Воссоединение (ЛП)
Пока Джейк вдруг не произнес голосом, в котором не осталось ни капли сонливости:
— Я не могу остановиться. Тормоза… Тормоза не работают.
А вот это уже интересно. Я наклонилась вперед. Наверное, посчитала, что Джейк хочет нас напугать.
Тут я увидела на спидометре скорость, с которой мы неслись к воротам. Джейк не шутил. Еще немного — и мы вылетим на четырехполосный перекресток с интенсивным движением.
— Прыгайте! — гаркнул он нам.
Сначала я не поняла, что он имеет в виду. Но тут увидела, как Джина пытается расстегнуть ремень безопасности, и до меня дошло.
Однако было слишком поздно. Мы уже ехали по пандусу, который вел к воротам и выходил прямо на шоссе. Если мы сейчас выпрыгнем, то умрем точно так же, как если вылетим на перекресток. По крайней мере, если мы останемся в машине, то окажемся под сомнительной защитой стального корпуса «рамблера»…
Джейк нажал на гудок, громко ругаясь. Джина закрыла глаза. Док обхватил меня руками и уткнулся в мое колено, а Балбес, к моему великому удивлению, начал вопить, как девчонка, прямо у меня над ухом.
Мы устремились с холма вниз, промчавшись мимо очень удивленной женщины в универсале «вольво» и ошеломленной японской пары в «мерседесе», которые умудрились ударить по тормозам, прежде чем врезались в нас на полной скорости.
Однако на следующих двух полосах нам уже не так повезло. Мы вылетели наперерез движению, и я увидела, что на нас, вовсю сигналя, несется фура с огромной надписью «Кот Том» на решетке радиатора. Надпись все приближалась и разрасталась, пока я вдруг не потеряла ее из виду, поскольку она оказалась над крышей автомобиля…
Тут я закрыла глаза, поэтому не была до конца уверена, произошел ли толчок, который я ощутила, лишь в моей голове, или «рамблер» действительно стукнули. Но тряхнуло нас так, что я услышала, как что-то щелкнуло в шее, как бывает, когда вагончик на американских горках неожиданно делает резкий поворот на девяносто градусов.
Однако, открыв глаза, я начала подозревать, что столкновение все-таки было настоящим, поскольку все вокруг кружилось, как в аттракционе «Чашки». Только мы были не на карусели. Мы все еще сидели в «рамблере», который волчком крутился поперек шоссе.
Пока вдруг не раздались тошнотворный скрежет и громкий треск разбитого стекла, и мы не замерли после еще одного сильнейшего удара.
Когда рассеялись дым и пыль, мы обнаружили, что наполовину въехали в информационное туристическое бюро Кармела. На лобовом стекле у нас повисла вывеска «Добро пожаловать в Кармел!»
Глава 16
— Они убили мою машину.
Кажется, это все, что Соня был способен произнести. Он повторял это с того момента, как мы выбрались из развалины, которая когда-то была «рамблером».
— Моя машина. Они убили мою машину.
Неважно, что вообще-то она была не его. Машина принадлежала семье — ну или по крайней мере всем детям.
И неважно, что Соня, судя по всему, не мог нам внятно объяснить, кем были эти таинственные «они», которых он подозревал в убийстве своего автомобиля.
Он просто повторял это снова и снова. И чем дольше об этом говорил, тем больше до меня доходил весь ужас произошедшего.
Потому что убить пытались, разумеется, не машину. О нет. Жертвами должны были стать пассажиры, сидевшие в машине.
Или, если быть более точной, пассажирка. Я.
Я, правда, совсем не считаю, что у меня завышено самомнение. Честно, я действительно подумала, что это из-за меня подрезали тормоза «рамблера». Да, их подрезали, чтобы тормозная жидкость в конце концов полностью вытекла. «Рамблер» был даже старше моей мамы — хотя не настолько стар, как отец Ди, — и у него была только одна тормозная трубка, что делало его уязвимым как раз для такого рода атак.
Дайте-ка подумать, и кому же из знакомых мне людей захотелось бы увидеть, как я погибаю в ярком огне? О, подождите, знаю. Как насчет Джоша Сондерса, Кэрри Уитмэн, Марка Палсфорда и Фелисии Брюс?
