Притворись, что мы вместе

Вторая проблема: девственность в семнадцать лет на пороге нового тысячелетия уже не имела никакой ценности и являлась тяжелым аллергическим заболеванием по мнению всех одногруппниц – позор.
Это случилось в маленькой темной комнате на старой тахте, но случилось как-то не так, как-то обычно и предсказуемо, в полном соответствии с Вовкиной «эмоциональностью». Промелькнуло легкое приятное волнение – ни восторга, ни безумных чувств и небывалых ощущений. Думалось тогда, что это просто только начало и все еще у нас впереди. Но со временем мало что изменилось: мне не хватало смелости что-то подсказать, а Вовке же, вероятно, не хватало опыта и нежности. Но надежда все равно оставалась: умные дамы говорили, что самое главное случается с женщинами чаще после родов, тогда и желания сильнее, и ощущений гораздо больше. Теперь уже не состыковывались две вещи – ребенок есть, но в постели ничего не изменилось. Хотя теперь я знала, что такое оргазм, и пусть никто из особ женского пола не упирается в вопросе самостоятельного решения этой проблемы.
Чем на сегодня вы живете, Елена Андреевна? Теперь есть Катька. Есть свой дом. Теперь есть работа, о которой так мечтала, – каждый день открывать двери родной больницы, здороваться с врачами, говорить на их языке, понимать их, вникать во все то, о чем думают и что чувствуют только они, одним словом, уметь лечить людей.
Что же, дорогая. Человек не может иметь все в этой жизни, слишком много в твоем списке под словом «есть», так что не дергайся и надейся на лучшее. Русь-матушка алкоголизмом больна давно и неизлечимо. Другие как-то живут, и ты тоже переживешь. А что до постели, то эту проблему решить не трудно, только не гадь, где работаешь.
Утро после таких возвращений проходило всегда по одному и тому же расписанию: подъем, сбор ребенка, расталкивание Вовки, укол магнезии (почему-то очень помогало от похмелья, а мне доставляло большую радость, ведь нет ничего больнее магнезии внутрипопочно), бег в садик, больница.
На отделении стояла сонная утренняя тишина. После пятиминутки прошел обход, потом стандартно прием новых больных и решение текущих проблем со старыми. Наконец около двенадцати часов доктор Сорокина добралась до своей платной палаты, специально выждав время, когда будут готовы анализы. Сегодня я шла туда с гораздо большей радостью по двум причинам: выспалась хоть чуть-чуть и Полина Алексеевна своей безупречной интеллигентностью явно дала понять: новорусский сынок не будет наскакивать на меня, как орангутан.
Однако именно такие больные оказывались самыми неудобными: всегда задавали много вопросов. Как раз сегодня у меня было время на них ответить. Дверь в палату открылась легко и без напряжения, Вербицкая сидела за столом и читала диеты. Увидев меня, она оживилась: здоровый взгляд, болезненный румянец почти ушел.
Бодра. Явно полегчало за сутки.
– Добрый день, Елена Андреевна. Как ваши дела?
– Полина Алексеевна, вы со всех сторон нестандартная. Я должна вам такие вопросы задавать. Как у вас дела?
– Вы знаете, мне намного лучше сегодня. Уже почти не хочется пить, слабости практически нет, только одна просьба: если все будет хорошо, очень прошу отпустить меня на выходные. Понимаете, невестка сессию сдает, внучка совсем маленькая. Переживаю, как там они, ведь я единственная бабушка в семье, ее родители на Севере.
Образцово-показательная свекровь, черт возьми… Блин, жутко неловко за свои завистливые мысли.
Померив давление и пульс, я присела за стол и еще раз пробежала оставленные дежурными медсестрами столбики суточных сахаров, а также цифры давления.
– Как вы думаете, Елена Андреевна, смогу ли я на следующей неделе выписаться?
– Полина Алексеевна, давайте сначала поправимся. Вы уже забыли, по-моему, что прошли всего сутки после реанимации. Еще пока нет четкости с вашими сахарами, как я вижу. Питание не нарушали? Вам все понятно по рекомендациям?
