Одинокие сердца

— Тебе пришло в голову, что… — Одри запнулась: вернуть «Виллоу-Хаус» было уже попросту невозможно.
— Ты обожаешь «Виллоу-Хаус», и не думай, что я этого не знала. Возможно, именно поэтому ты полагаешь, что его новые владельцы никогда никому такой дом не уступят. Однако ты смотришь на него глазами человека, в жилах которого течет кровь Сеймуров, а те, кто сейчас владеет «Виллоу-Хаусом», не имеют к семье Сеймуров никакого отношения.
— А ты знакома с новыми владельцами?
— Нет, я понятия не имею, кто купил наш дом. Сэм взял все хлопоты по продаже на себя.
— Да уж — сказала Одри сердитым тоном. — Чтобы относиться к «Виллоу-Хаусу» так, как отношусь к нему я, явно недостаточно того, чтобы в жилах текла кровь Сеймуров… Так ты и в самом деле считаешь, что сможешь вернуть себе право собственности на наше семейное гнездо?
— Не знаю, известно ли тебе, но мне нет необходимости возвращать право собственности на наше, как ты говоришь, семейное гнездо. Речь идет лишь о доме. Я продала только дом.
Одри понятия об этом не имела.
— Ты продала только дом? Кто-то согласился купить лишь дом — без земли, на которой он стоит, без прилегающей к нему территории? — недоверчиво спросила Одри.
— Для этого могли быть разные причины, но мне приходит в голову только одна — нехватка денег.
— А я-то думала, что Сэм — очень толковый юрист. — Одри начинала сердиться. — Думала, что он заключил хорошую сделку. А теперь выясняется, что наше имущество было продано кое-как, в непонятной спешке, словно необходимо было во что бы то ни стало заключить эту сделку. Откровенно говоря, мама, я ничего не понимаю.
— Когда мы возвратимся из долины Луары, я внимательно ознакомлюсь с условиями продажи. В свое время я не захотела вникать в подробности и предоставила все это дело Сэму, а еще адвокатскому бюро твоего отца. Мне казалось, что Арчи не допустит невыгодных условий продажи. Он ведь был лучшим другом Сэмюеля и к тому же его зятем.
— Знаешь, если уж говорить начистоту, то мне всегда казалось странным стремление Сэма продать наш дом. — Одри не на шутку рассердилась. — В самом деле, если вдуматься, его действия выглядят подозрительными. Чем больше я о них размышляю, тем меньше они мне нравятся.
Виолетта только что услышала из уст дочери то, что раньше не раз приходило ей в голову. Она слишком долго не решалась обратиться за советом к Арчибальду Каннингему, однако теперь промедление было попросту недопустимо.
— Пока что мы с тобой, Одри, постараемся получить от нашей экскурсии максимум удовольствия. А там посмотрим.
— Я не стала бы называть экскурсией двухнедельные блуждания по легендарным замкам.
Несмотря на твердое намерение Виолетты и Одри сосредоточиться на поездке, в воздухе чувствовалось что-то зловещее, словно облачко дыма, предвещающее разрушительный пожар, и они не могли попросту закрыть на это глаза. У них возникли подозрения, и эти подозрения рано или поздно наверняка трансформируются в вопросы.
И один только Лорд преспокойненько дремал, положив морду на передние лапы и абсолютно ни о чем не беспокоясь.
  
