Приговоренный

— Веселый ты, смертничек! — криво усмехнулся Иванцов. — Приятно смотреть. Ты еще раз погляди, что от Коваленко осталось. Знаешь, дружок, что мне в тебе нравится? Риск. Ты когда маляву Черному писал, знаешь, на что надеялся? На то, что пойдет он ко мне и попросит тебя отдать. Потому что груз этот, из «дипломата», — у тебя. И никто, кроме тебя, его не найдет. А раз так, то Черный тебя не ухайдакает до тех пор, пока ты ему свою нычку не отдашь. Значит, есть надежда пожить, помучиться, может быть, но пожить. И удрать при случае, если сможешь. Вот такая программа.
Клыку стало тошно. Вывернули его наизнанку.
— Вот оно, — прошипел он, — преступное сращивание государственных и криминальных структур. Прокурор с Черным корешится!
— Да, представь себе, — ничуть не смутился Иванцов. — А ты что, в Москву на меня напишешь? Или в газету? Не выйдет. Если наш разговор был впустую, то тебя завтра не будет. Точнее, сегодня вечером. Пора приводить в исполнение.
Да, этот приведет. Клык почуял, что дольше тянуть нельзя. Надо было ломаться, колоться, сдаваться и так далее.
— Без меня, — сказал он хриплым, очень кстати севшим голосом, — никто и ничего не найдет.
— Могу поверить, — кивнул прокурор.
— Я жить хочу, понимаете?
— Очень понимаю. Все хотят, но не все могут. Раз мы перешли на деловой тон, Петр Петрович, то правила игры, извини, придется мне устанавливать. Ты тут условия ставить не будешь. Давайте!
Последнее относилось к парням в серых ветровках, сидевшим до того в полном безмолвии. Они проворно подскочили, сцапали Клыка за руки, надели наручники. Потом один из них закатал Клыку рукав, а другой ловко, как медбрат, вколол в руку шприц. И сразу Клыку стало сонно и спокойно. Все поплыло
перед глазами, завертелось, понеслось в бездонную пропасть. «Пан или пропал?» — напоследок подумал Клык, теряя сознание.
  
