Приговоренный

До Клыка долетели первые за трое суток слова, произнесенные этими мужиками:
— Ну, блин, с тебя пол-литра, Сеня! — пропыхтел Правый.
— Литр! — пытаясь отряхнуться от грязи, пробормотал искупавшийся срывающимся от пережитого волнения голосом.
— Сказано же было, мать вашу: «След в след!» — ругнулся Трепло.
О-о! Это то, что надо. Теперь они пойдут туда, куда Клык поведет. И не свернут с его следов ни на миллиметр. Пустячок, а приятно.
  
ДУРНОЕ ДЕЛО — НЕ ХИТРОЕ
 
— Виктор Семенович, — напомнила Иванцову секретарша через переговорное устройство, — вы на девять часов вызвали Морякова.
— Пришел? — спросил прокурор. — Пусть заходит.
Моряков, старший следователь областной прокуратуры, который вел дело об убийстве Балыбина и Клевцовой, осторожно проскользнул в огромную дубовую дверь кабинета и почтительно, как-то по-японски, поклонившись, произнес:
— Доброе утро, Виктор Семенович! Вызывали?
— Да. Давай-ка, пока текучка не заела, расскажи мне все, что ты там еще накопал. Вкратце, но все как есть.
— Нашли машину Клевцовой, на которой уехала подозреваемая Мотыльская. Отпечатков пальцев нет. Из Москвы сообщили, что паспорт, предъявленный Мотыльской, с серией и номером, которые зарегистрировал дежурный по КПП поселка, никому не выдавался. По приметам и фотороботу, который мы им передали, у них ничего нет. По данным с железной дороги, ни в облцентре, ни по всей линии до Москвы билеты на фамилию Мотыльская не продавались. В аэропорту тоже.
— В общем, висяк, — констатировал прокурор, сдвинув брови. — Плохо, товарищ Моряков. По-моему, зашли вы с этой версией в тупик. А дело, прямо скажем, из категории особо важных. Тут надо работать, уже Москва интересовалась. Туда какие-то сведения поступили, будто это заказное убийство и мы это дело на тормозах спускаем. Конечно, это из гор прокуратуры душком повеяло. Сейчас, как что — сразу: Мафия, заказное убийство, прокуратура не чешется!» Понимаешь, Моряков, что ты своей медлительностью делаешь? А?
— Я работаю, Виктор Семенович, работаю! — заторопился Моряков. — У меня есть вторая версия, может, и дурацкая, конечно, но ведь чем черт не шутит…
— …Когда Бог спит, — продолжил прокурор. — Ну-ну, изложи.
— Дело в том, Виктор Семенович, что у супругов Клевцовых трудилась домработница Галя, Матвеева Галина Романовна, если полностью. По ее словам, она, как обычно в дни визитов Балыбина к ее хозяйке, ушла с дачи после полудня. А в тот день, между прочим, ее видели в поселке около трех часов дня, то есть когда Балыбин и Клевцова уже были мертвы…
— Так-так! — заинтересованно кивнул Иванцов. — Продолжай, пожалуйста!
— По утверждению же самой Матвеевой, она убыла из поселка не позднее чем в 12.30 и вновь приехала только утром в воскресенье, когда якобы и обнаружила мертвыми хозяйку и ее возлюбленного. При этом она, как утверждает, «нечаянно» взялась руками за пистолет, потому что пыталась выяснить, жива ли Клевцова или нет. Дескать, пистолет лежал поверх трупа, а она, эта Галя боялась, будто он выстрелит.
— Отпечатки сняли?
— Да. На «ПСМ» — он, кстати, числится в розыске с 1993 года — обнаружены отпечатки большого и указательного пальцев правой руки Галины Матвеевой. И больше никаких. Оружие найдено на боевом взводе. Правда, отпечатки Матвеевой только на рукоятке пистолета. Расположение отпечатков соответствует показаниям Матвеевой: «Подняла пистолет двумя пальцами». На спусковом крючке и в других местах их нет. Зато найдена салфетка со следами ружейной смазки…
— Значит, она могла, протирая пистолет, держать его двумя пальцами и наследить… — глубокомысленно сказал Иванцов. — Молодец, молодец. Убедительно выстраиваешь. А мотивы к совершению убийства есть?
— Есть, — Моряков улыбнулся с легким похабством, — ревность.
— Что, Матвеева была влюблена в Балыбина? — прищурился прокурор. — Есть хотя бы косвенные подтверждения?
— Не совсем так, Виктор Семенович. — Следователь откровенно ухмыльнулся. — Галина Матвеева была влюблена не в Балыбина, а в Клевцову.
— Доказательства есть?
