Обсидиановый нож (сборник произведений)
Это была тоска, свойственная всем разумным существам, — по ясности, простоте, осязаемости. Глор знал, что Севка перед самым перемещением заглянул к Елене Васильевне и увидел, как она закрыла книжку. Это простое знание — что мать здесь, рядом, и она спокойно спит, и в мире все спокойно, — позволило Севке храбро подойти к Белому Винту. Он сумел прикоснуться к инвертору пространства, потому что мать была рядом. Здесь же маленькие балоги не видели своих матерей, пока не становились взрослыми. Глор познакомился с госпожой Тавик, будучи уже старшим кадетом Космического Корпуса, причем не в этой своей жизни, а в прошлой. Он знал это, но не помнил — память о прошлых жизнях не сохраняется. Только Бессмертные, то есть балоги, Мыслящие которых переходят прямо из тела в тело, помнят прошлые жизни. Это особая привилегия: и Бессмертие, и Память. А Глор ничего не помнил о своей прошлой жизни. Даже о том, что его прошлое тело, как и теперешнее было космическим специалистом. Он узнал об этом случайно от господина Бахра, Бессмертного, который сотню лет назад был воспитателем в Космическом имени Сына Бури Корпусе и присутствовал при свидании кадета Глора, сына Тавик, с матерью. Глор не тосковал о ней, и Севкины чувства казались ему нелепыми, но внушали смутное уважение. Глор нуждался в бескорыстной любви сильнее других балогов высших каст. «Наверное, Ник похожа на меня, — подумал Глор. — Поэтому мы так дружны».
Странные мысли, странная тоска…
«Поразительно, в каком ничтожном мире мы выросли», — сказала Ник.
Сегодня утром этот мир был устроен идеально. «Ну и болваны здесь живут, — подумал Севка. — Совершенно взрослые люди обязаны являться домой за час до начала работы! Нипочем я не стал бы жить в таком гнусном обществе. А куда бы ты делся?!» — подумал он, поднимаясь. Надо было заказывать ужин, прежде чем кухня поднимет тревогу.
Он опоздал. Из стены послышался голос: «Центральная кухня — господам монтажникам, 23-ЮГ-7-17, помещение 9! Угодно господам заказать ужин?»
Неск уже пристроился у кухонного лифта, жалобно похныкивал и шевелил хоботком.
— Сейчас, сейчас, маленький объедала, — сказал Глор. — Сейчас мы тебя угостим.
Он погладил неска и удивился: почему шерсть? Должны быть колючки. Машинально доставая из лифта посудины и отделяя Любимцу его порцию, он все пытался сообразить, отчего ему почудились колючки. И только после ужина догадался, что принял зверька за ежа…
«Монтажники высшего и первого, в Монтировочную!» — проговорил динамик. Начиналась смена.
Монтировочная
Эллинг казался пустым. Это была величественная, океанская пустота с редкими островками из металлических площадок и кабин, осветительных панелей, ячеек с Мыслящими. Острова покачивались на невидимых волнах «гравитора» — генератора нулевого тяготения. Высоко вверху, у крыши Монтировочной, под колпаком носового обтекателя корабля, висел блестящий корпус «капитан-автомата» — автоматического устройства, заменяющего пилота, штурмана и бортинженеров. Он монтировался на восьмидесятом ярусе. С площадки двадцать третьего, где стояли Ник и Глор, он казался блестящей маленькой пробочкой, заткнувшей огромную бутыль с полутьмой. Вплоть до пятнадцатого яруса, в километровом трюме, разместится главный груз корабля — ячейки с Мыслящими. У нижней границы трюма светилась другая яркая точка — кабина Второго Диспетчера. Это важное лицо в снежно-белом комбинезоне восседало в круглой, прозрачной, ярко освещенной кабине, как белый болотный паук чирагу-гагу в своем светящемся пузыре. За кабиной Второго мигали крошечные светляки — тысячи автоматов копошились, собирая ГГ — «главный гравитор». Корпус гравитора был похож на улитку из синей пластмассы. Плоская его раковина имела семьдесят метров в диаметре и всего десять в высоту. ГГ перекрывал почти все сечение Монтировочной. Над ним, как штрихи голубого света, перекрещивались ажурные фермы — первый пояс из сотни. На фермах будут смонтированы хранилища Мыслящих. С площадки двадцать