Дайте этой девушке приз.
Разумеется, я не могла никому рассказать о своих подозрениях. Ни полиции, которая подъехала и составила рапорт об аварии. Ни парням из скорой, которые поверить не могли, что, за исключением пары синяков, никто из нас серьезно не пострадал. Ни ребятам из автосервиса, приехавшим, чтобы увезти останки «рамблера». Ни Майклу, который вырулил с парковки буквально перед нами и, услышав шум, повернул обратно и оказался одним из первых, кто попытался помочь нам выбраться из машины.
И уж точно не маме с отчимом, появившимся в больнице со стиснутыми губами и бледными лицами и постоянно повторяющим: «Просто чудо, что никто из вас не пострадал» и «Теперь вы будете ездить только на «лендровере».
Последнее заставило Балбеса повеселеть. «Лендровер» был куда вместительнее «рамблера». Наверное, Балбес решил, что там будет гораздо проще принять горизонтальное положение с Дебби Манкузо.
— Я просто не понимаю, — сказала мамуля гораздо позже, когда больничный персонал закончил делать нам рентген, проверять зрение, тыкать и совать в нас всякие штуки и, наконец, отпустил домой. Мы сидели в обеденном зале «Пенинсьюла Пицца». Именно здесь работал Соня, а еще оказалось, что это одно из немногих мест в Кармеле, где можно получить столик на шестерых — семерых, если учитывать Джину, — без предварительного заказа. Для посторонних мы, должно быть, выглядели как одна большая счастливая семья (ну, кроме Джины, которая вроде как выделялась, хотя и не так сильно, как можно было бы подумать), которая праздновала что-то вроде победы в футбольном матче.
И только мы знали, что празднуем то, что все мы до сих пор живы.
— То есть это же чудо какое-то, — продолжала мама. — Доктора именно так и думают. Я имею в виду, что никто из вас серьезно не пострадал.
Док продемонстрировал ей свой локоть, который поцарапал об осколки стекла, когда вылезал из машины.
— Если в рану попадет инфекция, она может оказаться крайне серьезной, — сказал он голосом маленького травмированного мальчика.
— О, дорогой. — Мама потрепала его по голове. — Я знаю. Ты вел себя так храбро, когда доктора накладывали швы.
Все остальные молча закатили глаза. Весь вечер Док старательно изображал из себя раненого бедняжку. Но это делало счастливыми его и мамулю. Она попыталась провернуть эту штуку с трепанием по голове и со мной, и я чуть не сломала руку, стараясь увернуться.
— Это не чудо, — покачав головой, возразил Энди, — а просто слепая удача. Повезло, что вы не погибли.
— Слепая удача тут ни при чем, — заявил Соня. — Нас спасли мои превосходные водительские способности.
Как бы мне не хотелось это признавать, но Соня был прав. (И где он выучил слово «превосходные»? Он что, за моей спиной готовился ко вступительным экзаменам в университет?) За исключением той части, где мы влетели в витрину, он вел эту тачку — без тормозов — словно профессиональный гонщик «Инди-Пятьсот». Я вроде как понимала Джину, которая вцепилась в его руку и не сводила с него преклоняющегося взгляда.
Из уважения к Соне, которое я теперь испытывала, я даже не смотрела, чем они с Джиной занимались на заднем сидении «лендровера» по дороге домой.
А вот Балбес, разумеется, смотрел. И то, что он увидел, повергло его в прескверное расположение духа.
Однако когда Балбес врубил у себя в комнате Мэрилина Мэнсона и начал громко топать в такт, то этим лишь допек отца, который быстро перешел от благодарности судьбе, что все обошлось, хотя он был близок к тому, чтобы потерять своих «мальчиков… и тебя, Сьюз. О, и Джину тоже» к ярости от того, что приходится слушать музыку, которую он охарактеризовал как «тлетворную и отравляющую разум».
Я в одиночестве поднялась к себе в комнату (Джина исчезла в неизвестном направлении; ну ладно, хорошо, я знала, где она, просто не хотела об этом думать) и решила, что шум в коридоре мне только на руку. Так никто не сможет подслушать очень неприятную беседу, которая мне предстояла.