Изанка роковой интриги
Я вас любил, любовь еще, быть может,В моей душе угасла не совсем…Написано оно в конце 1829 года. Даже в специальной литературе, не говоря уж о массовой, подчас скрывался адресат этого стихотворения, хотя он известен. В самом деле, не обязательно устанавливать прямую связь между строками, написанными сочинителем, и его поступками, тем более, что это же стихотворение Пушкин немного позднее вписал в альбом Анне Олениной. Парадоксальный факт биографии великого русского поэта в том, что в процессе сватания его к идеальной «мадонне» Наталье Гончаровой роковая страсть была, увы, не к невесте.
С одной стороны, как это ни звучит наивно, жаль, что одно из лучших в мире стихотворений о любви обращено не к будущей жене, а к леди-вамп, «черной душе», которую Пушкин называл демоном, к стукачке, которая стала одной из самых мерзких окололитературных особ XIX столетия. Обидно, что с ней, великой авантюристкой, а вовсе не с невестой, у нашего Пушкина было все, как он выразился, самое судорожное и мучительное в любовном опьянении, и все, самое ошеломляющее в нем. А с другой стороны — приходим к мысли, что материалом для создания высокой литературы может быть кто угодно и что угодно; гению виднее, как ему жить, чтобы достичь идеала.
А пока что очередной разрыв отношений между Пушкиным и Собаньской произошел так же скоротечно, как возник. Приятелю Павлу Нащокину Пушкин сказал, что видит стихотворение: в нем отразится непонятное желание человека, который стоит на высоте и хочет броситься вниз. 4 марта 1830 года Пушкин выехал из Петербурга в Москву. По дороге он три дня приходил в себя у старой своей подруги Прасковьи Осиповой в Малинниках и крутил шашни в тамошнем девичнике.
В Москве, едва Пушкин там объявился, средь шумного бала, случайно (случайно ли?) он снова встретился с Натальей Гончаровой — семнадцатилетней красавицей, которую двенадцать месяцев назад увидел на балу у танцмейстера Иогеля. Опустошенный, усталый, ищущий спасения от безысходной страсти к Собаньской, запертый в России, он потянулся к нераспустившемуся бутону. Так сказать, по контрасту.
С одобрения Николая Павловича 6 мая 1830 года в Москве состоялась помолвка Пушкина. Но намерение его сыграть свадьбу до 1 июля не осуществилось, свадьба отодвинулась на неопределенный срок. Нужны были деньги. Отец выделил женящемуся старшему сыну часть имущества в сельце Кистеневе, в Болдинской вотчине: 200 душ мужеского пола с семьями, с причитающейся на эти души землей, лесом, дворами и всем прочим — на общую цену 80 тысяч рублей. При этом отец предусмотрительно оговорил в бумагах, что доход его сын получать с этого имущества может полностью, а продать не имеет права. Решение родителя было весьма разумное. В середине мая Пушкин проиграл в карты профессиональному игроку 24800 рублей, целое состояние, и стал просить денег в долг, готовый продать все, что попадет под руку.
Два месяца спустя Пушкин, оставив желанную невесту, двинулся в Петербург и там провел месяц. Чем он там был занят? Это еще одна неразгаданная страница его биографии. Николай Языков сообщил в письме родным: «Пушкин ускакал в Питер печатать „Годунова“». Но передав рукопись Петру Плетневу, Пушкин в печатании книги, конечно же, не участвовал, разве что прочитал за несколько часов корректуру. Деду невесты он написал, что едет на несколько дней, так как не получил денег и нужных бумаг, приятелю — что «все эти дни я вел себя как юнец, т. е. спал целыми днями».
Конечно, не изданием и бумагами занимаются по ночам. Так и написано в записке по-французски к Вере Вяземской: «Признаюсь к стыду моему, что я веселюсь в Петербурге и не знаю, как и когда я вернусь». С Верой, да и с некоторыми другими близкими ему женщинами он обожал делиться любовными похождениями. «Нам неизвестно, — считал Цявловский, — была ли летом 1830 года Собаньская в Петербурге, и общался ли с нею Пушкин в это время. Но эта возможность представляется нам очень вероятной».
Через полтора года русские войска под командованием фельдмаршала Паскевича подавили в крови восстание в Польше, и патрона Собаньской генерала Ивана Витта назначили военным губернатором Варшавы. Каролина отправилась за ним туда, но и после стольких лет периодической совместной жизни с Виттом выйти за него замуж не могла, поскольку графиня Витт была еще жива, но Собаньская с Виттом венчались тайно. У нее было много работы в польской столице. Не исключено, что Пушкин, будучи уже женатым, рвался в Варшаву, чтобы опять встретиться с ней. Но это только предположение.
