Победительница

Однажды вечером я ждала Владимира, чтобы поехать на фестиваль детских хоров, чтобы вручать призы победителям. Я ждала, но его не было. Я позвонила – телефон не отвечал. Пришлось вызвать такси. Я провела мероприятия с беспокойством за Владимира. Потом позвонила его маме, она встревожилась, потому что была уверена, что Владимир со мной. Мы начали отыскивать его вместе.
В вечерних новостях по телевизору передали репортаж с места аварии. Самое странное, что момент аварии был снят и показан. Ведущие программ говорили, что это запись с камеры уличного наблюдения. Но, я помню, качество было слишком хорошим для такой камеры. На это было страшно смотреть: автомобиль Владимира выдвигается на перекресток, и тут слева на большой скорости летит машина с длинным капотом и ударяет в дверцу, за которой сидит Владимир. А потом кадры, как эту дверь вынимают и достают Владимира.
Он остался жив, ему только повредило левую руку и сломало два ребра.
Я прекрасно поняла, что произошло. Я поняла, что чудовище в ответ на мой сигнал подало свой – о том, что оно может не только миловать, но и наказывать. И я решила принять вызов, но теперь уже не рисковать другими людьми. 
Одна из саратовских телекомпаний имела передачу со странным названием «Маркиза». Туда приглашали очень известного человека и сначала прятали его, а аудитория должна была по наводящим вопросам угадать, кто сейчас появится в студии. Попасть на такую передачу даже в качестве гостя было большой честью, так как ее смотрела вся Саратовская шэнцзи 40. Естественно, я была постоянным гостем этих передач. 
И вот приехал бывший саратовец, исполнитель песен в стиле samopal 41 Алексей Слаповский 42.
Его довольно быстро угадали, он вышел перед публикой, началось общение: вопросы, ответы. Я подняла руку и спросила:
– Скажите, а как бы вы поступили, если бы чувствовали, что кто-то анонимно вмешивается в вашу жизнь?
– Постарался бы узнать, кто это и что ему нужно, – вполне ожидаемо ответил Слаповский, но именно этого я и хотела.
– А если он скрывается, не хочет встречаться?
Чуть подумав, Слаповский сказал:
– Тогда бы я публично, в газете или прямо вот сейчас, когда нас смотрят, сказал бы: эй, ты, если не трус, перестань прятаться! Рано или поздно ты вылезешь на свет, потому что мало кому интересно строить пакости анонимно. И все тогда поймут, какая ты мелкая сволочь. Я назначаю свидание тебе... – и тут бы я назначил ему свидание в конкретном месте и в конкретное время, – сказал певец.
Я тут же воспользовалась. Глядя в камеру, я сказала:
– Ты трус и подлец, если не перестанешь прятаться. Сегодня же я жду твоего звонка, и мы договоримся!
Ведущий, хоть был человек опытный и остроумный, слегка растерялся, но взял себя в руки и вернул передачу в нормальное (земное продолговатое ложе, где течет река).
Звонок раздался тем же вечером. Голос, который я уже слышала, сказал: 
– Вас ждут у памятника Столыпину завтра, в восемь часов вечера. Будьте одна. Своему приятелю ничего не говорите, иначе ему будет плохо.
– Ему и так плохо, он в больнице, – напомнила я.
– Надо аккуратнее ездить, – издевательски посоветовал голос. 
 
Письмо двенадцатое
На следующий день без пяти минут восемь я была на Театральной площади у подножия памятника Столыпину, который высился на десятки метров, простирая надо мной руку 43.
Я оглядывалась и никого не видела.
Я понимала, что совершаю почти безрассудный поступок, но что оставалось делать? Чувствовать постоянную угрозу жизни твоим близким, постоянное наблюдение, чью-то непрошеную заботу? Нет, лучше всё сразу выяснить. 
Две девчушки прошли мимо меня. Пошептались, оглядываясь, вернулись. Спросили:
– Здравствуйте, это вы?
– Я.
– А можно автограф?
– Пожалуйста.
