажда мести, приняв все возможные формы, нашла, наконец, средство осуществления. Его местью будет великодушие. Он сделает все, о чем его попросят, но не сможет дать ни частицы себя, потому что он принадлежал другой.
— Ладно! Я завтра же встречусь с ним, — решительно сказал он. — Или, лучше, я позвоню ему, чтобы договориться о встрече, поскольку не особо желаю встретиться с этой женщиной.
— О! Если бы вы знали, как я буду вам признательна! Спасибо, мсье Гиттар, сердечное спасибо.
Меду тем, что-то в поведение Клотильды смущало Гиттара. А именно то, что она удовольствовалась тем, что он предложил для нее сделать, и, казалось, не была разочарована тем, что он не сделал большего, что он не заговорил, например, о том, чтобы уйти от Винни, любить ее, построить новую жизнь вместе с ней. Но ему не хватило времени сосредоточиться на этом чувстве. Тут же пришла мадам Тьербах. Она была бледна, словно была готовой расплакаться. В ее глазах можно было прочесть глубокий ужас. Это можно было заметить даже по ее одежде. Не развевался ли на ее шее шарфик? Не слишком ли назад была сдвинута ее шляпка?
Это ужасно… ужасно! — первое, что сказала она.
Заметив Гиттара, она добавила:
— Извините меня, мсье… Я просто потрясена. Я не знаю, что делать… Что вы будете думать обо мне? Мой муж хочет заставить меня сегодня же вечером уехать в Германию. Если я не уеду, то он поклялся, что будет драться с Дмитрием. Ах! Как это ужасно, Боже мой, как это ужасно! Послушайте меня, Клотильда, что я могу сделать? Я бы ни за что не покинула Дмитрия, а если я останусь, то будет дуэль… Вы знаете Дмитрия, он нездоров, он слаб. Мой муж его убьет…
— Я не знаю… не знаю… — ответила Клотильда, которая была угнетена настолько, что не могла интересоваться другими.
— Простите меня, Клотильда… Я думаю только о себе… А вы, вы тоже так несчастны, позволяете мне говорить, слушаете меня, в то время как страдаете так же, как я…
В обществе этих двух женщин Альбер Гиттар чувствовал себя неудобно. Он не знал, как ему держаться. Но что его унижало больше всего, это то, что он чувствовал себя ненужным.
— Что-нибудь всегда можно сделать, — наконец сказал он, чтобы выдержать свою роль. Если вы любите этого человека, вам остается только сбежать с ним. Ваш муж, как бы ловок он ни был, не найдет вас.
— Боже мой, что же я буду делать? — продолжала Бригитта, не принимая в расчет совет, который ей дал Гиттар, ибо, несмотря на свое горе, ей было ясно, что ей предлагалось сделать именно то, что сделал муж ее подруги Клотильды Пенне.
