Обсидиановый нож (сборник произведений)

— Ваши номера, господа монтажники!
Они подняли левые руки, показали номерные пластинки браслетов. Не оборачиваясь, охранник набрал номера на клавиатуре. Пока он всматривался в браслеты, Глор и Ник быстро переглянулись и взглядом напомнили друг другу: перчатки придутся впору. Не лопнут. Так сказал Учитель.
Ник первая получила перчатки и нарочито медленно принялась их разворачивать. Если это случится, пусть случится сразу у обоих. Бессмысленное желание, но такое понятное… Каждый раз им бывало страшно при выдаче перчаток — извечно, с детства. Даже зная, что бояться нечего, они боялись. Ник зажмурилась, напрягла левую руку и всадила пальцы в жесткую, прохладную перчатку. Во имя Пути, пронесло! С легким, характерным шелестом синяя пластмасса осела на руке. Облила ее, как вторая кожа. На этот раз пронесло…
За порогом кончалось поле нулевого тяготения. Первый шаг надо было сделать плавно, с плотным упором на всю ступню. Раз-два! Хрустнули суставы. Свет Большого Солнца ударил в лица. Они зажмурились и пошли, тяжело ступая по синей траве.
Был поздний час дня. Большое Солнце висело на полпути от зенита к горизонту, а Малое уже скрылось за деревьями. Балоги оглянулись на Башню. Титановые бока ее блестели как полированные. Изломанное, чудовищно вытянутое отражение Большого Солнца слепило глаза. Башня отражала Солнце по всей своей высоте, как огромная прямая река, поставленная дыбом, сверкающая бликами, рябинами и пластинами света. С середины и выше Башню освещали оба Солнца — вершина блестела, как огненный меч.
Малое Солнце было красным карликом, крошечной звездой с мутным багряным светом…
— Красиво, — тихонько сказала Машка-Ник.
— М-м.
— И все синее. Смешно…
— Да, — сказал Глор. — Пошли.
Они шли по синей траве. За ними шагали синие тени. Справа и спереди — малиновые, в отраженном свете Башни. Вот он, их новый-старый мир. Синие деревья, двойное Солнце. Все, что они видели тысячи раз — и никогда. Подошвы свистели и шуршали по жесткой траве. Многоствольные деревья с плоскими кронами окружали Башню. Белые воздушные корни шевелились, поворачивая кроны за Солнцем. На верхних ветвях грелись лаби-лаби — летающие полотнища, очень полезные существа. Безглазые лаби-лаби, слепые охотники, — эмблема Десантников. Они видели всем телом.
На ветке ближнего дерева зашевелился здоровенный лаби-лаби. Он отогнул уголок, направил его на прохожих — проверил, что за движение. Разочарованно выправил уголок и вдруг напрягся. Тело его выгнулось, приняло форму чаши — так лаби-лаби приглядываются ко всему летающему в небе. Еще миг — и он со свистом, блеснув белой изнанкой, взмыл над деревьями и схватил какую-то добычу. Весь свернулся, как сачок, и поймал. Тут же распрямился и спланировал обратно на дерево.
— Пойдем же, на нас смотрит Охрана, — прошептала Ник.
По бетонному основанию Башни ходил вооруженный стражник. Охранник низшего класса, рядовой, — пренебрежительно отметил Глор. Однако он рассматривал господ монтажников, нисколько не скрываясь. Провожал подозрительным взглядом, пока они шли к своей машине. С чего бы господа монтажники высшего класса стали разглядывать лаби-лаби?
Охранник был из молодых. Надеялся продвинуться по службе.
— Пошел за нами, — меланхолически отметила Ник.
Охранник действительно спрыгнул в траву. Тщедушный, в розовом комбинезоне рядового, он ковылял следом, придерживая на груди распылитель.
— А, пускай его! — сказал Глор.
По краю транспортной площадки тесно стояли машины. Поблескивали разноцветные кузова. Пахло амортизационной жидкостью и озоном. Между деревьями, навстречу Солнцу, уходила дорога. На станцию спускался, тормозя, общественный гравилет. Господа монтажники солидно и неторопливо подошли к своей новенькой машине.
  