Девчушки заволновались: время было летнее, не школьное, они не носили при себе бумаги и того, чем пишут, у меня тоже ничего с собой не было. 
– Сейчас! – закричали девчушки и куда-то умчались.
Зазвонил телефон. 
Голос сказал: 
– Повернитесь и посмотрите на дорогу. Прямо перед вами машина. Идите к ней, садитесь.
Я пошла к большому черному кару, открыла дверцу, села.
Машина тронулась.
Я увидела двух девчушек, которые бежали к памятнику, размахивая руками.
Возникла странная мысль: по крайней мере, они запомнят, на какой машине меня увезли.
Водитель был отделен непроницаемой перегородкой. А потом и на окна опустились шторки, включился свет, но я теперь не видела и не понимала, куда мы едем.
Это напоминало какой-то дурной жанр.
Через несколько времен машина остановилась. Вокруг было тихо, за исключением звуков диких птиц. Я почему-то сразу подумала, что это лес.
Так и оказалась. Дверцу открыли, я вышла, увидела вокруг высокие деревья. 
Человек, который открыл мне, был в маске с прорезями для глаз.
Я засмеялась и громко сказала в пространство:
– Слушайте, это просто смешно! Чего вы хотите?
Молчание было в ответ.
Меня привели на обычную поляну, где вкопана была в землю деревянная скамеечка. Сопровождающий удалился, я села и стала ждать.
Сзади послышался голос:
– Здравствуйте.
Я оглянулась.
Ничего, только густые кусты и дерево, стоящее среди них.
– Не пытайтесь меня увидеть, – сказал голос.
– Я и не пытаюсь. Как вас зовут?
– Ну, допустим, Степан.
– Что вам нужно?
Невидимый человек хмыкнул:
– Вас, конечно.
– Такими способами вы ничего не добьетесь.
– Я знаю. Но зато других отважу. Мне надо вас сохранить. Сейчас я не могу вами воспользоваться. Мне еще много нужно сделать, а вы, как я понял, лишаете силы тех, на кого смотрите.
– Какие-то придуманные дурацкие мифы, – пробормотала я.
– И тех, кто на вас слишком близко смотрит, – продолжал голос. – Поэтому я страхуюсь. Я не могу сейчас обнаружить себя. Через три года или раньше. Через три года я вас возьму. Я должен это сделать. Я даже представить себе не могу, что у меня не получится. Вы только мне будете принадлежать. Никому больше не позволю, всех поубиваю, всех уберу с дороги.
Эти зловещие слова произносились совершенно спокойным, даже как бы унылым голосом. Человек будто не грозил страшными вещами, а жаловался, что у него насморк, и перечислял симптомы. Эта ассоциация с болезнью, Володя, сам понимаешь, родилась не случайно: он, даже невидимый, показался мне больным человеком. И я прямо ему сказала об этом.
– Да нет, – сказал он. – Я здоровый. Даже очень. Просто много думаю о себе, очень честолюбивый. Считаю, что мне должно принадлежать самое лучшее. А почему нет? Почему другие пользуются лучшим, а я – чем попало? С какой стати? 
Я размышляла по ходу разговора и понимала, что ситуация тупиковая. Человек явно маньяк, раб своей идеи, с ним невозможен диалог. Нужно его успокоить, обмануть, но при этом выговорить себе условия нормального существования.
– Хорошо, – сказала я. – Вижу, вы человек сильный, целеустремленный. Мне это нравится. Но что вы предлагаете? Не жить эти три года? 
– Почему? Живите. Только замуж не надо выходить.
– Я и не собираюсь. Но даже если выйду, разве это вам помешает? Разве для вас это большое препятствие?
Голос рассмеялся.
– Действительно, мне, в общем-то, все равно, кто у тебя будет через три года, вернее, тогда, когда я смогу выйти перед тобой. Это может быть и раньше. Надеюсь, что раньше. Просто тебе может быть неприятно, если я кого-то уберу. Понимаешь?
– Повторяю, – ответила я спокойно, – у меня нет планов на замужество и вообще на серьезные отношения. Вам, может, говорили, какая у меня вообще реакция на людей?