Мечты сбываются
— Ты обещал!
— Надо постараться получить их согласие.
— Они его не дадут.
— Может, они правы.
— Они просто перестраховываются. Сейчас на лыжах даже младенцы катаются.
— Младенцы еще не катаются, — недоверчиво говорит дядя Санди.
— Катаются-катаются, я по телевизору видела.
Он пристально смотрит на меня и понимает, что я вру. И мы опять хохочем.
Мы плывем с ним брассом наравне, это он меня научил. Через время я устаю и переворачиваюсь на спину. Дядя Санди — тоже.
Тетя Бетси наблюдает за нами с берега, приставив ладонь козырьком ко лбу.
— Вы уже подготовили там все для съемок? — спрашиваю я.
— Да.
— Понастроили декораций?
— Немного.
— Вы все время будете снимать в этом горнолыжном лагере?
— Нет, мы и на студии будем.
— Почему ты едешь именно в наши горы и не хочешь поехать куда-нибудь подальше?
— Подальше — по смете будет гораздо дороже.
Я брызгаю на него водой.
— Ты рассуждаешь, как промышленник.
— Я и есть промышленник, кино — это мой бизнес.
— Кино — это еще и моральный аспект.
— Ну с моралью у меня вроде всегда все в порядке, — говорит Санди, — краснеть перед обществом не приходится.
— Да, — поддакиваю я, — бабушка Аманда видела все твои фильмы по несколько раз и еще ни разу ни в одном эпизоде не отвела глаза от экрана.
— Вот видишь, — улыбается он, — это большой показатель.
— А сколько продлятся съемки? — спрашиваю я.
— Три месяца, но все будет зависеть от погоды. Мне нужно много снега.
— А еще что тебе нужно?
— Большая заснеженная поляна среди сосен, где я мог бы уронить вертолет.
— По-настоящему?
— Да.
— С людьми?
— Нет, там будет специальный кран и комбинированные съемки.
— А почему ты не снимешь все на студии?
— Мне нужен настоящий заснеженный склон, древние сосны, огромные сугробы и яркое солнце, — мечтательно говорит он.
— Вот бы посмотреть.
— На съемки тебя точно не отпустят, у тебя же экзамены.
— О да, я и забыла.
— Какая безответственность!
— Не беспокойся, бабушка Аманда с тетей Бетси тщательно проследят и напомнят вовремя. Что бы я без них делала?
— А сама взрослеть не собираешься?
— Не-е-ет, — улыбаюсь я и оглядываюсь на берег.
Тетя Бетси машет нам рукой, ей кажется, что мы слишком далеко заплыли. Дядя Санди тоже оглядывается.
— Они с тобой никогда не отдыхают, — говорит он.
Мы разворачиваемся и плывем к берегу.
— Они обещают отдохнуть, когда я выйду замуж, — говорю я.
Санди смотрит на меня очень внимательно, стараясь скрыть улыбку.
— И когда ты выйдешь замуж?
— Но я не хочу замуж!
— А что ты хочешь?
— Сбежать из дому с какой-нибудь заезжей цирковой труппой.
— И кем ты там будешь?
— Ну что ты, Санди, я же шучу! Побег с цирковой труппой — это вовсе не моя биография.
Он поднимает одну бровь.
— А что — твоя биография?
— Побег с какой-нибудь съемочной группой!
— Доминик, я серьезно.
— Хорошо-хорошо, совсем серьезно: моя биография — мраморные полы, витые колонны, звон хрустальных бокалов, выезды в открытом автомобиле, огромные шляпы с вуалью и дамский мундштук с сигаретой.
Он смеется.
— Особенно про мундштук мне понравилось, — говорит он.
— А о чем мечтаешь ты? — спрашиваю я.
Санди задумывается.
— Ты знаешь, ни о чем. Моя жизнь удалась. Все, чего я хочу, сбывается, все планы претворяются в жизнь. И рядом со мной люди, которые меня понимают.
Я смотрю на него во все глаза.
— Вот бы и мне такую легкость и простоту существования, — говорю я.
Санди смеется и тоже брызгает на меня соленой водой.
На мелкоте к нам подплывает тетя Бетси, она соскучилась, и ей хочется поговорить.
— Вы о чем разговаривали? — спрашивает она.
— О жизни, — отвечаем мы с дядей Санди почти одновременно и хитро смотрим друг на друга.
