Современная норвежская новелла
Я оглядываюсь по сторонам. Все лихорадочно строчат. У многих красные пятна на щеках. Похоже, лекция их воспламенила. Смотрят профессору в рот как загипнотизированные. Никто друг с другом не болтает. Что до меня, я отнюдь не в восторге. В теории-то все хорошо и гладко. Да только как осуществить это на практике? Допустим, я начну разговаривать с неким противником в оскорбительном тоне. Что он сделает? По всей вероятности, тоже начнет меня оскорблять. Выходит, я этим ничего не достигну. Или он же еще и одолеет меня. Так что я сам утрачу чувство собственного достоинства и не у него, а у меня возникнет эта самая потребность в признании. Но профессор, по-видимому, еще не кончил.
— Как же нам надо действовать, чтобы привести противника в такое психологическое состояние? Я уже сказал, что прежде всего мы должны оскорбить его самолюбие. Этого можно добиться множеством разных способов. Можно методично «долбать» его. Говорить о его безобразной внешности, вообще выискивать в его наружности наиболее уязвимые места и бить по ним. Или можно насмехаться над его речью, над его походкой, над его манерами, вообще любыми средствами давать ему почувствовать, что он абсолютный кретин. Главное тут — найти его самое слабое и уязвимое место. Если у противника есть физический недостаток, мы сосредоточиваем свой огонь на нем. Если есть какой-то интеллектуальный изъян, мы его раздуваем до чудовищных размеров. Или, если он, скажем, художник, мы поднимаем на смех все его творения.
Тьфу, до чего примитивно. Ладно, сейчас я прижму его к стенке. Я поднимаю руку:
— Господин профессор, но как же нам удастся ударить по самолюбию противника, избежав ответного удара с его стороны по нашему собственному самолюбию?
Профессор морщит лоб, но затем легкая улыбка вновь разглаживает его лицо.
— Вопрос правильный. Важный вопрос. Сейчас я как раз и перейду к его рассмотрению. Во-первых. Мы атакуем — если только можно в данном случае употребить это слово, — мы атакуем противника кучно. Это означает, что, когда нам нужно обработать или, скажем так, отделать противника, мы всегда должны действовать группой, чтобы сообща дать ему почувствовать, какое он ничтожество. То есть, нас должно быть много против одного. И второе важное обстоятельство. Атакуемый должен по возможности находиться в окружении равнодушных или пассивных людей. Вы сами знаете, гораздо неприятнее, когда тебя, что называется, сажают в лужу при свидетелях, на потеху публике, чем если ты при этом один. Ну как, я ответил на ваш вопрос?
Я киваю и слегка краснею.
— И затем еще некоторые частности, — продолжает профессор. — Прежде всего, проблема языка. Часто противник говорит на языке, которого мы не знаем, тогда мы, разумеется, должны выучить язык, прежде чем приступать к операции. Но при нынешних достижениях лингвистики это вряд ли представит особую трудность. И скажу уж вам сразу: все вы прошли тщательную проверку и строгий конкурсный отбор. Желающих прослушать этот курс было пятнадцать тысяч. Из них, как видите, отобрали вас, пятьдесят человек. Вы, можно сказать, суперэлита. Среди вас нет ни одного человека с коэффициентом умственного развития ниже ста пятидесяти. Помимо всего прочего, мы подробно беседовали с вашими родителями, преподавателями, психологами и другими людьми, которые были с вами в тесном контакте. Так что вот, теперь вы это знаете.
В заключение мне хочется проверить, как вы усвоили пройденный материал. Вы слышали, я вам привел несколько примеров, каким образом надо действовать, чтобы уязвить самолюбие противника. У кого из вас есть на этот счет собственные предложения?
Аудитория не откликается. Мы переглядываемся. Мертвая тишина. Но вот миниатюрная рыжеволосая девица выкидывает руку вверх:
— Еще, наверное, можно издеваться над родиной противника.
Профессор секунду размышляет.
— Не думаю, чтобы это было особенно эффективно. Чувство патриотизма отошло уже, пожалуй, в область преданий. Во всяком случае, патриотизм не настолько глубокое и личное чувство, чтобы иметь сколько-нибудь заметное влияние на чувство собственного достоинства.