– Ну что вы! Книгу проштудировала добросовестно. Я же педагог, учиться мне в радость. Тем более, насколько понимаю, теперь это пожизненные наставления. Не сомневайтесь во мне. Я вас не подведу, ведь это прежде всего в моих интересах.
Пациентка явно не обманывала ни меня, ни себя. Внешне она и правда казалась гораздо бодрее, однако сахара, даже с учетом подколок инсулина, пока еще не хотели держаться в стабильной норме. Артериальное давление тоже вело себя капризно, хотя ничего удивительного: у диабетиков гипертоническая болезнь почти всегда часть программы.
– Полина Алексеевна, я вам, безусловно, верю. Давайте наметим план. От вас требуется диета и еще раз диета, а от меня – вместе с вами довести до нормы уровень глюкозы, цифры давления, показатели работы почек, проверить работу сердца. Главное на самом деле – это убедиться, что пока нет серьезных осложнений на зрение, например, или патологии нервной системы.
– Поддерживаю ваш план, но только умоляю, давайте уложимся в самые краткие сроки.
– Я не могу обещать, что это закончится за несколько дней, но мы постараемся. Так что же, вы живете с сыном, сидите с внучкой? Почему няньку не наймет?
Услышав вопрос о сыне, она засветилась, как главная люстра в Мариинском театре.
– Вы знаете, он такой заботливый мальчик! Я одна его растила, и, несмотря на все мои личные сложности, получился настоящий отец семейства и замечательный муж. Может быть, как раз потому, что он знает, как это бывает, когда женщина одна воспитывает ребенка. К тому, чего мы раньше не имели в жизни, впоследствии мы относимся с большим трепетом. Саша категорически не хочет в доме посторонних. Наверное, тоже последствия существования в тесной коммуналке. Поэтому и живу с ними, хочу быть полезной. Недавно переехали в новую большую квартиру на Московской. Всем есть возможность уединиться при желании. Знаете, никогда даже и не думала, что в городе существуют такие квартиры.
– Что ж, я очень рада за вас. Вы наверняка заслужили.
– С самого начала не хотела их стеснять, упорствовала и тянула с переездом. И потом, я человек непритязательный: мы прожили всю жизнь в комнате на Васильевском. Там у меня остались подруги. Получала жилье еще в семидесятые, вместе с коллегами по школе. Так мы и были вместе и дома, и на работе. Но Сашенька наотрез отказался оставлять меня там. Хочет, чтобы я пожила в хороших условиях хотя бы на пенсии. Я уволилась сразу, как родилась внучка.
– Вот это неправильная установка: что за слова «хотя бы на пенсии»?! Во-первых, вам еще далеко до старости, во-вторых, посмотрите на иностранцев в Эрмитаже: они только жить начинают после ухода с работы – путешествуют, радуются, получают массу впечатлений. Тем более вам позволяют средства. Внучка же не вечно будет грудной. А что до диабета, так все в ваших руках. Дисциплина в этом деле – самое важное. Но мне кажется, такая проблема для вас не стоит. Симптом тумбочки проверять не стану.
– Что за симптом, простите?
– Коронный номер нашей заведующей во время обхода: выслушать клятвы какой-нибудь армянской мамы полтонны весом: «Доктор, я просто ничего, абсолютно ничего не ем!» А потом неожиданно открыть тумбочку около кровати. А там – плюшки, сладкие соки и конфеты. Далее обычно следует любимая сцена из классика: «Кофелек, кофелек… Какой кофелек?.. Не было никакого кофелька, гражданин начальник».
Полина Алексеевна смеялась. Это хорошо, что смеется.
– Я думаю, вы не пробудете у нас долго.
– Доктор, мы с вами союзники.
– Это однозначно. Не забывайте теперь еще и таблетки принимать. Я кое-что добавила. Для улучшения микроциркуляции головного мозга и нормализации давления.
Я поставила перед ней лоточек, разделенный на три части для удобства приема: утро, день и вечер. Каждый отсек был уже наполнен.
– Спасибо, микроциркуляция еще пригодится: очень хочется самой помочь внучке со школой. У нас рядом с домом прекрасная французская школа.
– Тогда налегайте на вот эти, розовые.
Мы улыбались друг другу. Все-таки круто, когда есть взаимный поток положительных эмоций, а не односторонний вампиризм.