Ее преданность российскому сыску в Варшаве не будет вознаграждена: несмотря на все старания Собаньской, отношения ее с Третьим отделением теперь не складываются. Она использует родственные связи, чтобы предавать поляков, а ее подозревают в связях с польской революционной оппозицией, хотя она встречается с ее деятелями по заданию. По поручению Витта с целью шпионить она едет в Дрезден, в центр польской эмиграции. Там она выясняет планы польских революционеров, бежавших из России. А в Петербург Николаю Павловичу докладывают, что она сама неблагонадежна, и царь требует от Витта, чтобы тот перестал «себя дурачить этой бабой», а ее выслать.
Собаньская пишет жалобное письмо Бенкендорфу, умоляя его разобраться в этом недоразумении, ведь она преданно и самозабвенно служила всю жизнь, помогая российской тайной полиции, не щадила себя, чтобы достать нужную информацию, а ее со скандалом отлучили от дел. Ответили ли ей, не известно. Была ли то неразбериха и дезинформация, или дело в том, что царь почему-то недолюбливал ее? А может, просто кошка постарела и разучилась ловить мышей? Причины изгнания Каролины не удается изучить глубоко: большая часть документов по понятным причинам отсутствует. Среди польских историков, с которыми мы говорили, бытует мнение, что слухи о доносительской деятельности Собаньской сильно преувеличены. Ее собственные признания, однако, такое мнение опровергают.
Расстался Витт с Собаньской в 1836 году, и она поехала в Крым. Вскоре, оглянувшись вокруг, она от отчаяния женит на себе виттовского адъютанта драгунского капитана Степана Чирковича (Вересаев ошибочно называет его Чирковым). Тот долго не может получить должность, а когда добивается, наконец, в Одессе чина, вскоре умирает. Одинокая Каролина Чиркович опускает черную вуаль и, в отличие от Пушкина, отбывает в Париж. Похоже, на прошлом поставлен крест.
В 1850 году умрет муж ее сестры Оноре Бальзак, и две сестры-вдовы будут проводить время вместе. Шестидесяти лет Собаньская выйдет замуж еще раз — за поэта Жюля Лакруа, а когда тот ослепнет, десять лет будет вынуждена ухаживать за ним. Эта женщина переживет почти всех своих любовников и закончит земной путь в другую эпоху, в 1885 году, когда ей исполнится 91 год.
Поразительно, что портреты графини Каролины Собаньской — а они, по-видимому, существовали — считаются исчезнувшими. Это можно понять: поместья в России, замки польских магнатов разворовывались, горели в огне войн и революций. В специальной литературе имеется ссылка на фотографию с портрета Собаньской, сделанного А.В.Ваньковичем. «К сожалению, — пишет Р.Жуйкова, — местонахождения портрета и фотографии с портрета не известны». Полтора десятка разных женских профилей, нарисованных Пушкиным на полях рукописей, называют в разных источниках профилями Собаньской. Впрочем, другие авторы соотносят эти же рисунки с иными разными подругами Пушкина. Между прочим, портрет ее сестры Евы (Эвелины), который мы видели в парижском музее, даже отдаленно ничем не сходен с рисунками поэта.
Поиски изображения пани Каролины привели нас в Варшаву. Случайная удача и помощь польской коллеги Алиции Володзько: в Архиве фотодокументов Варшавского Музея литературы имени Адама Мицкевича нашлась фотография с изумительного портрета немолодой женщины в роскошной раме. В музее нет сведений ни об оригинале, с которого сделано фото, ни о художнике, но имеется запись, что это Каролина Собаньская. На портрете ей лет сорок. Посадка головы, прямые нос и лоб, волосы удивительно похожи на рисунки, сделанные Пушкиным. Не эта ли исчезнувшая фотография упоминалась в работах советских пушкинистов? Не этот ли утерянный портрет был сделан польским художником Валентием Ваньковичем (не А.В.Ваньковичем, как указано в книге Р.Жуйковой). Ванькович жил в Петербурге с 1824 по 1830 год, но, судя по возрасту Собаньской, портрет ее сделан был позже, в Варшаве. Впрочем, не позднее 1842 года, когда Ванькович умер.