Охранник
 
Овальная кабина была прозрачна изнутри, а снаружи казалась матовой. Она раскрылась, как лепестки кувшинки, едва Глор прикоснулся к ней браслетом. Обнаружились четыре мягких сиденья, между ними — низкий столик. Клавиатура управления — под ветровым стеклом. Двигатель скрыт под брюхом кабины, между основаниями ног. А сами ноги — гидравлические, прозрачные. Золотистая жидкость, приводящая их в движение, красиво переливается на ходу. «Исключительно мягкий ход. Препятствий для машины не существует, шесть ног преодолевают любое бездорожье. Испытана в ядовитых болотах Тауринжи. Приобретя наш вездеход, вы сможете совершить незабываемое путешествие…» — утверждала реклама и не лгала.
— Садись, госпожа Ник… Зря мы на него польстились, вот что… Дорого.
Начинался обычный разговор. Каждый раз, усаживаясь в машину, Глор заводил такое нытье.
— Восемьдесят одна очередь — совсем не дорого, — привычно ответила Ник. — Я бы отдала вдвое за такую прелесть…
— Восемьдесят одна очередь, конечно, нас не разорит… Однако тут девятка, там девятка… Набегает, — лениво ныл господин монтажник.
Не закончив тираду, он передернул плечами и на всякий случай посмотрел, что делает охранник.
Охранник все еще ковылял по траве следом. Молчаливо, упорно, глядя на господ ненавидящими глазами. Господа неуверенно переглянулись, сели по местам. Лепестки кабины захлопнулись над их головами. Сразу стало прохладно. Кабина поползла вверх — из посадочного положения в рабочее, а Ник проговорила упавшим голосом:
— Знаешь, я не могу…
— Я тоже не могу, — сейчас же ответил Глор. — Но Учитель приказал нам быть как все.
— Как все! «Дорого, накладно, восемьдесят одна очередь», — передразнила Ник нарочито-гнусавым голосом. — Вот уж гадость…
— Что ж поделаешь? Если мы не будем вести себя как прежде, мы навлечем на себя подозрения и недовольство, — рассудительно сказал Глор.
— Все равно не могу. — Она ткнула рукой в стекло обтекателя. — Смотри! Неужели ты гаркнешь на эту пигалицу: «Пшел вон, хам! Мы будем говорить с офицером Охраны, не с тобой, рядовым»?
Охранник неуклюже карабкался на высокий борт площадки. Глору вдруг стало тошно. Он выпрямился, провел руками по щекам и пробормотал:
— Твоя правда. Мы не прежние.
— Да, да…
— Мы больше тамошние, чем здешние…
— Да, — сказала Машка и, вспомнив что-то, взяла его за руку.
Балоги никогда не брали друг друга за руку. Здесь это было неприличней, чем на Земле взять человека за горло. Да, в главном они были земными больше, чем здешними, хотя и произнести не могли слова «Земля». «Добром это не кончится», — подумал Глор. Осторожно освободил руку, открыл колпак. Охранник уже стоял у машины. Неприязненно прощелкал:
— Прошу господ подождать! Я вызову командира!
Глор ответил ему как равному:
— Плавного Пути, господин рядовой… Вам, наверно, нужны номера? Будьте любезны, вот перчатка, браслет — прошу.
Охранник быстро, кособоко присел — то ли от изумления, то ли в знак приветствия. Рот его приоткрылся. Точь-в-точь первоклашка, которому завуч сказал: «Здравствуйте, Петр Иваныч!» Он присел еще раз и, не разгибая колен, стал пятиться. Глор сунул перчатку к его глазам. Рядовой потрогал номер грязным когтем и нелепо захихикал.
— Нам можно ехать? — доверительно спросил Глор. — Позвольте угостить вас жвачкой… — и выудил из кармана — на стенке кабины — палочку дорогой жвачки, пол-очереди за коробку.
Охранник в третий раз присел. Палочку он зажал в ладони.
— Безветренной дороги, господа монтажники! — пискнул он.
— Безветренной дороги, господин охранник…
Кабина захлопнулась. Шестиног проскочил мимо маршрутного гравилета. Белые лица пассажиров, смутно видные под пыльным стеклом кабины, повернулись как по команде. Господа монтажники сидели молча, привычно надувшись от гордости. Шестиног выбежал на дорогу. А там присел к земле и наддал. Ох, и наддал! От скорости ноги стали невидимыми, вокруг колпака зашелестел и загрохотал воздух. Свистящее эхо отлетало от встречных машин и от деревьев. На что уж придорожные деревья привыкли к скоростному движению, но даже они вздрагивали, когда «Скиталец», свистя, пролетал мимо.