5
 
— Сэм, дорогой, ужин на столе.
Сэм сидел на кровати в своей спальне, поставив локти на колени и подперев ладонями подбородок, и пытался расслабиться, чтобы не взорваться вспышкой неудержимого гнева из-за какого-нибудь пустяка. Ситуация с матерью выходила из-под контроля. Старушка каждый день преподносила какой-нибудь сюрприз. И с чего это ей вдруг взбрело в голову отправиться в какую-то — как ее там? — долину, да еще вместе с Одри? Поначалу Сэм полностью контролировал ход событий, но потом почему-то все пошло наперекосяк. Не хватало еще, чтобы в происходящее вмешалась его сестричка и тем самым еще больше все осложнила. Ей что, больше нечем заняться? С какой стати у нее вдруг возникло желание отправиться в туристическую поездку вместе с матерью? Ведь в течение нескольких месяцев Одри не появлялась у нее. Звонила разок в неделю — вот и все. Ситуация начинала выскальзывать у него из рук, и ему это, конечно же, не нравилось.
— Сэм, солнышко, ужин остывает!
— Уже иду, Алисон! — крикнул Сэм погромче, чтобы его услышала супруга на первом этаже их дома и чтобы заодно хоть немного ослабить нервное напряжение.
Сейчас ему больше всего хотелось совершить пробежку или пойти в спортивный зал, чтобы позаниматься часок на тренажерах. Да, именно в этом он сейчас и нуждался — позаниматься в спортзале, а затем подольше поплавать в бассейне. Потом еще, наверное, сходить в сауну или в турецкую баню. К черту ужин, Алисон и все остальное!
— Сэм!.. Любимый, ты хорошо себя чувствуешь?
Сэм ничего не ответил: он уже лихорадочно рылся в ящиках шкафов. Где, черт возьми, его тапочки? А плавки? В этом чертовом доме никогда ничего нельзя найти!
— Алисон!!! — гаркнул во всю глотку Сэм.
Несколько секунд спустя в дверях появилась недоуменно хлопающая ресницами Алисон.
— Сэм!.. Почему ты… — Она запнулась, увидев, какой беспорядок устроил в комнате ее муж. — Почему ты так кричишь? Знаешь, дорогой, ты вызываешь у меня серьезное беспокойство.
Сэм продолжал рыскать по ящикам с таким видом, как будто его жена и не заходила в комнату.
— Ты можешь мне объяснить, что ты сейчас делаешь? Ты же перевернул тут все вверх дном!
— Где, черт возьми, моя спортивная одежда? — сердито крикнул Сэм. — И спортивная сумка куда-то подевалась! Черт бы тебя побрал, Алисон, куда ты спрятала мои вещи?
Алисон пыталась сохранять спокойствие: она даже обрадовалась, что ей представилась возможность проявить себя настоящей леди.
— Послушай, Сэм, твои грубые слова и крик кажутся мне не совсем уместными. Дети и так вернулись домой взволнованными…
Перестань болтать глупости и немедленно скажи мне, где ты прячешь мою спортивную одежду и спортивную сумку!
Алисон, вздрогнув, с обиженным видом выпрямилась.
— Твоя спортивная одежда лежит на первом этаже в шкафу, который стоит возле лестницы, вместе с резиновыми сапогами, плащами и всем остальным.
Алисон сначала говорила абсолютно спокойным тоном, но затем не выдержала и по ее щекам потекли слезы. В последнее время манеры мужа стали буквально невыносимыми. Он демонстрировал характер в таких бурных формах, какие еще совсем недавно были ей попросту незнакомы… Сэм почувствовал, что перегнул палку, и решил отступить.
— Ну ладно, ладно, Алисон. — Он хотел было подойти к ней, но резко остановился. Ему было неприятно смотреть на то, как его жена хнычет из-за пустяков. Не хватало еще, чтобы она сейчас закатила очередную дурацкую истерику. — Успокойся, Алисон, ты же знаешь, что я не выношу твоих слез…
— Мне непонятно, почему ты так себя ведешь, — пробормотала, всхлипывая, Алисон. — И вообще ты в последнее время стал каким-то другим. Ты теряешь самообладание из-за любого пустяка. Ты уже не находишь времени на то, чтобы побыть с детьми, а когда все-таки приходишь домой достаточно рано для того, чтобы поужинать вместе с ними, вдруг решаешь пойти в этот чертов спортзал… — Алисон, удивившись самой себе, тут же прикрыла театральным жестом рот ладонью: вот и она уже разговаривает, как он. — Кроме того, ты заражаешь меня своей привычкой употреблять грубые слова, чего раньше за мной никогда не замечалось.
Алисон снова заплакала. Она была уверена, что Сэм сейчас подойдет к ней и, обняв, начнет утешать. Ей нравилось демонстрировать изысканные манеры, суть которых она никогда толком не понимала, однако неизменно призывала их на помощь в конфликтных ситуациях. Это был ее способ самоконтроля. Сэм предпочел бы, чтобы жена на него накричала, чтобы она разозлилась и послала его к чертям собачьим или даже дала ему пощечину. Однако Алисон была на это неспособна. Ее воспитание не позволяло ей вести себя подобным образом. Более того, ее воспитание вообще почти ничего ей не позволяло. Она считала себя респектабельной женщиной, которой не пристало совершать, как она сама говорила, «неблаговидные поступки».