2
Вечером ко мне приходит Ванесса. Бабушка Аманда говорит, что у Ванессы слабая нервная система, а тетя Бетси — что у Ванессы просто нет силы воли.
Несмотря на отсутствие силы воли и массу других недостатков, Ванесса — моя лучшая подруга. Она живет недалеко от нас, так что мы с ней с детства привыкли крутиться неподалеку друг от друга.
Ванесса влюбляется во все, что встречается на ее пути. Если у нас в доме во время чаепития включен телевизор и у нас в гостях находится Ванесса, мы в очередной раз выслушаем, какой голубчик Николас Ланг, какая умница-красавица Кэролайн Мембир, какая очаровательная страна Гонконг и какой лучший город в мире — Рим.
Все, что показывают по телевизору или упоминают окружающие ее люди, приводит Ванессу в неописуемый восторг и благоговение. Посторонний человек счел бы все это за грубое притворство.
Но мы знаем Ванессу с рождения. Она была влюблена в каждую свою игрушку, кофточку, платьице и печь, в которой разогревалась ее молочная смесь.
Ванесса знает, что мы с Санди через неделю удираем без спроса в горы, она счастлива за нас и огорчена за бабушку Аманду и тетю Бетси.
— Сами виноваты, — говорю я, — если бы они нас отпустили, не пришлось бы врать.
— Они в ответе за тебя.
— Санди тоже в ответе за меня. Что со мной может случиться, если кругом будут взрослые люди?
— Бабушка Аманда и тетя Бетси переживают.
— Пусть привыкают, что я уже выросла.
Ванесса сидит на моей кровати, поджав ноги к подбородку, и разрабатывает стратегический план.
— Давай я приду к вам в гости с утра пораньше и буду их отвлекать.
— Как ты будешь их отвлекать? — говорю я, в очередной раз просматривая список крайне необходимых вещей, которые нужно будет тайно вынести из дома в раннее утро побега.
Вообще-то дядя Санди сказал, что все необходимое он купит по дороге, начиная от носков с подогревом и заканчивая теплыми курткой и шапкой. Лыжи нам выдадут на месте.
— Я приду к ним завтракать, — говорит Ванесса, — и буду вести отвлекающие разговоры.
Я отрываюсь от своего списка.
— Но они и так не будут волноваться, — говорю я, — они будут знать, что Санди просто забрал меня на показ своего фильма. Они даже не подумают о том, что во время завтрака мы уже будем подлетать к горнолыжному лагерю.
— Ну а вдруг? Вдруг понадобится моя помощь?
Вот такая она, Ванесса, добрая, бескорыстная, желающая обнять весь мир, всегда должна быть всем полезной.
— Ну хорошо, приходи к ним завтракать, — соглашаюсь я, — скрасишь их одиночество в мое отсутствие.
Потом мы с ней обсуждаем Маркуса, которого она недавно встретила в автобусе.
— Представляешь, отрастил челку до носа, ничего не видит, меня не заметил, он страдает по тебе, — делает вывод Ванесса.
— Да ну? — недоверчиво говорю я.
— Верно-верно, — кивает Ванесса, — очень страдает.
— Это ты загнула, он уже и думать забыл обо мне. А впрочем, как и я о нем, — говорю я, подавляя зевоту.
— Не может быть! Все вокруг только и говорили о вашей свадьбе, а они уже и думать друг о друге позабыли.
— Всем просто было нечем заняться, вот они и сплетничали.
— Все видели искренность ваших чувств!
— Не смеши меня, какая искренность чувств, если мы с ним знали друг друга с детства! О какой свадьбе могла идти речь? Замуж выходят за человека нового, таинственного и неразгаданного, а потом открывают и изучают его всю жизнь.
Ванесса сидит с открытым ртом и надкусанным печеньем в руке.
— Скажи, что ты пошутила! — говорит она.
— Я пошутила? Да я серьезна, как ясень!
— С тобой не соскучишься, — качает головой Ванесса. — Маркус мог бы открывать тебя всю жизнь.
Я пожимаю плечами.
— Наверное, ему показалось, что он уже все открыл.
Ванесса тянется за очередным печеньем, промахивается и опрокидывает тарелку с печеньем на пол. Потом мы с ней ползаем под столом, все там подбираем и стряхиваем с рук прилипшие крошки в тарелку.