Глава 6
Расставшись с двумя женщинами, Альбер Гиттар, несмотря на жару, шел быстрым шагом. Теперь, когда картина бедствия Клотильды и Бригитты не стояла у него перед глазами, он видел ситуацию с большей ясностью. "Всему свой черед в этой жизни, — бормотал он. — В настоящее время меня не отвергают. Я превратился в истинного друга, тогда как раньше был лишь досадной помехой. Я нужен. У каждого свой черед на хорошую роль. Если бы я походил на этих женщин, то в этот момент насмехался над ними. Я поступил бы так, как они поступили со мной. Я делал бы вид, что сочувствую их страданиям и, неожиданно, обнажил бы свои батареи. Это было бы жестоко, но только для того, чтобы отплатить им тем, что они сделали мне". Шагая, он слышал, что говорит вслух. Он расправил плечи. Он стучал себя в грудь. Время от времени, он поворачивал голову то налево, то направо, с решительностью, словно какой-нибудь шум, вместо того, чтобы испугать его, только привлекал его внимание. "Да-да, всему свой черед. Бывают взлеты, бывают и падения. И только в старости остаются одни взлеты". Образ Винни встал у него перед глазами. В то время как мир сражался с тысячей забот, измен и страданий, Винни терпеливо ждала его возвращения. Следовательно, он был счастлив, тогда как другие страдали. Эта женщина, которая любила его так, как не любили ни одного мужчину, эта мирная жизнь, где каждый жест, каждое слово были наполнены огромным смыслом, все это было сладостно на фоне сражений, страданий и ненависти этого мира. Гиттар распрямился еще больше. Как и в тот день, когда он ушел от мадам Бофорт и Бригитты, он не обращал никакого внимания на очарование этого лучезарного вечера. Его радость исходила лишь от него самого. Ему встретилась девушка, которая была красивей всех женщин из его окружения. Ни на секунду эта встреча не омрачила его радость. Узкий круг, в центре которого он находился, был для него единственно существовавшим. Если в этих пределах он был несчастен, то весна могла длиться полгода и разносить радость по всей земле: он бы оставался несчастным. Но если, опять же в этих пределах, он был счастлив, то самые большие и самые настоящие счастья всех континентов нисколько не уменьшили бы его собственное. Мужчины могли быть красивыми и молодыми, женщины — блистательными и умными, все это не мешало тому, что Клотильда Пенне и Бригитта Тьербах, которые водили его за нос, были теперь несчастны, а он наслаждался удовольствием таким не быть.
Придя к себе, он застал Винни, которая ждала его с нетерпением, но удержалась от того, чтобы проявить это нетерпение и задать Альберу Гиттару какой-либо вопрос.
— Ну вот! Милый и нежный друг, — сказал наш герой в хорошем настроении, — чем вы занимались, пока меня ждали?
— Я писала, читала, — ответила Винни, которая, чтобы не досаждать Альберу Гиттару, не осмеливалась признаться, что не переставала думать о нем.
— А я, я думал о вас…
— О! Как вы любезны. Я тоже, тоже думала о вас, но боялась вам об этом сказать.
— Вы не дали мне договорить. Я думал о вас… Это правда… Но не так, как вы это себе представляете… Я думал о вас, о вашем сердце и уме. Вы помните тех двух дам, что приходили к нам в гости, несколько дней назад? Я только что их видел. Первая, та, что понравилась вам меньше, была замужем. Ее муж уехал с любовницей. Вторая, та, которую вы нашли симпатичной, тоже замужем, но она изменила своему мужу, и последний узнал об этом.
— Никогда бы не поверила, что такое возможно. Однако они выглядели такими любезными…
— И естественно, они спрашивали у меня совета. Теперь они хотят, чтобы я их защищал. Они воображают, что я по-прежнему свободен. Они не понимают, моя милая Винни, что я люблю вас, что мое сердце занято, что я абсолютно ничего не могу для них сделать.
— О! Альбер, не говорите так. Вы делаете мне больно. Я ни за что на свете не хотела бы быть невольной причиной их зол. Я не как другие женщины. Если вы хотите для них что-нибудь сделать, сделайте… Я вас уверяю, что никогда… никогда… не упрекну вас за это.
Этот призыв разочаровал нашего героя. Разговаривая с Винни так, как он это делал, ему нравилось воображать, что его счастье запрещает ему вмешиваться в личную жизнь других женщин. И вдруг увидеть, что все было не так, было для него как ушат холодной воды.
— Как, Винни, вы разрешаете мне принимать участие в подобных аферах? Вы отдаете себе отчет, какая опасность вам грозит? Я удивляюсь, действительно ли вы меня любите так, как говорите об этом.
— О! Альбер, как вы можете так говорить. Но я думаю только о вашем счастье. Если это правда, если мне грозит опасность, я умоляю вас, Альбер, не встречайтесь больше с вашими друзьями. Вы ужасны, Альбер. Вы делаете из меня самоуправную женщину.