Параня
- Да здравствует Параня!.. Да здравствует великий и мудрый!..
На площади у тошниловки их встретил сумрачный Силин, пожилой, толстый милиционер, заменивший обезвреженного Ваню Душного.
- Да здравствует Параня!.. Да здравствует...
Силин схватил Симаху за шиворот, деловито тряхнул:
- Пойдем!..
- Да здравствует великий Сталин!..
- Ид-ди, рвотное!- Силин оторвал Симаху от Парани.
- Да здравствует Параня! Верный и преданный...
Бенц по шее!
- Да здравствует великий Сталин!
Силин поднял кулак, но подумал и не ударил.
- Да здравствует Параня!
Удар!
- Да здравствует Сталин!
Пропуск удара.
- Да здравствует Параня!
Снова удар.
И так, под перемежающиеся удары и патриотические лозунги, ушел из жизни Симаха Бучило, развеселый человек.
Он не раз, сопровождаемый аккомпанементом по шее, уходил в милицию, но всегда быстренько возвращался. Теперь не вернулся, должно быть, попал в число сообщников Вани Душного. Что в общем-то верно - Симаха Бучило и Ваня Душной общались часто и энергично.
Бучило был последней жертвой Парани.
Кончилось все это неожиданно и печально.
Опять все на той же площади перед тошниловкой, под столбом, увенчанным неумолкающим громкоговорителем, Параня наткнулась на Зорьку Косого.
Все боялись Зорьки в поселке, но даже он, Зорька, сворачивал за угол, когда видел Параню. И вот случилось...
Параня, должно быть, вспомнила, что когда-то стращала им: "Ножиком вас зарежет..." Вспомнила про нож и подняла на Зорьку Косого пляшущий грязный палец:
- Во-о!.. Во-о!.. Виж-жу! Виж-ж...
И больше ничего не сказала. Зорька прыгнул, как петух на кошку.
- Заткнись, курва!
Коротко стукнул свинчаткой по острому стриженому темени.
Параня не вскрикнула, она только закружилась, развевая вокруг тощих расчесанных ног клейменый подол. И упала плашмя, ударилась плоским затылком об утоптанную землю, из-под изумленных бровей глаза уставились вверх на столб, на репродуктор.
А бодрствующий репродуктор на этот раз настойчиво славил Человека, не избранного, не гения из гениев, не великого средь малых, а просто Человека:
"Я вижу его гордое чело и смелые, глубокие глаза, а в них - лучи бесстрашной, мощной Мысли, той Мысли, что постигла чудесную гармонию вселенной, той величавой силы, которая в моменты утомленья творит богов, в эпохи бодрости их низвергает..."
Словно из-под земли, из-за углов, из калиточек стали выползать люди. Помятенькие, завороженно притихшие, испуганные и сгорающие от любопытства, они окружили Параню.
Та лежала, раскинув тонкие руки, бестелесно плоская, хрупкая - уже готовые мощи с невинным лицом девочки и старухи. Бросались в глаза огромные ступни ног, разбитые вширь, с коряво торчавшими изувеченными пальцами, с чугунно твердыми подошвами. Ноги, не знавшие обуви ни зимой, ни летом. Натруженные ноги исполина, носившие по грешной земле истощенное тельце нищенки. И щетинистые брови, изумленно вскинутые, и мутнеющий взгляд, нацеленный на репродуктор в синем небе.
А репродуктор славил с высоты неба:
"Вооруженный только силой Мысли, которая то молнии подобна, то холодно-спокойна, точно меч, идет свободный, гордый Человек..."
Зорька Косой пришел в себя и рванул на груди рубаху:
- Граждани-и! За чи-то она меня? Чи-то ей сделал Зорька Косой? Граждани-и! Будьте свидетелями-и!..
Граждане молчали и глядели не на Косого, а на чугунные исполинские ступни ног.
Зорька рванул на груди рубаху, а репродуктор перекрывал его рыдающий голос, внушал великое:
"Так шествует мятежный Человек сквозь жуткий мрак загадок бытия - вперед и выше, все - вперед и выше!"
В стороне же, на отдалении, стоял инкассатор Молодцов и плакал. Оплакивал Параню? Да нет. Молодцов - культурная личность - умел ценить высокое слово, да еще вовремя сказанное. А как нельзя более кстати напоминал репродуктор о мятежном Человеке, идущем вперед и выше. Плакал Молодцов тайком, не умел иначе. И, конечно же, слез его никто не заметил.
Зорьку Косого судили. На вопрос: "Что заставило вас совершить убийство?" - он отвечал:
- Да как же, граждане судьи, она ж меня по крайней умственной отсталости под статью пятьдесят восемь подвести могла, во враги бы народа Зорьку Косого записали! Никак не согласен! Уж лучше смертоубийство - статья сто тридцать шесть, милое дело...
За чистосердечное признание к нему снизошли - судили по статье сто тридцать шесть как убийцу, а не как презренного врага народа.
Д о к у м е н т а л ь н а я р е п л и к а.
Повально знаменитое в свое время фото - Сталин с девочкой в матроске. Подпись под ним: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!"
Имя этой девочки - Г е л я, дочь наркома земледелия Бурят-Монгольской АССР Ардана Ангадыковича М а р к и з о в а.
27 января 1936 года в Кремле происходил прием руководителями партии и правительства трудящихся Бурят-Монгольской АССР. Делегацию из шестидесяти семи человек возглавляли секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б) М. Н. Ербанов, председатель Совнаркома Бурят-Монполии Д. Д. Доржиев, председатель ЦИК республики И. Д. Дампилон. Присутствовал, разумеется, и отец Гели.
Во время торжественного заседания шестилетняя Геля поднесла букет цветов Сталину, и тот взял ее на руки. Этот момент и был запечатлен на снимках, облетевших всю страну, ставших плакатом.
- Что ты хочешь получить в подарок - часы или патефон? - спросил Сталин.
- И часы и патефон, - ответила Геля.
Действительно, на следующий день она получила золотые часы и патефон с набором пластинок. На том и на другом подарке было выгравировано: "Г е л е М а р к и з о в о й о т в о ж д я н а р о д о в И. В. С т а л и н а".
Отца Гели среди других наградили орденом Трудового Красного Знамени.
Вскоре его арестовали и расстреляли вместе с Ербановым, Доржиевым и другими. Мать Гели сразу же после этого погибла при невыясненных обстоятельствах - на ночном дежурстве в городской больнице, где она работала врачом.
Геля осталась сиротой, долго жила в нищете и безвестности, хранила подарки Сталина.
1969-1971