Другой студент поднимает руку:
— Еще можно послать противнику оскорбительное письмо, можно анонимное.
— Нет. Вы забываете об одном важном факторе. Самолюбие противника следует атаковать в присутствии других людей. Иначе это будет недостаточно эффективно. Ведь нам больнее всего тогда, когда другие становятся свидетелями нашего позора. Когда они над нами смеются или, например, ни с того ни с сего умолкают при нашем приближении.
Мне приходит в голову идея, и я поднимаю руку:
— А может быть, эффективно было бы подвергнуть нападкам систему ценностей противника, его отношение к семье, религии, нравственности и всяким таким вещам?
Профессор удовлетворенно кивает.
Я краснею.
— Вот это может дать существенные результаты. В случае если противник имеет четкие ценностные представления, это, несомненно, окажется весьма эффективным. Но тут необходимо заранее разведать, какова шкала ценностей противника, религиозные убеждения и все такое прочее. Правда, этот прием почти совсем не используется в упомянутых мною военных училищах европейских стран, но я считаю, что его обязательно следует испробовать, и я вам благодарен за поданную мысль. Если вы не против, я выдвину эту идею — назовем ее идеей ценностной атаки — на предстоящей международной конференции по этим вопросам.
Прежде чем закончить сегодняшнее занятие, давайте проверим на практике, как действует метод, краткое теоретическое введение в который вы только что прослушали. Пригласим кого-нибудь одного из вас выйти сюда, а остальные попытаются растоптать в нем чувство собственного достоинства. Само собой, на короткое время, потом мы в два счета его восстановим. Вот вы, последний из выступавших, вы, что предложили ценностную атаку, прошу вас сюда. Вы наверняка выдержите — думаю, я в вас не ошибусь.
Я встаю и выхожу вперед. Лица присутствующих обращены ко мне. Все уставились на меня испытующе. Боюсь, не так-то просто им будет найти, что раскритиковать. Я усмехаюсь. Профессор смотрит на меня. Внезапно лицо его делается жестким.
— Нет, вы поглядите! Ну и вид — как есть крыса. Зубы-то. Передние два здоровенные, а по бокам совсем чуточные, фу ты, господи, крысиная морда!
Я чувствую, что заливаюсь краской. Вот дьявол, вечно я краснею. Я пытаюсь прикрыться улыбкой.
— Ага, вон он как теперь улыбается — зубы-то не показывает! Значит, проняло! — слышится голос из зала.
За ним раздаются другие голоса. Холодные, жестокие, боже, да они меня все ненавидят. Какого черта, что я им сделал? Нам же вместе учиться, в одной группе… Нет уж, после такого… Я закрываю глаза, а их реплики так и щелкают меня по барабанным перепонкам.
— Лучше бы вовсе не улыбался. Кривая, беззубая, холуйская улыбочка — ну и субъект, весь как на ладони!
— Коротышка! Интересно, какой у него рост? Сто шестьдесят? Или сто шестьдесят пять? Только уж не больше, это точно. Вот маломерок!
— Во мне сто семьдесят сантиметров.
— Как бы не так. Ишь ведь пыжится — мания величия в буквальном смысле слова! Да и то сказать, неудивительно. Этакий недоросток.
— А что, у маленьких есть свои преимущества! — девичий голос. — Он, когда этим занимается, лицо между грудей положить может.
Хохот. Безудержный хохот.
— А ноги у этого субчика! Какой размер-то, тридцать шестой? Ты бы лучше покупал себе один башмак сорокового размера, как раз обе ножки уместятся!
— У меня есть знакомые, у них дочурка из туфелек выросла. Я им скажу, пусть ему подарят.
— Заткнитесь, гады! — ору я и бросаюсь к двери.
Профессор Бёрре хватает меня за руку и держит. Он улыбается.
— Молодцы, вы действовали достаточно эффективно, — говорит он собравшимся. Потом поворачивается ко мне. — Ну, выдержали? — Он смеется. — Конечно, я же знаю, вы один из наших самых перспективных студентов. У вас и коэффициент умственного развития, и все прочие данные на очень высоком уровне.