ГОСТЬЯ
 
На приличном — километров с полета — удалении от облцентра с его все еще коптящим азотно-туковым и почти не фурычащими машиностроительными заводами, в уютном сосновом бору, примыкавшем к не замутненному никакой промышленной пакостью и потому богатому рыбой озеру, стояли дачи. В европах и америках, по слухам и буржуазной пропаганде, подобное индивидуальное жилье называется «коттеджами для среднего класса». В СССР, а потом и в РФ сие называлось «дачами для номенклатуры среднего звена». Короче, для областного, не самого маленького, но и не самого высокого начальства. Раньше все это хозяйство стояло на обкомовском балансе, теперь как-то незаметно приватизировалось и стало священно-неприкосновенной частной собственностью. Участочки от полгектара и до полутора здесь были нормальным явлением. Чтобы посторонняя публика не мешала культурному отдыху, поселок еще во времена Хрущева обнесли общим бетонным забором. (При товарище Сталине, как ни странно, даже деревянного не было, да и дачки были совсем скромные, бревенчатые.) При Брежневе вдоль заборчика прогуливались аккуратные, но плечистые мальчики в штатском с «Макаровыми» под мышкой, которые вежливо заворачивали от забора случайно набредших на него грибников. Тогда же вдоль забора поставили систему электронной сигнализации, хотя ни один дурак, не говоря уже о злоумышленниках, перелезать через забор и не пытался. А вот в последние, уже постсоветские годы всего этого показалось мало. По периметру обнесли полосой малозаметных препятствий, а дозором теперь ходили мальчики в бронежилетах, камуфляжах, с автоматами и рослыми овчарками.
Приехать сюда можно было по вполне приличной дороге, упиравшейся сперва в шлагбаум, а потом — в железные ворота с будкой-проходной. Младший сержант милиции, сдвинув на затылок фуражку с белым верхом, прогуливался у шлагбаума, поигрывая жезлом. Солнце было еще достаточно высоко, припекало, и парень поглядывал на часы, дожидаясь, когда выйдет сменщик и можно будет посидеть в теньке.
Из-за поворота дороги выкатила «Волга» и устремилась к шлагбауму. Сержант вытянул жезл влево, машина послушно приткнулась к обочине. Водитель остался за рулем, а из машины вышла темноволосая коротко стриженная женщина с небольшой спортивной сумкой.
— Спасибо, — сказала она водителю, подавая сразу две пятидесятитысячные. — Быстро довезли!
Милиционер подошел, козырнул и произнес:
— Вы, девушка, подождите машину отпускать. У вас пропуск в поселок имеется?
— У меня приглашение. — Приезжая с готовностью выдернула из бокового кармашка сумки сложенную вчетверо бумажку и подала стражу.
— Паспорт попрошу! — Сержанту было всего чуток за двадцать, и ему хотелось чувствовать себя начальством.
— Пожалуйста!
Получив паспорт, сержант очень пристально сличил лицо с фотографией, поглядел все данные. Мотыльская Оксана Игнатьевна, 1965 года рождения, украинка, разведена, детей нет… Приехала по приглашению Ларисы Михайловны Клевцовой.
— Все в порядке, — сказал милиционер. — Пройдите на КПП, там позвоните вашей родственнице, и вас пропустят.
— Спасибо, — еще раз сказала девушка водителю «Волги», тот развернулся и покатил прочь.
Цокая каблучками по асфальту и с незаурядной грацией покачивая бедрами (постовой не мог оторвать взгляда), гражданка Мотыльская проследовала к воротам и поднялась по ступеням к проходной. Там у турникета, где возвышался автоматчик-омоновец в бронежилете и каске-сфере, ее остановили вновь.
— Пожалуйста, приглашение и паспорт, — потребовал строгий лейтенант, сидевший слева от входа в застекленной кабинке. Он тоже все просмотрел, про себя отметил, что бывший муж Оксаны, видать, был совсем дурак, если развелся с такой цыпочкой, имевшей к тому же московскую прописку. Попасть когда-нибудь в Москву было розовой мечтой холостого лейтенанта.
— Телефон знаете? — спросил он, не предавая гласности своих наблюдений.
— Сто сорок пять, — ответила Мотыльская.
Лейтенант набрал номер по внутреннему, заглянул в приглашение и, услышав томное «алло», спросил:
— Лариса Михайловна?
— Да.
— Вас с проходной беспокоят. Тут к вам по приглашению девушка приехала, подойдите, пожалуйста, сюда, если вас не затруднит.
— Хорошо, я сейчас подойду.
Лейтенант повесил трубку и предложил Оксане:
— Вы посидите, вон там диванчик для посетителей.
Оксана села, обмахнулась ладошкой, посмотрела с сочувствием на омоновца в тяжкой экипировке и стала ждать.
Прошло минут пять, и в проходной появилась эффектная очень пышная блондинка в сильно облегающих шортиках — как не лопались!
— Оксанка! — восторженно вскричала блондинка. — Я тебя сто лет не видала!
Подруги начали было чмокаться и обниматься, но лейтенант вмешался:
— Лариса Михайловна, нам надо вашей родственнице пропуск выписать. До какого числа она у вас пробудет?
— Выпишите на месяц! — решительно сказала Лариса.
— Я, наверно, немного раньше уеду… — скромно заметила Оксана.
— Ничего, запас не помешает. И еще, товарищ лейтенант. Я ей даю доверенность на управление моей машиной.
— Это когда будете кататься, предъявите, — отмахнулся лейтенант, заполняя бланк временного пропуска.
— Держите и предъявляйте вместе с паспортом, — проинструктировал он, когда все было готово. — И не теряйте, пожалуйста. У нас с этим строго.
Миновав наконец упревшего в своем снаряжении омоновца, милые дамы потопали по сосновой аллее в глубь поселка. Навстречу им прошел милицейский капитан, коротко глянул в лицо незнакомки и проследовал дальше, к кабинке, где заседал лейтенант.
— Ну, все нормально, Валера? — спросил он у молодого коллеги, усаживаясь рядом с ним. — Ишь, какие девчоночки! Не отвлекаешься?
— Да чего там… — Как видно, в женских делах лейтенанту везло не очень и он разговоров на эту тему не любил.
— Ну, не скажи. Эта приезжая — очень даже клевая. Как зовут?
— Оксана. Разведенная, между прочим.
— Еще интереснее! Если она такая же лярва, как эта Ларочка…
— А с чего ты взял, что она это самое?