— Есть. Матвеевой тридцать семь лет, она до сих пор не замужем и никогда замужем не была. Детей нет, по сведениям от соседей, живет в доме с матерью-пенсионеркой и никаких мужчин к себе ни разу не приглашала. Внешность у Матвеевой мужиковатая, руки сильные, вполне может употребить в дело «ПСМ».
— Хлипко, но если постараться, то можешь найти и попрочнее аргументы. «ПСМ» — дорогой пистолет. Он на черном рынке, по последним данным, минимум полторы тысячи долларов стоит. Вряд ли этой самой Гале он был по карману, а на улице под забором такие пушки не валяются.
— Пистолет, Виктор Семенович, мог принадлежать Балыбину… — преданно глядя на шефа, тихо сказал Моряков. — Нелегально, конечно. Например, если при обыске у него в кабинете или дома найдутся кобура или патроны, то это будет убедительно…
— Кто видел Матвееву в поселке после трех часов?
— Минимум три человека. У меня есть письменные показания.
— А в какое время она прошла через КПП? Ее ведь там должны были видеть.
— Дело в том, что Матвеева живет в деревне Зотово. в двух километрах от поселка, и ходит домой пешком через зону отдыха. Там нет забора, но патрулирует наряд. Я уточню у них, Виктор Семенович.
— Ладно, опроси их… В общем, кое-что просматривается. Но вот что нам с гражданкой Мотыльской делать? Она тут как-то не пляшет.
— Почему, Виктор Семенович? Поехала девушка покататься на подругиной машине, разведенная, красивая, при деньгах, раз в отпуск приехала, а по дороге сел к ней какой-нибудь нехороший парень… Например, из банды Черного, которого, как я слышал, в разборке порешили… Завезли к себе на хату, попользовались коллективно, убили и сожгли, а пепел размололи и по ветру пустили.
— Не перемудрил? — строго спросил Иванцов.
— Если что — поправите… Это же рабочая версия.
— Ладно. Насчет Черного — это мысль хорошая. Мы тут арестовали несколько человек, всякую шестерню из его бригады. Почти всех, кто еще живой остался. Думаю, что кто-нибудь из них и признается.
Или, например, скажет, что видел, как какой-нибудь Федя или Вася забавлялся с гражданкой Мотыльской, а потом ее, как говорится, «утилизировал». Работать только надо. Стараться!
— Обязательно, Виктор Семенович, будем стараться…
— Правильно. Я ж свои кадры знаю и ценю. Особенно таких опытных, как ты. Тебе сколько лет, Алексей Васильевич?
— Сорок три.
— Ну, пора расти. Ты ведь пару лет назад районным прокурором был, помнится? Выступил только не вовремя и невпопад. А так претензий не было.
Опыт руководящей работы, стало быть, есть. Потянешь, если что, город?
— Не знаю… — У Морякова, как видно, аж дух захватило. — Страшновато… Мне подумать надо, Виктор Семенович.
— Подумай, только недолго. Надо вопрос с городом решать, такое место без человека на большой срок оставлять нельзя. Это только в Москве без генерального прокурора столько месяцев жить могут, а нам не пристало. В общем, иди думай, работай. Два дня тебе, чтоб все выстроить по Матвеевой. А Мотыльскую выделим в отдельное производство. Но вести тоже ты будешь. Особо не мудри, не усердствуй, лишних не привлекай, в лоб не ходи, руководи тонко, если кто из твоих будет сачковать, отсылай ко мне, я подтяну.
— Обязательно, Виктор Семенович. Но у меня таких нет. Я своих хорошо знаю. Балласта не держу.
— Толково, толково… Ты подумай, подумай насчет города.
Моряков удалился. Иванцов взялся было просматривать папку с бумагами, принесенными на визу, но что-то не гляделось. Не о том мысли были. Они все время уносили туда, в Сидоровский район, к Черному болоту. Ребята должны были выехать в шесть утра, максимум час могли затратить на автомобильную поездку, а сейчас уже 9.30. Конечно, этот бандюга Клык мог проканителить, поводить за нос, но два с половиной часа — вряд ли. Парни, которые с ним пошли, за это накажут. Клык еще их умолять будет, чтоб убили насмерть, а не мучили жизнью. Могли быть, конечно, всякие случайности и непредвиденные обстоятельства, но ведь столько раз все продумывали… Может, лучше было и впрямь подождать до зимы? Замерзло бы это чертово болото, не нужен стал бы Клык. Ясно же, что нычку свою он мог только на каком-нибудь островке пристроить, а их там не так уж и много.