третьего яруса Ник и Глор видели все это. Синий глянцевитый диск улитки, тонкие штрихи ферм, пятна света, блуждающие на зеленой керамической броне корабля. Кое-где светились оранжевые точки — офицеры Охраны стерегли ячейки Мыслящих, уже установленные на место. Белые огоньки, летающие в трюме, — лампы монтажников третьего и четвертого класса. Монтажники распоряжались установкой ферм и прокладывали линии связи Расчетчика, невероятно сложную паутину проводов, соединяющую ячейки Мыслящих. Ячеек будет полмиллиарда. Самый большой корабль Пути монтировали Ник и Глор, но теперь это сознание не веселило их сердца, как прежде. Семи таких кораблей достаточно, чтобы заселить Землю целиком, до последнего человека…
Браслеты сжались и зажужжали на руках — пора следовать дальше, на рабочие места. Одинаковым движением они присели, приветствуя корабль, одинаково повернулись и прыгнули в трубу сообщения — вниз, под синюю улитку ГГ. Они летели вперед головами, вытянув руки, в толпе других монтажников. На стенке трубы мелькали цифры — счет ярусов. У пятнадцатого Глор перевернулся в воздухе, его понесло к стене и — хлоп! — он выпрыгнул из трубы на площадку четырнадцатого яруса. Хлоп! — Ник выпрыгнула следом.
Плоское дно ГГ теперь нависло над головами. Оно было утыкано прожекторами. Здесь приходилось освещаться по старинке — не хватало места для осветительных панелей. И все прожекторы светили вниз. В их голубом сиянии, в клубящемся дыме сварки перед людьми предстало сердце корабля, тяговый бортовой реактор — ТБР. Машинища такой же ширины, как ГГ, но раз в пятнадцать выше и раз в сто сложнее. Еще бы! Гравитор запускается только при взлете и посадке — раза четыре за всю жизнь корабля. А ТБР должен действовать непрерывно. От него энергия подается ходовым двигателям, и тому же ГГ, и Расчетчику, и капитану-автомату — всему кораблю. Тяговый реактор рассчитан на годы, столетия, тысячелетия работы. От планеты в начале Пути до планеты в конце Пути и дальше, если понадобится, ибо Путь не кончается никогда.
Вот почему сборкой большого тягового реактора занимались только монтажники высшего класса.
Едва Глор ступил на площадку, как его браслет снова сжал запястье. Запищал голос «дежурного переводчика» — помощника Первого Диспетчера.
— Плавного Пути, — сказал Глор. — Меня вызывает Первый.
— Плавного.
Рукой в толстой лапчатой рабочей перчатке Ник ухватилась за трос и скользнула по нему к автомату сгорания ТБР. А Глор прыгнул в трубу и полетел еще дальше вниз, к нулевому ярусу, под землю. Снова замелькали номера. Девятый — кончился ТБР. Вплоть до четвертого яруса монтируются баки под сжиженные газы — гелий, водород, кислород. Четвертый и ниже — ходовые двигатели. Первый — посадочные опоры, нижняя точка корабля, конец. От нулевого яруса глубоко под землю уходил гравитор Монтировочной. В его поле висели конструкции будущего корабля и сама Башня города.
Отключись поле на секунду — и вся махина рухнет, подумал Глор. Как Старая Башня. Эта неожиданная мысль поразила его. Он как раз спустился в нулевой ярус.
Глор остановился, ухватившись за край грузового туннеля, и заглянул вниз. Днищем Башни служил стометровый диск из упругого, так называемого космического стекла. Сквозь его толщу можно было рассмотреть мембрану гравитора — отполированный до невыносимой яркости лист благородной бронзы. Поверхность стеклянного днища была мутная, исцарапанная, почти матовая. Все же стекло пропускало достаточно света к мембране. Казалось, она вибрирует под стеклом. По ней бродили и сплывались отраженные огни. Временами они начинали кружиться, потом расходились, создавая таинственные узоры. Но Глор хорошо знал, что световая игра происходит от движения огней в нулевом ярусе. Что вибрацию бронзового излучателя так же невозможно заметить глазом, как невозможно проникнуть в подземелье гравитора. Подземелье выдержит взрыв водородной бомбы. В него нельзя пробраться. Единственное узкое отверстие оберегается нарядом Охраны и беспощадным сторожевым автоматом.